Империя, которую мы потеряли. Книга 1 - [76]

05 октября 1908 г.

— Наука ничего не может дать ни нравственности, ни религии.

27 декабря 1908 г.

В 4 часа пошли к Черткову. Там резкая беседа о том, что интеллигенты не приносят пользы народу; что быть студентом — значит быть паразитом и готовиться паразитом остаться и что борьба с правительством, приготовлением к которой они оправдывают нынешнее существование университетов (профессоров и студентов), вредная.

16 марта 1909 г.

— Мужик думает своим умом, а у профессора ничего нет своего, своего ума нет.

23 ноября 1909 г.

— Так и помру с мыслью, что железные дороги вредны. Убить человека! /на днях поезд недалеко от Ясной поляны сбил человека/ Они для того, чтобы приехать поскорее, а спешить некуда. Непосредственные чувства. Вывозят и привозят те же товары. Можно и на лошадях.

16 декабря 1909 г.

Дмитрий Васильевич спросил Л.Н. про Мечникова /академик Мечников/. Л.Н. сказал, что у него кастрировано нравственное чувство. По его мнению, надо только смотреть за состоянием, чтобы микробы не попадали на растения, и тогда все хорошо.

30 апреля 1910 г.

— 99 % того, что в Энциклопедическом словаре, бывает не нужно, так как это выросло из праздной жизни.

01 мая 1910 г.

— Автомобили нашей русской жизни чужды. У иных лаптей нет, а тут автомобили.

23 мая 1910 г.

Был студент Московского университета Жилинский, идет пешком па Кавказ. Зашел за книжками. Л.Н. с ним поговорил. Вечером Л.Н. одобрял его: «Оригинал». И рассказал, что есть такой купец в Ельце, который на лошадях ездит в Москву: «Я не кобель, чтобы по свистку бегать».

Было еще одно «светило русской словесности» — Алексей Максимович Пешков (Горький). У него были претензии к США, и представьте себе, какие. Он возмущался тем, что в США «законники», что там все по закону. То, что происходило в 1905–1907 году, когда на улицах стреляли и рвались бомбы — Пешкова более чем устраивало, и не его одного, видимо.

Вернемся к Толстому. Толстой резко возмущался, что каждый день в его почте были письма, в которых корреспонденты — выражали желание выучиться и просили помочь деньгами. Но возмущение вызывала не просьба, а само желание выучиться. По мнению Л.Н. Толстого, любой, кто получает образование — паразит, сидящий на шее народа. Ни больше, ни меньше. Опять прямая речь Л.Н. Толстого

Ежедневно четыре письма, в год тысячу, получаю о том: “Я хочу учиться”. Из народа уходят учиться, и все народу садятся на шею. Как если бы человек стоял на карачках и на него лезли бы один, два, три, и в дверях стояли бы новые.

Остается понять, что это такое.

В странах, пошедших по пути ускоренного развития — Великобритания, США, Германия, Франция — вы не найдете в среде писателей таких, которые выступают против образования в принципе. Есть национальные романтики, есть историки, есть те кто пропагандирует культуру простого народа, пытаясь заменить ею космополитичную высокую культуру — но не найти тех, кто считает врачей паразитами, сидящими на шее народа. Не найти тех, кто выступает против науки и против прогресса в принципе, если это может улучшить жизнь простого народа. Тут — такие взгляды транслирует не мало кому известный оригинал, а человек, считающийся моральным ориентиром огромной страны. Это что-то глубоко ненормальное, больное, поразившее самую сердцевину тогдашнего общества. Выраженный отказ от любого прогресса, ужас перед прогрессом, проповедь примитивизма, и не только в технике, но и в общественных отношениях.

Становится понятно, что правительство, в лице Витте, Столыпина, Николая II, который был ярым поборником всяких технических новшеств и сам с удовольствием ими пользовался — имели в противниках тех, кто казалось бы, должен был быть союзниками — образованный класс, интеллигенцию. Люди, закончившие университеты, имеющие дипломы — надевали армяк и становились к сохе. Некоторые реально, некоторые — в том, что они проповедовали.

Точно так же, попытка дать конституцию раньше, успех, например, декабристов — ничего бы не изменили в лучшую сторону. Проблема была в другом.

Идею ускоренного развития русская интеллигенция не просто не смогла принять — она в большинстве своем ее решительно отвергла. Причем речь шла не о попытке «не пойти по пути капитализма» как трактовали и сейчас трактуют некоторые марксисты — а о попытке не пойти по пути модернизации как «глубоко чуждом русскому национальному духу и разрушающему его». В какой-то мере они были даже правы — модернизация в итоге уничтожила русскую деревню, как в Африке модернизация уничтожила родо-племенной строй…

Когда осознаешь все это — напрашиваются очень невеселые выводы. Буржуазная революция, как в Великобритании, как во Франции — в России не могла произойти, но не потому, что русская буржуазия была слаба, или было слишком рано, или как считал Макс Вебер — слишком поздно. Она не могла произойти потому, что не было союза агентов перемен, буржуазии, стремящейся конвертировать деньги во власть, и интеллигенции, противостоящей реакционному и закостенелому правительству. В России на каждой исторической развилке — реакционной и закостенелой была интеллигенция, а правительство было как раз прогрессивным. Русская интеллигенция не была агентом перемен, она была рефлектором всех народных страхов, когда правительство на очередном историческом этапе втаскивало страну и народ за шкирку в очередную историческую эпоху с ее все более жесткими требованиями к обществу и индивиду. Интеллигенция, получая образование, не чувствовала себя выше народа и потому обязанной передать народу полученное знание, в ней не было цивилизаторского порыва европейских и англо-саксонских образованных классов. Наоборот, интеллигенты рефлектировали и многократно усиливали все страхи народа относительно модернизации. Современные примеры такого поведения очень мрачны — это убивавшие учителей афганские моджахеды, Аль-Каида, Исламское государство, нигерийская Боко Харам (книга грех), выступающая за отказ от любой системы образования, кроме религиозной. В этом страшном ряду — как, оказывается, стоит и Лев Николаевич Толстой.