Империя. Цинхай - [186]

Задыхаясь от сдерживаемых эмоций, Дами положила руку на живот. Господи, кто этот человек перед ней? Заботливый и любящий муж. Убийца собственного сына. Да, но какого сына! Благородство или жестокость побеждает в Энди? Какой он настоящий? Как мало она о нём, оказывается, знала. Неужели он не пощадит в случае необходимости и их будущего ребёнка? Неужели и её, Дами, не спасёт беременность или то, что она мать его сына или дочери, если он посчитает её жизнь необходимой платой за какие-то высшие ценности?

— К-кто… кто-нибудь ещё знает, что это сделал ты? — едва прошептала Дами.

— Уоллес и Марк. Больше ни одна душа. Джаспер должен был ехать в горы с Джессикой, но я велел Марку незаметно вытащить у неё телефон и запереть где-нибудь. Я не хотел лишних пострадавших. Зная Джаспера, не приходилось сомневаться, что он не прождёт никого дольше десяти минут. Так и вышло, он рванул из гаража, психанув на невесту, не вышедшую вовремя. Джессика не дура, она поняла, что кто-то подстроил всё, ну, а Марк, по итогам, понял, конечно, что подразумевал мой приказ. Я знаю это, вижу в его глазах, хотя мальчишка ни слова никогда не говорил о случившемся, не пытался обсуждать со мной те распоряжения. — Плечи Энди напряженно застыли. — Теперь знаешь и ты, Дами, но я не знаю, зря рассказал это или нет тебе…

— Господи, боже… боже… — повторяя одно и то же, помотала головой Дами, дрожащими пальцами тронув виски, лоб, щёку, закинув за ухо упавшую прядь волос.

— Если ты не сможешь примириться с осознанием этого, я тебя пойму, — обреченно кивнул Энди и направился к двери. — Я буду ночевать в синей спальне. Догадываюсь, как неприятно, должно быть, сейчас меня видеть.

Энди Лау ушёл, оставив раскрытую загадку, разоблаченное преступление, но сам став куда таинственней. Дами просидела около часа в кресле, пытаясь разобраться в чувствах, пытаясь обвинять или оправдывать мужа. Её то леденил ужас от его поступка, то ударяло восхищение. В Энди обнаружилась не меньшая твердость, чем в Джиёне, та твёрдость, которой она сама хотела бы научиться, только в этом мужчине она не просто скрывалась, но пряталась под обманчивым обликом вызывающего доверие мудрого китайца, сложенного из сплошных достоинств. Вот уж верно, человек вторых ролей, серый кардинал, брат называл таких людей по-японски, «куромаку», людьми за чёрной ширмой, те, которые правят, но так незаметно, что будто бы и не в их руках руль. Дами вспомнила нежелание Марка отвечать на её вопросы о муже, когда она только вышла замуж. Как юноша нехотя сказал ей, что Энди и его сын были разными, в характере и привычках. Марк знал о подстроенном убийстве и молчал, знал, и продолжал уважать Энди, хранить ему верность, это не отпугнуло синеозёрного. Должно ли отпугнуть жену господина Лау?

Полночи Дами промаялась в супружеской спальне, беспокоясь за себя и ребёнка, но постепенно пришла к мысли, что подставится под удар, если отдалится от мужа. Энди уважает преданность, проповедует справедливость. Ничего не случится, если следовать за ним, его принципам. Ни в коем случае нельзя разоблачить любовной связи с Джином! Как Энди поступит с порочной женщиной, она уже догадывалась. И снова Дами вспомнила свои упрёки любовнику, о том, что он трус, слабак, терпел интимную связь возлюбленной с другим, в то время как Энди не стал бы. Оказалось правдой, что Энди не терпит многое, и решает проблемы радикально. Да, он жесток, но и умён. Он опасен, но и благороден. Он тот мужчина, за чьим плечом приятно стоять, понимая, что это плечо — непробиваемый щит. Мягкость, которая иногда завязала на зубах сестры Джиёна, рассыпалась, Энди предстал совсем другим, волевым, несгибаемым и устрашающим. От этого страха, через дрожь, появлялось возбуждение, страсть. Страх и страсть — не рядом ли они часто бродят? Мужчина, которому необходимо подчиняться, куда сексуальнее мужчины, которого легко подчинить. Пусть это и хождение по острию ножа.

Дами поднялась с кровати, накинула халат, подвязав его не туго, чтобы не стеснить ни в коем случае дитя в животе, и вышла из спальни. Марк и Джексон, как обычно ничего не спрашивая, тронулись за ней. Девушка дошла до синей спальни, которую охраняло четверо синеозёрных. Поклонившись ей, они расступились. Госпожа Лау приоткрыла дверь и скользнула внутрь. Энди, тоже уже в халате, сидел за столом, над которым горела неяркая лампа, и тихим, но не терпящим возражений тоном, потирая краснеющие, засыпающие веки, отдавал какие-то распоряжения. Он обернулся на звук и, увидев Дами, в три фразы закончил звонок. Жена подошла к нему и, обвив шею, с чувством прижалась щекой к щеке. Её губы оказались у самого уха Энди:

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— Дами… — взял он её руки в свои и, притянув за них на свои колени, поцеловал молодую супругу в уста. — Я тоже люблю тебя, моя прекрасная… Никогда никого так не любил. Ты всё для меня, драгоценная, всё!

Обнимая друг друга, они посидели молча, после чего Энди спросил:

— Значит, ты простила моё преступление?

— Не мне тебя прощать, любимый муж. Ты старше и умнее — тебе лучше знать, как устроена эта жизнь, и кто чего заслужил. Я же думаю, что ты заслуживаешь только любви, других чувств у меня к тебе нет и быть не может.