Империя. Цинхай - [185]

— Даже если была какая-то встреча в Макао, Энди, ну как это влияет на нынешний день? Это было полгода назад, в тысячах километров отсюда!

— Да есть кое-какие неприятности у Чана, вернее, у Эдисона, — главарь синеозёрных мотнул головой, как бы показывая, что не хочет углубляться: — в Сеуле сорвались далеко идущие планы… — «В Сеуле?! — ахнула в мыслях Дами, едва не округлив глаза. — Как узнать, что там произошло? С Хосоком? Ещё кем-то? Что были за планы?!». — А кому ещё приписать все напасти, как не золотым? Знаешь, — Энди хохотнул с какой-то двоякой иронией, напоминающей вдумчивость и серьёзное заявление, — уже от одного противопоставления шизофрении Чана мне начинают нравиться эти мифические ребята с немифическим, а вполне реальным существованием. Давным-давно, когда мы с Чаном вдвоём шли рука об руку, занимались рэкетом, нанимали людей, наращивали власть, боролись за неё, я мыслил совсем не так, как сейчас. Я был молод и глуп, хотел денег, денег, денег… И вот у меня полно этих денег, и всего полно, только чем дальше, тем меньше мне всё это нужно. Я задолбался от дел своей юности, я хотел мира и покоя, и ради них пошёл на сближение с Джиёном, приобрёл, прости за грубость, у него тебя. Не ради продолжения наращивания власти! Нет! А чтобы поставить точку. Но я не думал, что обрету какое-то счастье для себя в этом, пока не понял летом, что моя жизнь приобрела радость и смысл благодаря тебе, — Энди приобнял Дами и привлёк к себе, — я уже совсем отчаивался. И теперь я будто прозревший. Чан думает, что это он сила Западного Китая? Я напомню ему, что Западный Китай состоит из двух сил, и цинхайская не меньше, чем его. Все считали меня человеком вторых ролей, второго плана, но лишь потому, что я снижал активность, а Чан увеличивал. Я затихал, а он заявлял о себе тут и там. Но потенциал был одинаков. Если он порвал со мной, значит, потерял больше трети финансовых возможностей. Как он продолжит торговать с Восточным Китаем, минуя меня? Слабые потоки через Ганьсу… Или в Тибет сунется? — засмеялся Энди. — Я бы посмотрел, как он будет договариваться с Утёсом о грузоперевозках. Дипломатом пошлёт Николаса? Один раз его спасло чудо в горах, второй раз вряд ли обойдётся.

— Дорогой муж, — девушка приникла щекой к его груди, — с тобой ведь ничего не случится? Мне не нравится всё это.

— С чего бы со мной что-то случилось? Кому сюда пробраться?

— Но ведь на Хангёна покушались, и даже на Николь, прямо в этом доме!

— Кстати, Чан уверен, что это моих рук дело. То есть, твоих, а я тебе в этом способствую.

— Да как я могла бы подобное организовать?! — посмотрела в глаза Энди Дами. — Это смешно!

— Согласен, но для Чана достаточно того, что до твоего появления в Цинхае ничего плохо не случалось. Значит, вирус проник с тобой, понимаешь логику? Ему и в голову не приходит, что для тех, кто давно, возможно, таился, ты прекрасный отвлекающий манёвр, и все эти события — намеренное вбивание клина между мною и Чаном. Но это понимаю я, это я мыслю шире, а ему ум за разум зашёл…

— Энди, прости, если затрону болезненную тему, но… — немного отстранившись и смущаясь задевать отцовские чувства, Дами всё-таки не выдерживала того груза обвинений, какой клали на её плечи. Пусть придётся сунуться в рану и просыпать на неё соль, но лучше так, чем ходить в подозреваемых. Энди с вниманием прислушался. — Почему все, и ты в том числе, считают только те покушения, которые произошли при мне? А как же Джаспер и его товарищ до этого? Меня здесь и близко не было. Может, я что-то не понимаю или наслушалась сплетен, но каждый второй человек здесь уверен, что он не случайно разбился в горах, а был убит, а его друга тоже прикончили на год раньше. Все говорят, что гибель была подозрительной, почему ты не напомнил об этом Чану, чтобы показать, что не я принесла беду?

Энди печально опустил брови, как и ожидалось. Как ещё отец мог вспоминать покойного единственного сына, если не с болью в сердце? Он не стал ругать Дами за то, что она коснулась этой темы, не отчитал её за вмешательство в прежнюю жизнь, в личную драму. Господин Лау вытянул губы в тонкую линию и, помолчав, сказал:

— Я не напомнил ему об этом, потому что до твоего появления, действительно, я всегда знал досконально, что происходит на моей территории, и кто за чем стоит. — Голос Энди стал ровным, как сталь закаленного клинка. — И потому что это я убил своего сына. — Дами вздрогнула, ощутив леденящий ужас и не выдерживая взгляда мужа. — Это я убил Джаспера, Дами. Это я приказал Уоллесу сделать машину Джаспера неисправной перед тем, как он поехал кататься в горах.

— Но… но… — Сестра Дракона отступила и, задом, упала в кресло, с которого недавно поднялась. Ей казалось, что существует два монстра: её брат и Дзи-си. Сейчас она узнала о третьем. — Как же… за что?! За власть, как Дзи-си?

— Нет. Я увидел, какая тварь выросла у меня под носом. Я упустил сына, и он превратился в бездушную падаль, которой должна была достаться однажды власть над Цинхаем. Много лет я пытался закрывать глаза, прощать ему всё… но его преступления переходили границы, он вёл себя безобразно даже под этой крышей. Я отправлял его в лечебный центр, где его лечили от наркозависимости, через три-четыре месяца он возвращался и брался за старое. Я закрывал его счета, но его приятели по интересам всегда находили средства. Я подсылал к нему специально обученных путан, чтобы они как-то повлияли на него, привязали к себе и образумили, но одну из них он «случайно» прикончил с друзьями в пьяном угаре. Опасность была в том, что такой нелюдь как он находил поддержку, сторонников. У него всегда было полно друзей, собутыльников, и я понимал, что дальше будет только хуже. Если соберётся кружок побольше, они разнесут весь Цинхай. Я избавился от его лучшего друга, думал, без дурного влияния что-то изменится. Второй дружок догадался, наверное, интуитивно, что стоит на очереди в могилу, сбежал куда-то, исчез. И тогда я окончательно понял, что дурное влияние только и идёт, что от Джаспера. Я представил, что будет, если меня вдруг не станет… кто найдёт на него управу? Сколько людей от него пострадает? — Энди отвернулся в сторону, закончив: — Я пожертвовал самым дорогим, что у меня тогда было. Ради справедливости и мира.