Ильф и Петров - [8]

Кстати говоря, не знаю, как Петрова, тоже сотрудника МУРа и человека с хорошими прогностическими способностями, но Ильфа, по записям современников, очень интересовали пертурбации в этом ведомстве. Он первым сказал: «Ягода сошла», имея в виду, что Ягóда, по всей вероятности, кончен. Он первым почувствовал, что наступает время террора. Он первым сказал, что подхлимаж больше не нужен. Это он сказал: «Сейчас подхалимов отлучают от зада, как младенцев от груди». И это верно. Подхлимаж больше не срабатывал. Уже нужно было только истребление. Именно Ильфу принадлежит гениальная фраза: «Страна непуганых идиотов – самое время пугнуть». Конечно, он не мог обходиться без контекста русской классики. И к какой книге он здесь реминисцирует? Конечно, известной. [Пауза] Вот вам и доказательство, что контекст ушел. Это дебютная книга Пришвина «В краю непуганых птиц».

Так вот интересно здесь то, что Бендер мог бы стать классово своим следователем. Он мог бы потянуть из «бывших». Он, конечно, не может переделаться в управдомы, но стать отважным чекистом Бендер может: у него прекрасные связи с этим миром, кроме того, он переродился, Бендер же всегда становится на победившую сторону. Конечно, у него есть стилистическиерасхождения с Советской властью. «Она хочет строить социализм, а я не хочу». Но ведь, простите, следователи и не занимаются тем, что строят социализм. Они продолжают бороться все с теми же «бывшими». А как от строителей от них никакого проку.

Бендер мог превратиться в положительного мента или в положительного чекиста. Самое поразительное, что такой образ у нас в культуре тоже есть. И, конечно, вы его легко угадаете. Я же говорю: свято место пусто не бывает. Обратите внимание, что образ этот нащупан опять соавторами. И опять двумя. Потому что когда пишут двое, они в диалоге разгоняют свой ум до предела. Конечно, появляется Глеб Жеглов. Я не хочу сказать, что Вайнеры – это такая же талантливая пара, как Ильф и Петров. Боже упаси, Царство им Небесное. Но они очень точно нащупали ту нишу обаятельного мента, которая сменила нишу Бендера. Что мог делать Бендер в 1945 году? Он мог разоблачать банду «Черная кошка». А почему? А потому что он прекрасно знает преступный мир и вместе с тем он благородней «Черной кошки».

И, разумеется, в этом романе соблюдается главное требование донкихотских историй: при Дон Кихоте, при главном герое, при обаятельном мерзавце должна быть свита и, главное, при нем должен быть идиот. И этот идиот там есть. Это Шарапов, который, в сущности, тот же Балаганов. «Ну и рожа у тебя, Шарапов!» – это тот самый стиль, в котором Бендер общается с Балагановым.

То есть третий роман трилогии о Бендере, как вариант – это или «Мастер и Маргарита», или «Эра милосердия». И, кстати, обратите внимание, что в их экранизациях очень сходную роль играл один и тот же маленький, хромой, трагический, комический, замечательный артист – Зиновий Гердт. Михаил Мизайлович Бомзе сопутствует здесь Жеглову точно так же, как Паниковский Бендеру. Помните, Паниковский все время просит его пожалеть? И Бомзе в фильме и в романе, что очень важно, произносит: «Будет ли когда-нибудь эра милосердия?», отчасти повторяя мечту бабелевского Гедали об интернационале добрых людей.

Но есть и третья возможность, самая неожиданная и самая блестящая. Бендер по природе своей медиатор. Бендер – обоюдная фигура. Он очень хочет за границу. И он может побывать за границей, оставаясь при этом нашим. Бендер – это идеальный разведчик. И в этом смысле последняя реинкарнация Бендера – это… Штирлиц. (смех в зале). Абсолютно точно! (аплодисменты) Я объясню сейчас почему. Я пришел к этой мысли не просто так. Меня к ней подвел Андрей Шемякин, один из самых концептуальных российских кинокритиков, человек, который не столько умеет давать гениальные ответы, сколько умеет ставить правильные вопросы. Вот он когда-то меня и Евгения Марголита, двух своих коллег, поставил перед вопросом: два фильма породили две волны анекдотов – «Чапаев» и «Штирлиц». Особенность анекдотов о Штирлице (и, кстати, многих о Чапаеве) в том, что все они строятся на языковом юморе, на каламбурах. Почему это так? Ведь в романе этого нет.

И действительно, хоть я люблю Юлиана Семенова, он интересный писатель, но не будем отказывать себе в удовольствии пошпынять даже хорошего писателя. Я вынужден признать, что писал он плоско. Это не значит, что писал он плохо. У него есть прекрасные городские повести. Мы знаем, что он был очаровательный человек, мы все его видели в «Солярисе», помните, когда комиссия Бертона слушает, появляется такой мрачный толстяк? При этом боксер. Кстати, именно он выведен как Базиль у Трифонова в рассказе «Победитель». Он оставил большой след в культуре. Но писал он плоско, ничего не поделаешь.

А Штирлиц – это герой, за которого говорит голос Копеляна. И в голосе Копеляна, на самом деле, дело не в словах. Дело в хрипловатой доверительной интонации, с которой человек тепло думает о своей далекой родине, думает о ней так тепло именно потому, что она от него очень далеко. (смех в зале) Если она рядом – совсем другое дело, другой коленкор. Вы же помните, конечно, эти анекдоты, которые (вот теперь я наконец нашел ответ, Марголит свой ответ нашел раньше, он написал, что «Чапаев» строится по принципу анекдота: все эпизоды фильма – это анекдоты, правда, анекдоты иногда трагические, иногда серьезные, но он строится как цепочка замечательных гэгов), а вот почему роман Семенова и фильм породили такое количество языковых анекдотов – ребята, это произошло потому, что это попытка пересказать историю Штирлица языком Ильфа и Петрова. И все эти анекдоты построены по правилам Ильфа и Петрова.