Икона - [18]
Поэтому грозная диктатура/инквизиция была – в историческом масштабе – «ГУЛАГом на курьих ножках». И курьи ножки этой эрзац-религии все равно обязаны были подломиться. По большому счету историческая случайность, что их сломал (сам того, естественно, не думая, не желая) Хрущев».
… Весьма достойное объяснение эпохи царствования слепородов…
Из племени слепородов многие из живших и ныне живущих; и среди них Вера Карандеева. На ней Бог открывает нам запечатанные очи, дарует слепородам прозрение.
Так говорил в январе на проповеди отец Иона, со слезами радости и благодарности служа Божественную Литургию и крестя в купели бывших чекалинских слепородов.
Накануне знакомый священник рассказал ему удивительную историю. В начале недели, мол, вторая вечерняя служба, которую проводил владыка Иаков, затянулась за полночь; пришла, мол, при последних возгласах, некая старушка, Евфросиния Терпигорева, взволнованная и будто горящая вся, как свеча. Подошла под благословение к владыке и рассказала, что, мол, кощунница молодая окаменела. Владыка Иаков, священник этот, бабушка и ещё человек шесть-семь верующих собрались за нею. У дома милиция посты держала, но видят – люди церковные, вдруг помогут, и по приказу капитана Мозжорина пропустили.
– Заходим, отец Иона, а посреди комнаты стоит словно статуя каменная. И все складки одежды каменные, и глаза каменные, и губы! Прости меня, Господи, но я взял, да и постучал по руке пальцем. И стук раздался, как по настоящему камню! Хотели икону взять – не вышло.
– А владыка что? – затаил дыхание отец Иона.
– У владыки тоже ничего не вышло, – посетовал священник. – Перекрестились мы, и всё. А наутро народу вокруг дома – того больше! И уж не пускали никого.
Радовался отец Иона великому чуду Божьему, окрылённый стал, дивясь, что в такое богоборческое время Бог явил Себя безбожникам – да так, что и сомневаться в Его существовании смешно.
А в конце января во время вечерни появился в церкви некто, снял шапку с головы, прослушал хвалу Богу, а когда народ растворился в зимней пороше, розовея счастливыми лицами, подошёл к батюшке, снявшему облачение и оставшемуся в чёрной рясе, и, щурясь на манер киношного чекиста, молвил своё официальное слово:
– Что, отец Иона, завтра тоже служишь?
– А как же, Рэм Кузьмич, – кротко отвечал иерей. – С утра литургия.
– Крестить опять будешь?
– Ну, как не крестить? Приходят же страждущие, просят к Богу нашему Иисусу Христу присоединить.
– Присоединяешь, значит?
– Обязательно, Рэм Кузьмич. Деваться некуда: хотят ведь люди. Отказать права не имею.
– И много прут?
– Так человек до тридцати бывает.
– Хорошо это, думаешь, тебе?
– Богу хорошо, – смиренно отвечал отец Иона. – А что Богу хорошо – то и мне хорошо.
Уполномоченный по делам религии оглядел стены, расписанные сценами из Священной Истории, украшенные тяжёлыми старинными иконами.
– Новописанные-то есть? – спросил он, прохаживаясь и приглядываясь к образа́м.
– Кто ж ныне пишет? И где? – горько проговорил отец Иона. – Порушили всё, позакрывали, позабирали, мастеров-иконописцев поубивали… Что уцелело от варварства – то и чтим. Прошлым достоянием спасаемся.
– Вот именно – прошлым, – ухватился уполномоченный Хотяшев. – Что ж вы все одним прошлым живёте и народ советский за собою тянете? На дворе-то двадцатый век, социализм. Скоро коммунизм построим, где от каждого по способностям, каждому по потребностям. А коммунизм – это общество самое лучшее из лучших, самое благородное из благородных, какое может создать человек.
– Правда? – улыбнулся отец Иона.
– Вы сомневаетесь? Что ещё лучше может быть: «Всё во имя человека, для блага человека»? При коммунизме слово Человек будет звучать небывало гордо, потому что он строится народом и во имя счастья народа! Никита Сергеич, между прочим, знаете, что про коммунизм говорил?
– Что же?
Рэм Кузьмич вытащил записную книжку, полистал странички, нашёл нужное место, прочитал:
– «Поколение коммунизма надо формировать с детских лет, беречь и закалять его в юности, внимательно следить за тем, чтобы у нас не было моральных калек – жертв неправильного воспитания и дурного примера. Если молодые посадки плодовых деревьев в той или иной степени повреждены, то сколько труда нужно затратить, чтобы их выходить и выровнять. Коммунизм облагораживает человека. Коммунизм – это высший расцвет человечества и человеческой личности». Лучше сказать нельзя. Вы так не считаете?
– Вы правы, не считаю, – признался отец Иона.
– Ох, батюшка, батюшка, отец ты наш родной Иона… – вздохнул нарочито сожалеющее Рэм Кузьмич. – Что вы-то, попы, станете делать в эпоху коммунизма, а? Перед кем людей смирять?
– Перед Богом, – кротко ответствовал отец Иона. – Всегда смиряемся и учим смиряться перед Богом. А смирение человека пред человеком – это следствие, а не цель.
Хотяшов искусственно откашлялся, спрятал в карман записную книжку. Смешок издал.
– Хорошо подковался в семинариях ваших, не придраться.
– Да одна семинария и осталась, всё ж позакрывали, – заметил отец Иона.
– Вам и одной много, – огрызнулся Хотяшев и широко улыбнулся. – Скоро всех вас изведут, к полезному для общества делу приставят. Будете с нами коммунизм строить. Как говорится, Илиодор Карпович – так ведь вас официально кличут, по документам? – как говорится, не знаете – научим, не хотите – заставим. И всё.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.
…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».