Иероглиф - [90]
То, что было заложено в Банке Гонконга, взорвалось, не повредив бетонной оболочки. Жаль, что деды да и сам Рома так буквально восприняли сведения о заложенной взрывчатке. Надо было не с собаками бегать, а думать головой.
Место доллара на мировых биржах занял юань.
В это недоброе утро Роме позвонила мать и сказала, что час назад внезапно скончался отец Ромы.
– Как это случилось, ма?
– Сама не понимаю. Он проснулся рано. Побрился. Послушал радио. Услышал что-то. Сказал «еб». Потом схватился за сердце, сел на свой диван и умер. Ничем не болел. Никогда не ходил к доктору.
Рома снял с себя невесомую ногу Юлии.
– Куда ты? – немедленно спросила она.
– К родителям. Мой отец умер.
– Я с тобой.
– Не вздумай. Тебя и так еле откачали.
Менее чем через пять минут он оказался у родительского дома.
Мать сидела на кухне, обхватив голову руками. Надо было сесть с нею рядом и много часов слушать ее рассказы о детстве, о юности, о службе в Средней Азии, о чурках, которые срали в сено, а потом коровы болели глистами… Рома понимал, что слушать это неизбежно. Иначе ей будет очень плохо. Жизнь прошла и кончилась. Рома налил матери водки и сказал: «Пей!» Потом вызвал врача и агента.
Агент приехал быстро. Составил договор. Увидев, что у Ромы рубли – обрадовался:
– Сегодня ваш заказ уже пятый. Все внезапные смерти. И все норовят расплатиться долларами. А их не принимают в обменниках.
Когда отца увезли, мать стянула с его дивана постельное белье и подняла крышку. Рома увидел, что весь диван набит пачками долларов.
– Откуда у тебя керенки в таком количестве? – спросил Рома.
Мать потупилась:
– Это твоего отца. Прохор Ильич семь лет с дивана не вставал, стерег деньги.
– Ма-а-ма! Какие семь лет!!! Мы всегда были бедные. Еле сводили концы с концами. Папа грузил вагоны, а я после школы мыл стекла у машин. Ма-ама!!! У нас Аннушка не ходит, потому что не было денег на ее лечение. Если бы были деньги, сестру можно было бы вылечить за границей. Диагноз ей правильный поставить. Можно было…
Рома охрип.
– Ромочка! Папа боялся, что узнают про деньги. Он не вставал с дивана. Все время ждал, что его придут арестовывать.
– Откуда деньги, мам? Вернее так: откуда бывшие деньги? Сегодня это просто бумага.
– Ромочка, ты только никому не говори. Папа давно продал партию оружия. Он хотел эти деньги тебе отдать, когда подрастешь, станешь мудрым. Он тебе записку оставил, Ромочка. На всякий случай, сейчас ее найду.
Мать побежала в другую комнату. Стала шумно открывать ящики полированной «хельги», которую родители купили еще до Роминого рождения.
Наконец мать пришла и положила перед сыном тетрадный листочек. На нем почерком отца была выведена дата 12 октября 1997 года и лаконичный текст: «Рома, не просри деньги».
– Это все, мам? Все его завещание? А про родину, мама, он мне ничего не написал, отправляя в военное училище на край земли русской?
– Ромочка, он хотел как лучше. Он считал, что ты узнаешь жизнь, тебя там плохому не научат. А когда вернешься, поумнеешь и денежками распорядишься…
Аннушка в углу тихо плакала.
– Еще, Рома, папа тебе хотел сказать, чтобы ты сестру не оставлял бы в несчастии. Это теперь твой долг.
– Мой? Долг? А у вас какие-нибудь долги перед нами были? Нет, даже не перед нами, а перед собой? Ну, ладно, мам, он идиот, но ты-то, ты же женщина, ты должна была чувствовать, что так нельзя было жить. Чем же он тебя так задавил? Теперь-то я понимаю, почему он меня отправил в Задурийск, он просто боялся, что я случайно залезу в диван и найду это бабло. Так ведь?
Мать молчала.
– Будьте вы прокляты! – сказал Рома. – Хуже вас нет.
– Ромочка! Не сердись, возьми денежки. Может, где-нибудь поменяешь.
– Не возьму, мам. Они грязные. И никому не нужные. Боюсь их брать. Зараза к пальцам пристанет.
– Ромочка, ты не прав. Эти деньги Аннушка уже собой оплатила, ножками своими неходячими…
– Мама, еще слово, и я за себя не ручаюсь.
Рома выскочил из дома в бешенстве. В машине достал пачку сигарет, к которым обычно даже не прикасался, и закурил. В мозгу стучало только одно: напиться и забыться. Жить не хотелось. Вот такая была история, которой не поделишься ни с кем. Если бы ее можно было выложить в словах, стало бы легче, но от безумия услышанного только тупая боль отдавала в виски. Это и была та самая глобальная философия старшего поколения, которую оно всемерно скрывало от молодежи, как великую тайну бытия, этой тайной предыдущее поколение приминало последующее, заставляя идти тем же путем, не сворачивая с колеи. «Твой долг!» Эк вы меня долгами-то нагрузили своими, чтобы не дай Бог не взлетел, чтобы полз по грязи, головы не поднимая, как вы сами и те, кто были перед вами, и все, все, все… по Библии.
Через день отпустило. Да хрен бы с вами. Не было денег и вовсе не стало. Умные люди говорят, так было много раз.
«Протестировали меня на критическом режиме, – сказал себе Роман. – Система показала свою жизнеспособность».
Заехал к Юлии. Поел на кухне борща, который сварила мать Юлии. Хорошо, что не фондю.
– Поеду. Отца хоронить. Женщины там одни. Мать и сестра.
– Может, мы с тобой, а, Рома? – Мать Юлии уже была одета в черное и выглядела совершенно по-человечески. Тетка как тетка.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.