Иегуда Галеви – об изгнании и о себе - [51]

и где начиналась наша история.

Иду я в Твои

Города и селенья,

Иду я Твои

Исполнять повеленья;

Бродяга, робея,

Скиталец судьбою,

Приближусь к Тебе я

И встречусь с Тобою…[159]

Только с нашим возвращением возможно возрождение Палестины. Сказано: живущий за пределами Земли Израиля подобен идолопоклоннику, а кто похоронен в Земле Израиля, подобен покоящемуся под алтарём Храма. В книге «Кузари», над которой работаю последние двадцать лет, писал о том, что мысли следуют за чувствами: «То, что происходит в мозгу, – вторичное явление под воздействием сердца».[160] Вера в своё предназначение, сознание некоей высшей реальности никогда не покидали меня:

И верою горя,

Ликуя и скорбя,

В путь снаряжаю я

Крылатые суда…[161]

Знаю о долгом и тяжёлом морском пути, где «один только шаг между жизнью и смертью», знаю о лишениях, что ждут меня:

Не страшит меня опасность – африканские пираты

И чудовища морские, те, что злобою объяты.

Не гнетут меня печали и заботы о богатстве,

Сожаленья о потерях в Эспаньольском государстве.

Но терзает мою душу с милой дочерью разлука,

Безвозвратная утрата дорогого сердцу внука.[162]

Я ведь, ещё когда была жива Эмеле, мысленно прощался с семьёй и близкими. Тогда же написал стихотворение:

Желаю мира дочери, жене,

И всем друзьям, и близким, и родне.

Надежды узник, что ушёл в моря

И душу вверил ветру и волне,

Закатным ветром на Восток стремим,

Ведь цель его – в восточной стороне.[163]

Знаю, в каком запустении сейчас страна, знаю, что меня ждёт, и это лучше, чем унылое благополучие изгнанника в стране под властью креста и полумесяца. Да и такое сегодняшнее положение временное, никто не уверен в завтрашнем дне. Воображение преображает реальность: вижу Иерусалим до нашествия римских полчищ, слышу пение, не я ли – потомок левитов – слагаю гимны в заново отстроенном Храме? Настоящее и будущее неотделимы от прошлого, освещены им.

Но я стойко и смиренно казни вынесу любые,

Лишь бы Бог с благословеньем мне открыл врата златые.

На его алтарь священный я, как жертву всесожженья,

Принесу всё без остатка: чувства, мысли и стремленья.

И свидетельством послужит моя скорбная могила,

Что в Земле обетованной пилигрима приютила.[164]

Вспомнил, что Моше писал о том, что желание понять самое главное в жизни – дойти до самой сути – помогает абстрагироваться от жизненных невзгод, делает человека независимым. Я тогда порадовался за него, за его силу духа. Однако в последнем письме он прощался со мной… наверное, чувствовал, что умирает. В том последнем письме прислал стихотворение:

Я мысленно опять на том погосте,

Где спят друзья мои, отец и мать,

Я их спросил (никто не слышал гостя):

«Неужто вы смогли меня предать?»

Тут, из могил без слов к себе маня,

Они на место показали рядом,

Которое осталось для меня.[165]

Пока Моше был жив, я чувствовал себя защищённым его дружбой. Про себя знаю – предстану перед Всесвятым на своей земле:

Под небом отчизны я дух успокою,

Священные камни слезами омою…

Пусть в прах среди камней свалюсь я усталый,

То – прах Иудеи, то родины скалы!

Умру ли в дороге, не жаль мне и жизни –

Умру среди предков, истлею в отчизне![166]

Может быть, наши души встретятся в лучшем мире. В конце своего последнего письма Моше благодарил меня за долгую верность, привёл пасук из Талмуда: «Человек, который шёл по пустыне, проголодался и захотел пить. И нашёл он дерево со сладкими плодами и густой тенью, под которым струился ручей. Ел плоды эти, пил воду эту, сидел в тени этой. А когда решил уходить, то сказал: “Дерево, дерево! Как мне благодарить тебя? Если пожелаю тебе, чтобы плоды твои были сладкими – вот, плоды твои и так сладкие. Чтобы тень твоя была густой – вот, тень твоя и так густая. Чтобы вода была рядом с тобой – вот, ручей течёт под тобой.

Скажу так: пусть будет благословение на то, чтобы все побеги твои стали такими же, как ты”».[167]

* * *

Это и было благословением верного друга. Оно осуществилось – у единственного внука Иегуды Галеви, которого он оставил на попечение небес, отправившись на Святую землю, было двенадцать детей.

Список использованной литературы см. в конце книги.

Один из наших

До вечернего обхода больных осталось полчаса, и пока в отделении всё спокойно: назначенные лекарства выданы, тяжелобольные в стабильном состоянии – можно расслабиться. Немногие выходят из нашего хосписа, здесь ведь не вылечивают измученных старостью и болезнями, всего лишь по мере возможности облегчают им последние дни жизни. Я давно говорил: будущее медицины – профилактика, что даст возможность избежать многих недугов. Настоящая истина для меня очевидна: ведь начинал свою медицинскую практику с педиатрии – с новорождённых в районной больнице Вологодской области, а заканчиваю в иерусалимском госпитале Сен-Луис; то есть с первого крика – момента появления младенца – и до последнего вздоха. Шёл от педиатрии, неврологии, генетики до геронтологии. Для уяснения причин возникновения тех или иных болезней всегда делал всё, что мог, часто вопреки существующим условиям и установкам коллег.

Утром звонил брат, напомнил, что сегодня мамин день рождения. Двадцать лет прошло, как нет мамы, она очень хотела, чтобы я стал хорошим врачом, гордилась мной. И я старался, пытался найти новые возможности лечения и предупреждения хворей. Лечить больного лекарствами – этого недостаточно, главное – соотнести причину со следствием. Например, если начинающий врач назначит двадцать лекарств от двадцати болезней, как написано в учебнике, то опытный сориентируется, что от чего происходит, и даст одно лекарство, ибо один и тот же фактор может вызвать развитие разных заболеваний.