Иегуда Галеви – об изгнании и о себе - [53]

А ведь сам при распределении в институте из предложенных вариантов места работы от Поволжья до Дальнего Востока выбрал ту, далёкую от цивилизации Вологодскую область. И всё потому, что оттуда было ближе навещать родителей; два раза в год ездил к ним в Белую Церковь. И ещё не хотел быть винтиком в больнице большого города, а там, в рабочем посёлке, оказался в первом звене и от меня многое зависело; было ощущение первопроходца. С первого же дежурства чувствовал себя стоящим на посту. Привезли молодого человека с обширным ожогом – сделал всё, как учили в институте. Утром на врачебной конференции сказали, что не ожидали такой прыти от педиатра: мог же вызвать хирурга.

Помню, родилась девочка с выраженной желтухой, это было состояние, требующее неотложной помощи; ребёнка можно было спасти только срочным переливанием крови. У нас не было такой возможности, нужно было ехать в городскую больницу в Вологду. Я созвонился с соответствующим отделением – там обещали всё приготовить. Однако машины нет, поезд до Вологды уже прошёл, следующий только через 12 часов. Я доложил нашему руководству о критическом положении, меня пытались успокоить, мол, нужно смириться с ситуацией – ты сделал всё, что мог. Позвонил в паровозное депо и вызвал тепловоз, схватил ребёночка в охапку, и мы помчались в город. Помню, в кабине того тепловоза всё стучало, шипело, свистело, я прижимал к себе свёрток с девочкой, которая не пикнула всю дорогу. Приехали ночью, в больнице нас уже ждали, сделали переливание крови – ребёнок был спасён. Всё, что мог, сделал. Сделал и забыл. Спустя двадцать лет ко мне на приём пришла бабушка с мальчиком, сказала: «Это сыночек той самой девочки, которую вы спасли».

Особенно болела душа за новорождённых с наследственной патологией: понимал беды, которые им предстоят в жизни. Что и определило направление моего будущего исследования: «Распространённость и клинико-генетические особенности наследственных заболеваний нервной системы в Вологодской области». Я создавал программу по профилактике наследственных заболеваний. И продолжалась эта работа много лет. Областной отдел здравоохранения отнёсся к настоящей затее, мягко говоря, с непониманием. Но меня не покидало ощущение, что и «один в поле воин». Веря в своё начинание, поехал с этим проектом в Институт медицинской генетики АМН СССР, где получил полное одобрение, одним словом – флаг в руки! Пытался заручиться поддержкой в министерстве, там сказали, что идея замечательная, но я забежал вперёд – наша система в целом по стране не готова к этому, и что я могу внедрить свою программу в области, а затем это можно будет сделать в масштабах России. Окрылённый надеждой вернулся в свой родной областной здравотдел с готовностью предоставить официальное заключение Минздрава… Сколько лет прошло с тех пор, а кажется, будто всё было совсем недавно. Я настолько был уверен в эффективности своей программы, что согласен был оплатить издержки. Но… будучи рядовым сотрудником, оказался не в силах преодолеть сопротивление заведующей отделением, дамы категоричной, не терпящей возражений. Наверное, её можно понять: кому хочется, чтобы подчинённый взял инициативу в свои руки. Коллеги недоумевали: «Зачем тебе это надо? Ведь не уплатят, только врагов себе наживёшь». Как трудно плыть против течения! Однако отказаться от своих начинаний, подстраиваться под обстановку ещё трудней. Ведь моя работа «Предупреждение наследственных заболеваний» была самореализацией. Впрочем, как и всякое любимое дело. А признание слабости духа ведёт к соглашательству, отказу от борьбы, к бездействию. Выстоял! Программа профилактики наследственных заболеваний была создана и признана!

Сейчас, будучи в Израиле, где одна из лучших медицин мира, мне не удалось найти должного профилактического направления. Система в основном ориентирована на экстренную помощь, это медицина военного времени. Понятно, ведь страна постоянно находится в боевой готовности. По моему разумению, врач при виде пациента сначала должен интуитивно поставить диагноз, а не начинать с анализов и на их основе обрекать человека пожизненно принимать лекарства. Всегда искал истоки, причину болезней. Насколько я сталкивался с израильскими врачами, они в основном не смотрят на больного, не разговаривают с ним, а сразу утыкаются в компьютер. То, что нужен индивидуальный подход, то есть начинать надо с общего впечатления о пациенте, проверено на практике. Семнадцать лет проработал в призывной комиссии российской глубинки, ежегодно проверял около пятидесяти тысяч мальчиков, которые прошли соответствующий осмотр в районных центрах и признаны годными к военной службе. Мне только и оставалось, что подтвердить или уточнить сделанное до меня заключение врача о состоянии нервной системы паренька. На каждого из них я смотрел не только как узкий специалист-невролог, в качестве которого являлся членом комиссии, но и как генетик. Почему и выявлял много случаев патологии, исключающей армию. Моя скрупулёзность вызывала недоумение в областном призывном пункте: ведь это нередко противоречило их заключению и являлось основанием для освобождения или значительного ограничения в наиболее сложных войсках. Короче, я портил статистику военкомата, им же нужно выполнять план по призыву. Однако иначе не мог – чувствовал себя ответственным за каждого новобранца; если не был уверен в его здоровье, никогда не ставил свою подпись в соответствующем документе. Ведь известны трагические случаи в армии, и всё оттого, что отборочные комиссии не усмотрели скрытую патологию. Часто интуитивно без видимых признаков угадывал то или иное отклонение; медицина в большей степени искусство, нежели ремесло.