Иегуда Галеви – об изгнании и о себе - [54]

Не уходят из памяти люди, в судьбе которых довелось участвовать. Однажды освидетельствовал призывника, со слов пришедшей с ним бабушки, он жаловался на слабость и лёгкое головокружение. Видимых признаков болезни не было, все анализы в норме. Призывная комиссия сочла, что он не хочет служить. Я заподозрил врождённую патологию головного мозга. Диагноз мог быть подтверждён только с помощью ядерно-магнитного резонанса. У нас такое исследование не проводили, и я отправил новобранца в Ярославскую медицинскую академию. Там тоже сочли, что юноша здоров, а меня назвали перестраховщиком. Я настаивал, в противном случае требовал, чтобы расписались в отсутствии предполагаемой мной болезни. Они сделали обследование, и мой диагноз подтвердился. В результате мальчика освободили от армии.

Случаи, когда диагноз был под вопросом, не были редкостью, и за каждым – судьба человека, который только начинал жить. Особенно жалел деревенских: заходит в кабинет сельский паренёк, и по его ответу на вопрос, почему он хочет в армию, выясняется, что это способ уйти от безденежья в семье, возможность получить какую-нибудь профессию, надежда увидеть другой, отличный от сельского мир. Бывало, при отсутствии жалоб на здоровье обнаруживалось у подобного энтузиаста неврологическое отклонение, и тогда я предписывал ему более лёгкую службу. Совсем другое дело – городские призывники из Вологды и Череповца, на какие только ухищрения не шли многие из них, чтобы откосить от армии! Менять обустроенную, вольготную жизнь с разными возможностями на тяготы армейской службы им ни к чему. И они это не скрывали. Особенно были уверены в своём праве дети начальников из обеспеченных семей. Приходит такой молодчик и с апломбом прямо с порога перечисляет свои многочисленные болезни, даже приносит справку врача об освобождении от армии. Я таких сразу узнавал, очень тщательно обследовал и давал соответствующее заключение.

Врач, вживаясь в состояние больного, себе не принадлежит; случалось, по ночам ворочаешься, перебирая возможные варианты помощи. Самые трудные случаи – когда признавал своё бессилие… Через восемь лет наша семья переехала из области в Вологду – по сравнению с той дырой, где мы жили, чуть ли не столичный город. Жена стала работать в цивильной школе, для детей нашли учителей музыки: сын осваивал скрипку, дочка – фортепьяно. Умение играть хоть на каком-нибудь инструменте – моя несбывшаяся мечта, которую надеялся реализовать в детях. Меня пригласили в областную больницу в качестве невропатолога, также предложили заняться медико-генетическим консультированием. Всё в моей анкете соответствовало положению, согласно которому врачом-консультантом может быть врач со стажем не менее пяти лет по любой клинической специальности, предпочтительно педиатрической, и получивший специализацию по генетике. Целью консультирования являлось предотвращение патологической наследственности. Я оказался вполне подходящей кандидатурой – стаж восемь лет и две клинические специальности: педиатрия и неврология.

Было ощущение, будто бегу на длинную дистанцию; хватило бы сил создать новую программу по профилактике хронических заболеваний. Первым этапом была профилактика наследственной патологии. Сирингомиелия стала предметом моей научной работы – это букет разных болезней, которые лечатся у соответствующих специалистов. Однако лечение, как правило, безрезультатно, и всё потому, что у больных первично поражается вегетативная нервная система спинного мозга и, как следствие, происходит развитие многочисленных заболеваний. Применил новый модифицированный метод – лечил радиоактивным йодом, что по эффективности превзошло другие известные методы. Интернета в те годы не было, не было возможности поделиться с коллегами настоящим открытием, только и смог опубликовать результаты лечения в сборнике научных трудов Вологодской области.

Сколько раз ловил себя на том, что, живя в Израиле, снова и снова возвращаюсь к событиям давних лет. Вспоминается сопротивление начальства, на преодоление которого уходило едва ли не больше сил, чем на работу. Будучи невропатологом и педиатром, спустя пять лет пребывания в Вологде был приглашён на заведование отделением патологии речи областной больницы. Основная трудность оказалась не в совмещении с обязанностями генетика, а в усилии убедить в новом способе лечения обосновавшихся там логопедов – в основном жён самых влиятельных людей города. Они пытались диктовать свои условия, привычные методы работы. Я настаивал на том, что нужно лечить нарушения нервной системы, являющиеся причиной патологии речи. Все доводы об эффективности настоящего подхода, который получил одобрение в российском центре, не действовали на вальяжных дам. На разработанную большую научную программу было утверждено новое штатное расписание, появилась ставка психолога. Но… не смог преодолеть набиравших силу интриг, наговоров. Именно в то время перенесла инсульт мама, и я поехал на несколько дней в свой родной город – Белую Церковь. Затем, спустя неделю, поехал на похороны. Обессиленный прощанием с мамой и раздражённый интригами жён власть имущих мужей города, не выдержал – ушёл, хотя главный врач был на моей стороне и просил остаться. Ну да работой не был обделён: ночью ездил с неврологической бригадой скорой помощи, а днём был занят в поликлинике и родильном отделении больницы. И деньги были не лишними – подрастали дети.