Иегуда Галеви – об изгнании и о себе - [42]

Мне нетрудно представить эту ситуацию, тоже ведь приходилось жить в подобных условиях. Те, кто рядом, не имеют представления ни о его имени, ни о творчестве. Должно быть, забота о выживании наших обездоленных единоверцев берёт верх над любовью к познанию. Несмотря на изгнание и одиночество, мой друг не сдаётся – продолжает писать, размышляет о сущности, предназначении человека. Не я один отмечаю сходство его воззрений с «Источником жизни» и «Царским венцом» ибн Гвироля. В недавнем письме Моше прислал мне отрывок из своего стихотворения:

Есть у всего конец, но нет конца у зла.

Несчастиям моим и ранам нет числа.

Судьба меня в галут, в изгнанье занесла,

И в грязь, и в тяжкий труд, как вьючного осла.

Нет лодки, чтоб уплыть, и нет в руке весла,

И Божьей воли нет, чтоб наш народ спасла…

Верни нас, Господи, в страну, что ночью снится,

Где ветер ласковый и гулит голубица.

Мы гибнем, льётся кровь и слёзы наших глаз,

Воздетых к небесам с мольбою каждый раз.

Эсав и Ишмаэль, как звери, травят нас:

Едва ушёл один – второй напал тотчас…[116]

Разнообразны таланты моего друга; он поэт, мыслитель, историк, грамматик; в трактате «Книга бесед и упоминаний» пишет об истории еврейской и арабской поэзии с древних времён до сегодняшнего дня, даёт описание жизни и творчества видных еврейских поэтов и основных принципов стихосложения. А именно: при всей важности метафор и сравнений, главное – глубина мысли. Приводит и собственную биографию, давая при этом описание формальных правил, которых следует придерживаться начинающему поэту.

Когда Моше пишет мне о том, что нельзя зависеть от внешних условий и терять интерес к познанию, мне представляется, что он убеждает в этом не столько меня, сколько себя. В тот счастливый год, что мне довелось жить в его доме и вместе гулять по райскому саду, не покидало сознание удачи, радости, ожидание счастья, любви. О чём я и пишу другу, посвящая ему стихотворение; надеюсь, воспоминания и заверения в вечной привязанности и благодарности поддержат его в годы лишений:

Благовоние мирры иль запах плодов,

Шум ли миртов под ветром из ближних садов,

Или шёпот влюблённых и жемчуг их слёз,

Иль журчанье дождя среди зарослей роз,

Или ласточки писк, или горлинки трели,

Или пение скрипки, или песни свирели?..

Иль вспомнилось имя одно – Моисей,

Что молва по земле прославляет по всей?

А вельможный носитель его – это тот,

Кто сорвал диадему с красы всех красот,

Но собою самим красоту увенчал –

И любимцем её, и наперсником стал.

Благородство своё унаследовал он

От родителей, к чести которых рождён.

Слава благодеяний его обрела

Ширь и мощь, как крыла у морского орла.

Люди заняты лишь суетой и тщетой,

Он – трудов незабвенных подвижник святой.

А того, кто дела его взвесить придёт,

Спросим, взял ли весы он для горных высот…

Эти строки тебе я любовно снизал,

Ожерельем на память тебе повязал,

Чтоб на вечную дружбу с тобой присягнуть,

Чтоб любовь твою на сто крючков застегнуть…[117]

Что бы я ни делал: принимаю ли больных, веду ли переговоры с купцами или занимаюсь с внуком – меня не оставляет чувство дороги, представление себя на земле предков. С сознанием принадлежности своему народу нужно родиться, мысленно пережить историю откровения, начиная с праотца Авраама. Почему никто из друзей не хочет разделить со мной намерение отправиться в Сион? Затем вернёмся и заберём свои семьи. Неужели не понимают невозможность безопасного существования евреев в галуте? И чем дальше, тем хуже. Возвращение на свою землю – единственное избавление. Ни безопасности, ни духовного единения с мусульманами и христианами не может быть. Стремление на Восток, готовность отказаться от роскоши ради руин святого города означает, что душа моя жива – то альтернатива старческого бессилия, исполнение мечты, результат всегдашних размышлений о нашем месте в мире:

Я на Западе крайнем живу, а сердце моё

                                                      на Востоке.

Тут мне лучшие яства горьки – там святой моей

                                                      веры истоки.

Как исполню здесь, в чужом краю, все заветы,

                                                      обеты, зароки?

Я у мавров в плену, а Сион – его гнёт, гнёт Эдома

                                                      жестокий!

Я всю роскошь Испании брошу, если жребий

                                                      желанный, высокий

Мои очи сподобит узреть прах священных руин

                                                      на Востоке![118]

В Испании мы под владычеством короля и шаха, а там, на нашей земле, свирепствуют крестоносцы, от которых не приходится ждать пощады: убивая евреев, они надеются очиститься от грехов своих. При этом мечта «узреть прах священных руин на Востоке» не оставляет меня. Вот только одолеть бы тоску расставания с дочерью и единственным внуком. Ну да я сделал всё, чтобы они пребывали в достатке. И моя молитва под священными небесами оградит их от бед и лишений. Лучшим учителям поручил заботы об образовании внука. Вот и мои родители, благословенна их память, не жалели денег для постижения разных наук. И не только наук, но и отношения к ближнему; мама никогда не упускала возможности помочь нуждающемуся. Помню великодушие отца – будучи судьёй, он старался найти повод, чтобы оправдать нарушившего закон.