Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане - [63]

Садык-джан и Майрам-Биби подали жалобы на Мухитдина Ходжу именно потому, что закон Российской империи позволял им обращаться с прошениями к административным властям. Сами прошения, как и бюрократические документы, вышедшие из-под пера российских чиновников, являют собой отражение нормативных практик, укреплявших колониальную власть и содействовавших колониальному культурному проекту[467]. Обращаясь с прошениями к администрации колонии, Садык-джан и Майрам-Биби в определенном смысле легитимизировали авторитет колониального государства в вопросах права. Помимо этого, ответчиком по их жалобам выступало исламское учреждение – шариатский суд во главе с казием, чья мнимая недобросовестность подлежала расследованию со стороны областной прокуратуры по общеимперскому законодательству. Тем не менее, воспользовавшись системой апелляций и впутав русских бюрократов в заговор против мусульманского судьи, истцы смогли вынудить колониальную администрацию действовать в плоскости исламского права. В то время как Садык-джан и Майрам-Биби успешно осуществляли нормативные практики империи, русские чиновники в ходе судебного контроля показательно ссылались на исламское процессуальное право. Подобная правовая гибридизация не относилась к компетенции российской административной власти, что областной прокурор не преминул подчеркнуть, перенаправив дело в шариатский суд.

Таким образом, беспочвенные обвинения казиев в должностных преступлениях подрывали их авторитет в вопросах права, однако лишь частично. Как было объяснено выше, в ходе институциональных нововведений, принесенных российской колонизацией, казии получили беспрецедентную власть, так как теперь они могли рассчитывать на помощь полицейских сил в исполнении приговоров. Кроме того, после падения мусульманских правителей в областях, прежде принадлежавших Кокандскому ханству и Бухарскому эмирату, казии стали монополистами в вопросах шариата в русском Туркестане; то есть они больше не соревновались за авторитет в вопросах права с представителями ханских судов.

Глава 3 Бюрократизация землевладения и землепользования

Введение

Как колониальные державы относились к существовавшим до колонизации формам землевладения и землепользования? Как империи извлекали из них (преимущественно финансовую) выгоду? Данные вопросы являются ключевыми для всех, кто стремится понять, каким образом империи продвигали политику колонизации, во что выливались попытки конфискации земель и какие новые инструменты налогового управления разрабатывали колониальные правительства для извлечения прибыли. Эти вопросы также представляют важность для историков права, поскольку имущественные отношения находятся на пересечении нескольких юридических сфер – договорного права, семейного права и права наследования. Поэтому, поняв, каким образом в Средней Азии проходили засвидетельствование, защита и обеспечение прав на землю, мы сможем пролить свет на изменения и элементы преемственности в правовой культуре мусульманских сообществ, попавших в сферу влияния немусульманского правительства. Цель данной главы – исследовать влияние нового имперского законодательства и русских бюрократических практик на имущественные отношения мусульман Туркестанского генерал-губернаторства. В этой главе мы рассмотрим, как жители Средней Азии вступали во взаимодействие с колониальным режимом собственности с целью приобретения в личное пользование земель, прежде принадлежавших ханской казне. При этом я намереваюсь продемонстрировать, каким образом введение колониальных бюрократических практик привело к более подробной текстуализации форм землевладения, что в свою очередь стало причиной более узкого понимания собственности туркестанскими мусульманами.

Мы будем рассматривать имущественные отношения и земельное право в рамках культурной сферы, где российские правовые и административные практики в соседстве с мусульманским юридическим мышлением порождали новые налогово-бюджетные практики. Какой подход здесь представляется наиболее целесообразным? Это особенно сложный вопрос, поскольку колонизаторы, согласно большинству источников, стремились сохранить статус-кво и избежать народных волнений в регионе, а следовательно, старались не вносить изменений в существующую систему землевладения. Несколько русских чиновников пытались разобраться в налогово-правовых аспектах землевладения в Туркестане, чтобы в дальнейшем обеспечить соответствие устоявшихся туземных практик новой налоговой политике[468]. Другие чиновники, напротив, выступали за полное упразднение налоговых практик коренного населения. Тем не менее как консерваторы, так и сторонники глубинных реформ никогда не действовали в одиночку; их действия поддерживались некоторыми колониальными подданными, игравшими важную роль культурных брокеров. Местные ученые-правоведы обладали привилегированным знанием мусульманского имущественного права. Как мы увидим ниже, именно эти люди стали ключевым звеном в цепи взаимодействия между двумя правовыми культурами. Они формировали восприятие правовой системы русскими чиновниками и оказывали влияние на их логику. Согласно доступной нам информации, перед нами типичная колониальная ситуация культурного наложения, в которой имперские законодательные нововведения формулировались, как правило, на местных языках (в нашем случае – на персидском и чагатайском), но при этом использовался словарь общепринятых терминов и клише исламской правовой терминологии. Если мы хотим разобраться в смысловой нагрузке исламского земельного права, связанных с ним концепциях и точках зрения, то нам необходимо прояснить, какие принципы и социальные практики определяли формы землевладения и землепользования в Средней Азии до российского завоевания.