Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане - [25]
Правитель не только определял полномочия новоназначенных казиев, но и сам стоял во главе юридической иерархии. Это очевидно из следующего примера. Отец Садри Зиё, казий ‘Абд аш-Шакур (1817/1818–1889)[150], рассматривая дело об убийстве, оповестил эмира Музаффара (год 85ы правления: 1860–1885) о своем намерении приговорить убийцу к мере возмездия (кисас), состоявшей в телесном наказании. Прежде чем утвердить решение, эмир проявил осторожность и проконсультировался с верховным судьей в Бухаре, заклятым врагом казия ‘Абд аш-Шакура – Садр ад-Дином, о котором говорилось выше. Двух казиев связывали отношения иерархии, в рамках которых у верховного судьи была монополия на решения по делам об убийстве[151]. Кази-калан отверг решение о назначении меры возмездия, посоветовав эмиру приговорить убийцу к выплате денежного возмещения родственникам убитого (дийат). Когда казий ‘Абд аш-Шакур узнал об этом решении, он заручился поддержкой правоведов своего города и выразил несогласие с предложением кази-калана. Теперь эмир должен был выбирать между двумя предложенными решениями. Городскому юридическому сообществу удалось убедить правителя отказаться от решения о компенсации и поддержать приговор о возмездии. Получив подтверждение из Бухары, провинциальный судья был рад исполнить приговор в соответствии с шариатом[152]. Однако если закон – это то, что позволяет отличать добро от зла, то следует заметить, что в некоторых случаях окончательное решение принимал правитель, а не казий. Нередко это были гораздо более обыденные дела, чем убийство, – к примеру, споры о земельной собственности или налоговых привилегиях. К примеру, бухарские правители начала XIX века издавали высочайшие указы (хукм-и ‘али), наделявшие какого-либо подданного правом собственности на некоторый участок земли после проведения служителями суда всех необходимых изысканий[153].
Принято считать, что обязанностью казиев всегда было разрешение споров. Однако чрезвычайно мало источников описывают их конкретные обязанности. Начиная с раннесоветского периода было опубликовано и описано в каталогах множество исламских юридических документов периода после империи Тимуридов. Несмотря на это, материалы, иллюстрирующие процесс судопроизводства и вынесение судебного решения (хукм)[154], и по сей день остаются редкостью. В исламском юридическом языке Средней Азии для таких записей, имеющих особое делопроизводственное значение, использовали термин «сиджилль». Обычно сиджилли выдавали сторонам в судебном споре в качестве письменного подтверждения окончания процесса и вынесенного решения по данному делу[155]. Таким образом, употребление термина «сиджилль» в Средней Азии XIX века было близко к тому, как его понимали в Мамлюкском султанате. Данное употребление не следует смешивать с османским вариантом, где словом «сиджилль» обозначался казийский регистр (казийская книга)[156]. Так, среднеазиатские казии до колонизации не вели учет дел – или же, по крайней мере, не сохранилось ни одной известной казийской книги[157], относящейся к периоду до российской колонизации.
Сиджилли встречаются редко и, как правило, в частных собраниях. По неизвестной причине они чаще всего связаны с делами о краже скота. Тот факт, что казии XIX века выдавали сиджилли только в специфических обстоятельствах, по-видимому, свидетельствует о том, что казии трех узбекских ханств, сформировавшихся в конце XVIII века, обладали весьма ограниченной судебной властью. Степень ограничения становится очевидной, если мы сравним среднеазиатские правовые руководства XV и XVI веков с руководствами XIX века[158]. Из более ранних руководств очевидно, что значительную долю документов, оформляемых казиями, составляли сиджилли. Однако более поздние источники явно утверждают, что сиджилли требуется оформлять только к делам о краже скота. Из правовых руководств видно, что казии составляли два типа сиджиллей. Первый (пушт-и махзар сиджилль[159]/сиджилл-и аштар, асб ва мураккаб[160]/васика-и хатт-и сиджилл-асб[161]) выдавался истцу как официальное подтверждение успешного возврата собственности[162]. Второй тип сиджилля выдавался ответчику, чтобы тот имел возможность впоследствии заявить, что ему возместили деньги, которые он уплатил продавцу украденного животного. Данный тип сиджилля назывался
