Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане - [111]
4. Как не следует писать фетвы
Правовые руководства предупреждают, что при оформлении фетвы можно совершить ошибку. По меньшей мере с XVI по начало XX века среднеазиатские ханафитские правоведы в своих работах часто призывают различать пригодные и непригодные к применению фетвы[840]. По всей видимости, таким образом местные правоведы способствовали формированию конструктивной практики отбора и издания фетв, которые считались традиционными (ма‘мула) и верными (мусиб). В то же время правоведы открыто критиковали собрания фетв, издаваемые современниками, и не рекомендовали применять опубликованные ими юридические заключения (ихтийат аст ки ‘амал накунанд)[841]. Обычно стороны спора приносили в суд юридические заключения, после чего судопроизводители сравнивали документы между собой. Ривайатам, основанным на «правильных» цитатах (ривайат-и сахих алайхи ал-фатва), как правило, отдавалось предпочтение перед ривайатами, включающими в себя цитаты из редко применяемых книг (гайр ма‘мула ривайат)[842]. Нередко мы находим на обороте фетвы записку: «Да будет известно исламским судьям и благородным государям, что данный ривайат является достоверным и авторитетным»[843]. Данное замечание указывало, что в итоге рассмотрения казий принял данную фетву и отверг фетву, принесенную в суд другой тяжущейся стороной.
Как же рассматривать работу муфтия вне туманных правовых категорий «правильности» и «неправильности», «авторитетности» и «недостаточной авторитетности»? Предположим, что некий муфтий выпускает фетву, а другой правовед позже признает ее неверной. Это не означает, что автор фетвы не имел достаточной подготовки для толковательной деятельности, связанной с поиском подходящих цитат в авторитетных источниках. Составляя фетву, муфтий мог руководствоваться не только юридическими принципами, но и социальными условиями, нравственными соображениями и личной мотивацией запросившего фетву; помимо этого, муфтий мог испытывать давление со стороны просителя и таким образом действовать в условиях принуждения. Следовательно, правовед, давая ответ на спорный теоретический вопрос, в некоторых случаях старался убедить адресатов в истинности одностороннего, лицеприятного взгляда на проблему.
Теперь я хочу прибегнуть к аргументации, подобной аргументации работавших в суде правоведов, которые рассматривали принесенные фетвы перед тем, как казий вынесет решение. Задача данного упражнения состоит в объяснении критериев, по которым муфтии отсеивали ривайат как непригодный, несмотря на наличие печатей и одобрительного заключения (перс. башад) других правоведов.
В мае 1898 года умер Мулла ‘Абд ар-Рахман ибн Мулла ‘Азим, в Самарканде известный под прозвищем Суфий (Суфи). Он оставил богатое наследство, которое поделили между собой его вдовы Биби-Раби‘а-Ай и Биби-Му’мина, трое сыновей (‘Абд ал-Кайум, Мулла ‘Абд ал-Вахид и ‘Абд ал-Хашим) и шесть дочерей (Хикайат, Хадиджа, Марзийа, Магфират, Ма‘рифат и Истам-Ай)[844]. По всей видимости, больше всего выгоды при разделе наследства Муллы ‘Абд ар-Рахмана получил старший сын, ‘Абд ал-Вахид. В 1905 году Ма‘рифат-Ай и Истам-Ай подали в суд на своего брата ‘Абд ал-Вахида, требуя возврата дома с двором – их доли наследства. Как мы читаем в решении суда, сестры достигли своей цели. Обратившись к одному мужчине с просьбой выступить в качестве их поверенного, они попросили его прийти в народный суд и проследить, чтобы их претензии занесли в судебный протокол. Данный документ рассказывает нам, как женщины пытались защитить свои имущественные права и избежать захвата своей собственности братом. Мулла ‘Абд ал-Вахид ответил сестрам встречным иском[845]. Он заявил, что их претензия на долю наследства покойного отца юридически ничтожна и не заслуживает рассмотрения в суде (батил ва гайр-и масму‘). Заявив, что Ма‘рифат-Ай и Истам-Ай уже стали владелицами (кабз кард) половины дома и, помимо того, получили (ахз) 250 таньга из остального наследства, Мулла ‘Абд ал-Вахид добавил, что сестры освободили его от всех долговых обязательств, связанных с наследством. Правовед (или работавший при нем писец), составлявший ривайат для Муллы ‘Абд ал-Вахида, воспользовался набором устоявшихся формул, чтобы перевести намерения истца на юридический язык встречного иска. В ривайате правовед указал, что истицам была растолкована суть договора, по которому Мулла ‘Абд ал-Вахид освобождался от всех обязательств, и что у сестер не возникло вопросов по поводу условий договора. Однако встречный иск Муллы ‘Абд ал-Вахида говорит нам, что Ма‘рифат-Ай и Истам-Ай незаконно (ба-гайр-и хакк) подали на брата в суд; хотя по закону истицы были обязаны отказаться от требований, они упорно стояли на своем. Правовед, составлявший ривайат, официально просил казия действовать соответствующим образом и убедить просительниц отказаться от претензий. На встречном исковом заявлении поставил печать муфтий Мулла Саид ‘Абд ал-Маджид. Справа на полях данного документа он добавил цитату из важного ханафитского теоретического труда – «Китаб ал-ашбах ва ан-наза’ир ‘ала мазхаб Аби Ханифа ан-Ну‘ман». Автором данного трактата является виднейший османский ученый Зайн ад-Дин ибн Ибрахим ибн Мухаммад ибн Нуджайм ал-Мисри (1519–1563). Цитата следующая: «ла тусма‘у ал-да‘ва ба‘д ал-ибра ал-‘амм», то есть «не следует разбирать жалобу после полного отказа [просителя от претензий]». Данная цитата будет встречаться и в других документах по этому судебному делу.
В 60–70-е годы XIX века Российская империя завершила долгий и сложный процесс присоединения Казахской степи. Чтобы наладить управление этими территориями, Петербургу требовалось провести кодификацию местного права — изучить его, очистить от того, что считалось «дикими обычаями», а также от влияния ислама — и привести в общую систему. В данной книге рассмотрена специфика этого проекта и многочисленные трудности, встретившие его организаторов. Участниками кодификации и — шире — конструирования знаний о правовой культуре Казахской степи были не только имперские чиновники и ученые-востоковеды, но и местные жители.
В своей новой книге видный исследователь Античности Ангелос Ханиотис рассматривает эпоху эллинизма в неожиданном ракурсе. Он не ограничивает период эллинизма традиционными хронологическими рамками — от завоеваний Александра Македонского до падения царства Птолемеев (336–30 гг. до н. э.), но говорит о «долгом эллинизме», то есть предлагает читателям взглянуть, как греческий мир, в предыдущую эпоху раскинувшийся от Средиземноморья до Индии, существовал в рамках ранней Римской империи, вплоть до смерти императора Адриана (138 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.