Идеальный дизайн. Книга без картинок, но с примечаниями - [26]
Для дизайнера-оформителя буква – это всего лишь немучительный выбор гарнитуры из того, что есть, и тупое нажатие на кнопку в ряду однотипных нажатий. Выражаясь образно, буква с заключённым в ней мирком тончайших графических нюансов легко растворяется в композиции. Так называемый акцидентный шрифт, отрада некоторых тайп-дизайнеров, растворяется с осадком, состоящим из каких-то аллюзий и формальных затей. Этот осадок бывает ярким, ядовитым, вкусным, однако мне неизвестны случаи, чтобы акцидентный шрифт использовался с явной выгодой для типографики. В западной практике акцидентные шрифты применяются довольно редко: даже малые формы печати (собственно акциденция) обходятся общеупотребительными «текстовыми» шрифтами. Не беру откровенный китч или сугубо иронические послания. По мне весёленький шрифт – не самый подходящий даже для упаковки леденцов. Набирать заголовок очередной публикации про Родченко или Стенбергов одноимёнными шрифтами – попросту дурной тон (75).
Модернисты 20-х годов прошлого века считали, что буква должна быть нейтральной (простой, безличной, неинтересной), и чем нейтральней, тем она полезней для текста. На этом основании безусловное предпочтение отдавали гротеску. Со столь категоричным утверждением типографы давно расстались. Ныне с особым успехом, в том числе и в неомодернистском контексте, используют «интересную» антикву (хотя, как и прежде, у проницательных дизайнеров в чести и совсем уж «неинтересные» шрифты, скажем, старомашинописные).
Так или иначе выбор шрифта, если судить по реальной практике, как правило не связан ни с поиском литературных аллюзий, ни с выяснением его номинального предназначения. В хорошей типографике выбор основан на представлении об абсолютном достоинстве и культурной репутации шрифта. Это достоинство цементируется частотой употребления шрифта, всем историческим опытом его культурного служения.
Шрифтовой дизайн процветает безотносительно к дизайну пользователей. Автономная шрифтовая проблема (если таковая вообще существует) не решается форсированием ассортимента и предписыванием гарнитурам особых функциональных ролей. Любой хороший шрифт заведомо универсален, а универсальный, наоборот, именно тем и хорош.
Русские тайп-дизайнеры в своих инструкциях упорно конкретизируют предназначение всякой гарнитуры (76). К тому же они склонны переоценивать роль шрифта вообще. На волне успеха шрифтовики пытаются «узурпировать» типографическую проблематику, приписывая шрифтоцентричность всей дисциплине оформления текста (77).
Между тем русский шрифтовой дизайн переживает настоящий бум. Элитарная («штучная») профессия превращается чуть ли не в массовую (78). У наших тайп-дизайнеров есть серьёзное преимущество перед западными коллегами. Они, настоящие типополиглоты, гораздо деликатней по отношению к латинице, чем западные – к кириллице. Правда, «беды» русского шрифта в глазах его создателей и потребителей неизбывны (79). Жалобы звучат с новой силой по мере роста шрифтового асортимента: «В латинской типографике сегодня активно используется примерно 50-60 тыс. шрифтов (...). Всего же вариаций латиницы за историю человечества выпущено сотни тысяч. А кириллицы – меньше двух тысяч. Всего! То есть и для нашего поколения, и для будущих работы – непочатый край» (Владимир Багаев. Как, № 4, 2008). Итак, нам нужно ещё как минимум сорок восемь тысяч гарнитур. Хватит ли на них нашей будущей истории?
Русский латинский и собственно русский шрифты, хотя и несут на себе европечать, уже существуют. О сугубо русской типографике пока, увы, говорить не приходится. Тут нужны тысячи специалистов, тогда как на всю нацию хватило бы и десяти тайп-дизайнеров. Разработка шрифтового материала для конкретных нужд может обойтись без внешнего заказа. Что касается типографики текста, то она всегда кем-то заказывается и её качество сопряжено с достоинством заказа. От гарнитурного ассортимента это качество не зависит никак. Хорошо иметь много безупречных и разных шрифтов, но одними стараниями доблестных тайп-дизайнеров не приблизишься к идеалу в дизайне графической вещи (80).
кризис количества
Подхвачу конец предыдущей главы: перманентное обогащение без того огромного шрифтового ресурса никак напрямую не связано с прогрессом в дизайне – ни у нас, ни там. Более того, я не уверен, что из тысяч хороших шрифтов легче сделать правильный выбор, чем из нескольких десятков. Каламбур на поверхности: чем больше выбор, тем затруднительней правильный выбор во всяком конкретном случае.
Рост количества продуктов дизайна не только не способствует прогрессу в профессии, но и негативно отражается на качестве. Количество обращается в тяжёлую массу и окрашивает её в невнятный цвет пестряди. Слишком много всякого, слишком много правильного и добротного, но как мало по-настоящему разного и содержательного! Плохое приподнято, хорошее снижено. Унификация и осреднение качества происходит как в вещах, так и головах участников графического процесса. Легко ли, ориентируясь на инертный поток, сформировать существенно хороший заказ? Сумеет ли заказчик, слишком хорошо «знающий», чего он хочет, предложить дизайнеру достойный объект для подражания? Сможет ли дизайнер преодолеть массированно навязываемые стереотипы?
Статья Владимира Кричевского (графический дизайнер, искусствовед) для журнала «Шрифт».
Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.
В книге подробно и увлекательно повествуется о детстве, юности и зрелости великого итальянского композитора, о его встречах со знаменитыми людьми, с которыми пересекался его жизненный путь, – императорами Францем I, Александром I, а также Меттернихом, Наполеоном, Бетховеном, Вагнером, Листом, Берлиозом, Вебером, Шопеном и другими, об истории создания мировых шедевров, таких как «Севильский цирюльник» и «Вильгельм Телль».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Потрясающее открытие: скульпторы и архитекторы Древней Греции — современники Тициана и Микеланджело! Стилистический анализ дошедших до нас материальных свидетелей прошлого — произведений искусства, показывает столь многочисленные параллели в стилях разных эпох, что иначе, как хронологической ошибкой, объяснить их просто нельзя. И такое объяснение безупречно, ведь в отличие от хронологии, вспомогательной исторической дисциплины, искусство — отнюдь не вспомогательный вид деятельности людей.В книге, написанной в понятной и занимательной форме, использовано огромное количество иллюстраций (около 500), рассмотрены примеры человеческого творчества от первобытности до наших дней.