И вянут розы в зной январский - [130]

Дождавшись, пока дамы уйдут, Делия заняла их место у прилавка, но продавец уже поднял забрало и встретил ее безликой вежливой улыбкой.

– Вы меня не помните? – сказала она, сбитая с толку этим перевоплощением.

– Простите?..

– Я хотела спросить про мистера Вейра…

– Он, по-моему, уже ушел, – поспешно ответил Фредди.

Его широкое лицо не изменило выражения, но ах, как знакома была Делии эта торопливость, эта нарочитая небрежность в голосе! Он совсем не умел лгать, и она тут же почувствовала себя уверенней.

– А я видела свет наверху, – произнесла она, глядя на него в упор.

Продавец сдался и отвел глаза.

– Обождите минуту, я схожу проверю.

Он вернулся быстро и, все еще конфузясь, пропустил ее через прилавок. «Второй этаж», – сказал с неохотой и отвернулся, всем своим видом показывая: «Остальное меня не касается».

Стоило ей очутиться в каморке позади магазина, как от уверенности не осталось и следа. Выудив из сумочки карманное зеркальце, Делия торопливо поправила прическу и с бьющимся сердцем двинулась наверх.

Длинный коридор был сумрачен и неприветлив, лишь под одной из дверей лежала полоска света. В голове пронеслась нелепая мысль, что надо бы, наверное, снять перчатку, не то стук будет слишком тихим; но дверь открылась сама, и Джеффри вышел ей навстречу – темный силуэт на слепящем электрическом пятне.

– Мисс Делия, – он наклонил голову в знак приветствия.

– Я пришла поговорить.

Он отступил назад и сделал приглашающий жест. Комната была ей незнакома; длинный стол с полированной столешницей упирался в необъятное кожаное кресло, и там, перед этим креслом, лежали стопкой бумаги. Судя по всему, это был директорский кабинет; но Джеффри с такой непринужденной легкостью занял место во главе стола, что Делия, изумленная, сказала совсем не то, что хотела:

– Так это теперь ваше?..

– Нет, – ответил он небрежно. – Моего брата. Но пока он не приехал, я его заменяю. Ну, садитесь же.

Теперь, при свете ярких ламп, стало видно, что он совсем не изменился: щегольской костюм светло-песочного цвета, аккуратный темный галстук под стоячим жестким воротником, уверенные движения и живые, острые, всепроникающие глаза. Тщетно Делия искала в нем признаки усталости, сломленности. Казалось, они расстались вчера.

– Итак, вы пришли поговорить.

Какой разный смысл можно вложить в одни и те же слова, всего лишь изменив интонацию! Сухо, по-деловому – «Вы пришли поговорить. Я вас слушаю»; с оттенком недовольства – «Я знаю, беседа будет трудной…» Но Джеффри произнес эту фразу полувопросительно, с чуть насмешливым удивлением, и Делия взвилась, как на пружине:

– Да, пришла. Не ожидали от меня?

– Признаться, нет. Раз уж вы не захотели говорить со мной два года назад…

– Я не захотела?! Да вы и не пытались!

– Пытался, – сказал Джеффри сухо, разом скинув издевку. – И не один раз. Но к вам было не пробиться через кольцо ваших церберов.

– О чем вы?..

– Да перестаньте ломать комедию. Не такая уж вы наивная дурочка, чтобы позволить друзьям заморочить вам голову. Где вы были, когда они говорили мне в трубку: «Она не хочет вас видеть?» А письма – неужели их можно перехватить все до единого?

– Я ничего не получала, – сказала Делия упавшим голосом; страх растекался в груди, но она, не желая сдаваться, отчаянно металась сознанием по тем горячечным декабрьским дням. – Но ведь были же другие способы! Вы могли прийти сами, могли встретить меня у телефонной станции…

– Ну, знаете, я не мальчик за вами бегать, – отрезал он, и в его глазах появилось не виденное прежде, высокомерное, «да-ты-знаешь-с-кем-разговариваешь» выражение. – На мне нет вины. Если я однажды сделал вам больно, то не со зла. Но вы не дали мне и шанса объясниться.

Сейчас он скажет это, подумала Делия, похолодев. «Где вы были, когда мне самому нужна была поддержка?». Он скажет это – и будет прав. Но в кабинете воцарилась тишина.

Делия сглотнула комок. Кресло напротив грозно чернело, и перед ним, как перед тучей, чреватой молниями, нельзя было давать волю чувствам. Либо беги прочь, либо уж выпрямляйся во весь рост и встречай смерть достойно. Но в этот миг мучительница-память подсунула ей картинку: они с Джеффри стоят друг перед другом, разделенные узким прилавком; она расстроена чьей-то невинной стародавней ложью, и певучий голос, льющийся сверху, утешает ее. Какими сладкими, оказывается, были те слезы.

– Ну вот опять, – раздалось с другого конца стола, и Делия, уловив в его тоне досаду, поспешила взять себя в руки.

– Я не буду. Простите.

Он помолчал, глядя в темное окно, затем произнес спокойно, по-будничному:

– Вы все еще живете с Ванессой?

– Да, мы снимаем комнату здесь, в городе.

– Как она? Где работает?

– Устроилась недавно художником в мебельную мастерскую.

– А ваша сестра?

– У нее все хорошо.

Делия перевела дух. По крайней мере, он не гонит ее, и можно, не таясь, любоваться его хищной красотой, горьковатой, как крепкий чай; не думать о том, что было и что будет, а просто ловить момент, словно он последний.

– Давно вы в Мельбурне? – спросила она.

– Три месяца.

Так долго! А Ванесса не обмолвилась и словом. Хотя, быть может, она и сама не знала – или не хотела знать.