И вновь вверх по ведущей вниз лестнице - [4]
Я говорила: «Нет таких детей, с которыми нельзя было бы установить контакт, — есть лишь учителя, которых ничему нельзя научить».
И еще я говорила: «Каждый раз, когда учитель входит в класс, перед ним открываются возможности быть великим».
Очень легко потерять присутствие духа, деморализоваться. Ловлю себя на попытке выторговать немного внимания в обмен на что-то свое, личное, сыграть на своей собственной слабости. Рассказываю ученикам о том, как мне пришлось учиться английскому в двенадцать лет, сидя в одном классе с шестилетними.
«А сейчас вы говорите по-английски?»
«Вы что — еврейка?»
Измученная, как боксер в конце раунда, с нетерпением ожидая, когда зазвонит звонок, заухает сова, я спрашиваю себя: «Каким образом стала я их врагом? Когда, в какой час, в какой день?»
«Присматривайте за своей записной книжкой! — орет одна школьница. — У меня не все дома!»
«Эй, дайте-ка мне вашу ручку, — вопит у меня над ухом другая. — Почему вы, черт возьми, не отвечаете мне?»
Я взрываюсь и кричу. Класс отвечает гулом голосов — что-то среднее между одобрительными и неодобрительными возгласами. Наконец-то они задели меня за живое. А мне задеть их за живое не удалось.
Можно обуздать насилие, можно пресечь истерию, но как побороть апатию? Я веду программу школьного труда. Эти девочки полны апатии. Я спрашиваю их, что бы они хотели делать; я предлагаю им на выбор и то, и это. Нет, они лучше посидят здесь до конца урока. «Может, у вас журнальчик найдется?»
«Не думаю, чтобы вы могли по-настоящему понять мою проблему или проблему моего народа, потому что вы белая, и мы живем в двух разных обществах».
«Мне трудно жить в нашем нынешнем мире: не знаешь, кому верить и что делать».
«Если бы президент курил опиум, в мире жилось бы куда лучше».
«Мы — отпетые, нам сам черт не брат», — хвастают они. И все-таки даже в худшем классе я обычно встречаю хотя бы одну пару глаз, устремленных на меня с глубоким вниманием. Алчущих знаний.
Каждый день я приношу все новые их сочинения. Они жалуются на «крайне нездоровую» пищу в школьных столовых, на школы-«тюрьмы», на своих учителей — «диктаторов, самодержцев, лицемеров и промывателей мозгов». Они беспокоятся по поводу добрачной половой жизни. Их тревожит перспектива безработицы по окончании школы. Они превратно истолковывают демократию: «Мы можем делать все, что захотим». Они жаждет ясности и мира. И у них такое чувство, что им отпущено очень мало времени. Те, кто ощущает себя счастливым, как бы оправдываются: «Наверное, я какой-нибудь псих или чокнутый, но я люблю школу».
Мы редко сознаем, к чьей душе мы нашли путь, как и почему это удается.
Трудный класс в грудной школе. Я начинаю урок с проверки посещаемости — администрация настаивает на немедленном представлении списка отсутствующих. Рослый черный парень в желтой вязаной шапочке стоит посреди класса спиной ко мне. Я прошу его сесть. Он — ноль внимания.
«Я не вижу за вами класс», — говорю я.
«Смотрите сбоку».
В этом гомоне трудно выкликать их фамилии. Вот чешская фамилия, которую носит один из немногих белых мальчиков в этом классе.
«Как правильно произносится ваша фамилия?» — спрашиваю я его.
Он угрюмо пожимает плечами. «Все равно никто не может выговорить».
«Попробую я. Так—?» — и я называю его фамилию.
Он с изумлением смотрит на меня, «Откуда вы знаете?»
«Я росла в России. Произношение очень похожее».
«Вы — русская?» Возгласы с мест: «Э, так вы по-русски говорите?» Это их внезапно заинтересовало. «Скажите что-нибудь по-русски!» Я говорю. Уважительное внимание; они — со мной.
В конце урока парень в желтой шапочке подходит ко мне с листком бумаги, вырванным из блокнота.
«Напишите-ка что-нибудь по-русски», — командует он.
Я пишу на листке русское слово.
«А как это произнести?»
«Хорошо». Это значит «good».
Довольный, он кивает. Шевеля губами, направляется к двери. Бумажку держит в руке, как талисман. У двери он обертывается, какое-то мгновение колеблется, подыскивая точные слова для выражения — вот только чего? Извинений? Чувства восхищения? Он выражает максимум того, на что он способен: «Счастливо вам!»
А вот школа, оставшаяся точь-в-точь такой же, какой я ее знала, — специализированная средняя школа для одаренных подростков, которые должны сдавать вступительный экзамен. Большинство учеников белые. Порядок, серьезная целеустремленность, интерес к экзаменам, колледжу, политике, искусству.
«Терпеть не могу школьных радикалов, которые все время затевают беспорядки. Я не предубежден; я — правый».
Один ребенок из «Вверх по ведущей вниз лестнице», пишет: «Можно ли по моему почерку определить, белый я или нет?» Сегодня я перефразировала бы эти слова: «Можно ли по моему письму и чтению определить, белый я или нет?» И как это ни прискорбно, придется ответить: «Да». Мы гораздо лучше относимся к нашим «способным» ребятам. Неизменное школьное уравнение имеет такой вид:
Белые=хорошие ученики
Черные=плохие ученики
-----------------------------
Что и требовалось доказать
Их соответственные места в этом уравнении определены еще с детского сада.
Теперь я в одной из самых худших школ в городе. Даже замещающие не хотят идти туда; секретарь умоляет по телефону: «Очень прошу! Вы нужны нам!» Многие постоянные учителя отсутствуют — ничего удивительного. Бандитизм в зале, наркотики на лестницах, хулиганство, вымогательство, избиения. В нарушение правил пожарной безопасности учителя ведут уроки за запертыми дверьми, чтобы оградить учеников от шатающихся по коридорам орав: на днях такая шайка, ворвавшись в класс, где шли занятия, выволокла из класса одного из учеников и жестоко избила его в зале.
Бел Кауфман — американская писательница, чье имя хорошо известно читателям во всем мире. Славу Бел Кауфман принес роман «Вверх по лестнице, ведущей вниз». Роман о школьниках и их учителях, детях и взрослых, о тех, кто идет против системы. Книга начинается словами «Привет, училка!» и заканчивается словами «Привет, зубрилка!», а между этими двумя репликами письма, письма, письма — крики людей, надеющихся, что их услышат.
У фантаста, как у поэта, есть свой «черный человек». Облик его не всегда мрачен: сейчас, когда над робкой еще зеленью мая плещется яркий кумач, на лице незваного гостя простецкая улыбка своего парня, а в словах добродушный укор: «Послушай, не тем ты, брат, занят, не тем! Пишешь о небывалых мирах, куда попадают твои выдуманные герои, странствиях во времени, каких-то разумных кристаллах и тому подобной сомнительности. Да кому это надо?! Бредятина все это, ей-ей… Ты оглянись, оглянись! Кругом делается настоящее дело, варится сталь, выращивается хлеб, солнышко светит, люди заняты земным, насущным, это жизнь, а ты витаешь… Куда это годится!».
Издательство Русского Имперского Движения представляет очередной труд С.С. Родина, публициста, критика «украинства» как русофобской подрывной идеологии, автора известных книг «Отрекаясь от русского имени. Украинская химера» и «Украинцы». Антирусское движение сепаратистов в Малороссии. 1847 - 2009». Новая книга под названием «Поводыри украинского сепаратизма. Конспирология самостийничества» обличает закулисную подоплёку «незалэжности» и русофобскую, антиправославную политику временщиков в Киеве. Родин в максимально сжатом виде подает малоизвестную информацию об инспираторах и деятелях антирусского сепаратизма в Малороссии, основанную на объективных исторических фактах.
"Литературная газета" общественно-политический еженедельник Главный редактор "Литературной газеты" Поляков Юрий Михайлович http://www.lgz.ru/.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Мы переживаем политический перелом: старый спор между «правыми» и «левыми» в сфере социальных вопросов утрачивает свою силу. Официальные правые и левые все больше начинают заключать друг друга в идеологические объятия, за которыми тут же следуют политические: они обнаружили общность в том, что касается дальнейшего существования так называемой западной цивилизации, а именно, прежде всего, в тех областях этой цивилизации, которые можно оценить лишь негативно: в областях ее властно-структурных, эгалитаристских, экономических и универсалистских «ценностей».Эта книга хочет сделать что-то против этого.
«Гефсиманское время» – время выбора и страданий. Но это время, соединяя всех, кто пережил личное горе или разделил общее, как никакое другое выражает то, что можно назвать «личностью народа». Русский писатель обращается к этому времени в поисках правды, потребность в которой становится неизбежной для каждого, когда душа требует предельной, исповедальной честности во взгляде на себя и свою жизнь. Книга Олега Павлова проникнута этой правдой. После Солженицына, опубликовавшего «Россию в обвале», он не побоялся поставить перед собой ту же задачу: «запечатлеть, что мы видели, видим и переживаем».