Мы переживаем политический перелом: старый спор между «правыми» и «левыми» в сфере социальных вопросов утрачивает свою силу. Официальные правые и левые все больше начинают заключать друг друга в идеологические объятия, за которыми тут же следуют политические: они обнаружили общность в том, что касается дальнейшего существования так называемой западной цивилизации, а именно, прежде всего, в тех областях этой цивилизации, которые можно оценить лишь негативно: в областях ее властно-структурных, эгалитаристских, экономических и универсалистских «ценностей».
Эта книга хочет сделать что-то против этого. Отдельные статьи в ней указывают на то, что развивается новая разграничительная линия, на сей раз — между приверженцами космополитизма и сторонниками этнокультурной идентичности. В наше время отчужденности от культурного творчества и традиции народа стало необходимым описать корни идентичности, духовного самосохранения и саморазвития отдельного человека, а также различных жизненных и культурных общностей, сделав из этого в дальнейшем основу аргументации для обоснованного противостояния духу недееспособности, разложения и разрушения.
Новые дискуссии о проблематике иммиграции и многорасового, мультикультурного и смешано-культурного общества, об утрате культурного наследия и традиции народа, а также о техническом прогрессе всегда, что характерно, ставят решающий вопрос об идентичности. Также и угрозы военного и экономического характера находятся в центре дискуссий об идентичности. В борьбе против универсальной смешанной культуры следует объединить национальные европейские идентичности, рассматривая их как дополняющие друг друга, и не противопоставляя их между собой. Необходимо дополнить национальную идентичность на более высоком уровне (Европа) и укоренить ее на уровне более низком (регионы). Мужество ради идентичности защищает модель гетерогенного мира гомогенных народов, а не наоборот!
Новая школа европейского мышления
Наша эпоха находится в кризисе. Все же, сами по себе кризисы не представляют собой ничего нового: ибо мир находится в кризисе с тех пор, как сам мир существует. Кризис — это элементарный закон жизни. Если кризис воспринимается как вызов, он поощряет энергию вместо того, чтобы ограничивать ее, активирует предприимчивость вместо того, чтобы нейтрализовать ее. Разумеется, кризис сегодня больше не воспринимается как вызов, а как фатальность; как статус-кво, который неизбежно тяготеет над мировым процессом. Диалектика, кажется, сменила полярность: раньше человек встраивался в вызов, который бросал ему кризис. Другими словами: человек определял самого себя относительно возможных изменений, которые могло бы вызвать его влияние на кризис. Он определял самого себя относительно преодоления кризиса, т. е. относительно мира, который возник бы после кризиса. Сегодня же, в отличие от этого, человек, кажется, определяет себя относительно кризисного состояния; то есть, он ищет уместные средства, чтобы удобно устроиться в кризисе вместо того, чтобы справиться с ним и преодолеть его. Вчера человек находил в кризисе причину своих действий, своего участия, своей воли к власти и самоутверждения. Кризис, так сказать, обязывал судьбу человека, вынуждая его к реакции и заставляя его создавать ценности, из которых могла возникнуть новая судьба. В противоположность этому сегодняшний человек, по-видимому, находит в кризисе причину своей пассивности, своего отречения, своего безразличия. В этом и кроется принципиальное различие. Но также изменились и природа и исход кризиса: а именно, мы в первый раз вступили в век равенства, о котором хлопочут на всех культурных уровнях, на всех осях мышления, во всех частях этого мира. В первый раз движение за равенство приняло всемирный масштаб. Оно непосредственно угрожает идентичности всех народов Земли. Одновременно страстно желающее безопасности и стабильности общество последних людей (ср. Ницше) впервые перед всем миром поставило риск вне закона. Поэтому человек может видеть в кризисе только лишь безумную матрицу, родную почву всех его поражений и отказов, всей его приспособляемости и подлости. На этом, несомненно, основывается эгалитарная буржуазная общественная форма, которая меняет силу на безопасность, чувствительность на разум, готовность действовать (что означает веру) на планирование (что означает закон).
Ни в чем не нуждается человек, который живет самостоятельно
Тем не менее: кто же вызвал эту переоценку, если не человек? Кто вызвал это безразличие, если не человек? Кто породил это пораженчество, если не человек? Из чего произошли проблемы, из которых возник кризис, если не из человека? Насколько долго человек готов верить в неотвратимость этой фатальности, настолько же долго он останется объектом и предметом кризиса, будучи не в состоянии снова укоренить свою идентичность, неспособный черпать в своей органической принадлежности силу для борьбы с универсализмом. Если он предпочтет поддерживающую безопасность возвышающему риску, механизирующую рациональность активирующей чувствительности, нивелирующую приспособляемость личностному участию, то он останется «демобилизованным», но одновременно эксплуатируемым человеком в построенном на выгоде, потреблении и рентабельности обществе. В противоположность этому: ему нужно только поверить в то, что эта фатальность не является таковой, что универсализм не является категорически окончательным, что коммерческий либерализм — не неизменен, чтобы снова черпать то, что никогда не упускалось за время его владычества и его величия; просто потому, что ничто не ускользает от человека, который живет самостоятельно, своими силами и не подчиняется навязыванию себе чужой воли.
