И он ее поцеловал - [84]

Гарри зажмурился на секунду. Он не желал знать, что случилось дальше. Не хотел слышать этого. Он сжал зубы и открыл глаза.

– Продолжай.

Эмма подняла голову, ладонь на горле, глаза уставились в темноту.

– У отца было кольцо, – сказала она. – Серебряное, со звездой.

Гарри стало дурно.

– И как поступил отец, когда увидел дочь?

Повисла долгая пауза.

– Обозвал шлюхой за то, что она отрезала волосы, ударил кулаком по лицу и сжег дневник. Отец целый месяц с ней не разговаривал. – Эмма крепко обняла колени. – Больше дневника у девочки никогда не было.

Ярость взорвалась и обжигающей волной прокатилась по телу. В груди было невыносимо больно. Он хотел сказать ей что-нибудь, но слова не шли с языка. Болтать ерунду он мастак, но в эмоциональных беседах не силен. Да и что может придумать мужчина в такой ситуации?

Но Эмма сидела, сжавшись в комочек, как, должно быть, сидела та маленькая девочка с порезом на щеке, смотрела на стену над головой Гарри и открывала ему свое сердце. Гарри знал, что обязан утешить ее, и сделать это он должен правильно.

Он судорожно вдохнул и коснулся ее щеки. Она повернулась так, чтобы можно было смотреть на него, а не мимо.

– Эмма, Эмма, – мягко проговорил он. – И ты говоришь, что не можешь сочинять?

Она заглянула ему в глаза, нижняя губа ее дрожала.

– Это не выдуманная история, Гарри, – прошептала она.

Он погладил большим пальцем шрам в виде звездочки на ее скуле.

– Я знаю.

– Тогда что ты хочешь сказать?

Он наклонился и поцеловал крохотную звездочку.

– Если ты прошла через подобное, в запасниках твоей души должна храниться масса рассказов, Шехерезада.

Она заплакала.

– Не надо, Эмма. – Гарри обнял ее и уложил на кровать. Он гладил ее волосы, целовал мокрые от слез щеки и баюкал, пока она не уснула.

Гарри задул свечу на своем прикроватном столике, но сон не шел. Он лежал в темноте и думал о двух вещах. С одной стороны, он был рад, что ее отец мертв. Но с другой, жалел, что мерзавец умер и лишил Гарри удовольствия убить его.

Глава 22

Дорогие мои читатели, я от всего сердца надеюсь на то, что информация, которой я делилась с вами последние шесть месяцев, была и полезной, и интересной, но, увы, пришла пора прощаться.

Миссис Бартлби «Соушл газетт», 1893 г.

Эмма сидела и смотрела на очередной чистый листок, вставленный в ее пишущую машинку. Еще несколько дней, и она поедет в Марлоу-Парк, а идей для леди Эверсли как не было, так и нет. Льняные салфетки для свадебного приема, свернутые в форме лебедей, вот и все, что ей удалось выжать из себя.

Мистер Голубь свернулся клубком на ее коленях и мурлыкал во сне. Она подозревала, что кот ужасно скучает по ней в выходные, потому что после ее возвращения он ходит за ней будто приклеенный. Гарри просто сумасшедший – кошки куда лучше собак.

Она перевела взгляд на лежащую рядом стопку машинописных страниц. Ее статьи для следующего выпуска закончены, но только благодаря тому, что она почерпнула идеи из старых рукописей. Это уже стало входить у нее в привычку. Вдохновение пропало. Гарри прав, на самом деле в ней говорил голос тетушки Лидии, а не ее собственный, и с каждым днем становилось все труднее и труднее печься о том, в каком магазине продаются лучшие сливовые пудинги, где найти бархат по сходной цене; и считается ли приличным пожимать друг другу руки за завтраком.

Гарри говорит, что она должна попробовать себя на ниве романов. Может, стоит прислушаться к нему. В груди заклубилось возбуждение. Может, так она однажды и сделает. Но сначала нужно выполнить обещание сестре Гарри. По приезде в Марлоу-Парк придется преподнести заказчице свежие идеи для проведения свадьбы. Эмма обещала, а хорошие девочки всегда держат слово. Несмотря на необузданное веселье последних двух месяцев, несмотря на дикую радость непослушания, в глубине души Эмма знала, что она всегда была и будет хорошей девочкой.

Похоже, она сделала круг и вернулась обратно. Эмма подняла Мистера Голубя и бережно переложила его в ближайшее кресло. Подошла к окну и вышла на пожарную лестницу, с улыбкой припомнив, как взбиралась по ней после первой блаженной ночи с Гарри. С тех пор пролетело немало райских дней и ночей.

Эмма взялась за металлические перила и посмотрела вниз, на аллею, убегающую вдаль четырьмя этажами ниже. Внезапно нахлынула меланхолия, чувство, часто захватывающее ее в последнее время. С того самого эпизода на железнодорожной платформе в Крикет-Сомерсби, когда Гарри не смог представить ее своему другу.

В дверь постучали, и Эмма пошла открывать. На пороге стоял мальчишка с пакетом, завернутым в коричневую бумагу.

– Мисс Эмма Дав?

– Да.

– Для вас посылка, мисс.

Эмма взяла у него пакет, дала полпенни на чай и захлопнула дверь. Сердце подпрыгнуло, стоило увидеть знакомый почерк. Ее имя и адрес, выведенные рукой Гарри. Эмма начала разворачивать обертку. Интересно, что там такое?

Если не считать «Тысячи и одной ночи» в переводе Бертона, Гарри никогда ничего ей не дарил. Да она и не ждала от него этого. Не такой он человек. Кроме того, она ясно дала понять, что не хочет вещей, подобных тем, которые он преподносил танцовщицам. Цветы и книги, сказала она ему как-то, единственно приемлемые презенты для леди, не являющейся его женой. Драгоценности, духи и атласные туфельки исключаются. Поэтому когда под оберточной бумагой показалась голубая кожаная обложка книги, Эмали чуть не удивилась. Но как только она достала ее и поняла, что это такое, сердце разлетелось на тысячу мелких осколков.