Hvalfanger / Китобой - [53]

Берислава запрокидывает голову. Ее волосы, ставшие почти вдвое длиннее, Сигмундур захватывает ладонью. Потягивает, вынуждая изогнуться и тем самым увеличив глубину. По его лицу расползается блаженное выражение.

— Мое северное сияние…

— Мое северное сияние, — перебивает мужчина, сильнее целуя ее шею, — ты сияешь только для меня…

— И не думай о другом, — девушка сладостно вздыхает, отыскивая его губы. Вынуждает оторваться от своей шеи, оставив кожу саднить и проявлять засосы, требуя крепкого, страстного поцелуя. Их языки, заплетаясь, состязаются по силе.

Сигмундур стонет, не отрываясь от своего сокровища, но наращивая темп. Это почти больно — чувствовать ее настолько хорошо, быть настолько глубоко. От удовольствия пульсирует в висках…

— Я обожаю тебя, — заулыбавшаяся Берислава своей мягкой ладонью, сегодня следующей вполне твердо, проходится по его позвоночнику, пересчитывая позвонки. Царапает ноготками ребра, вынуждая теперь уже китобоя выгнуться, дабы получить все сполна.

Их новая поза Бериславе по вкусу. Сидя. С шикарным видом на партнера. И, разумеется, с дозволенностью самых глубокий касаний. И то, что она более чем вдвое меньше своего любовника, лишь добавляет перца.

Мужчина не отвечает на ее слова. Захватывает рот в плен, руками мнет грудь и вбивается еще сильнее. Звук шлепков кожи захватывает дух.

Берислава морщится, цепляясь руками за его голову, за волосы, так и не остриженные по ее убедительной просьбе, лишь подровненные в правильную прическу. Массирует кожу, но в то же время не дает отстраниться. До последнего вздоха, до сбитого бормотания о пощаде готова держать. В их сексе она теперь крайне уверена — и немудрено. За семь лет семейной жизни, не считая месяцы, проведенные в берлоге у леса, она знает все его эрогенные зоны, волнующие точки. И прекрасно знает, как оттянуть или удлинить конец. Ее умениям Сигмундур поражается. Либо интернет творит чудеса, либо Берислава создана для того, чтобы ублажать его. Никто, никогда, не делал лучше. С ней — к звездам. И это не сравнимо.

…Девушка окончательно теряет способность дышать. В преддверии разрядки, отчаянно двигаясь в попытке его нагнать, она кусает губы и прикрывает от удовольствия глаза. Уже близко.

Китобой любуется ее лицом. Выражением нетерпения, ожиданием, наползающей маской удовлетворения… она готова лететь. Она, пожимая его плечи, просит лететь вместе. Постанывает, едва ли не хныча. Молит.

Сигмундур крепко обвивает девичью спину руками. Насаживает на себя, не скупясь на усилия.

Его собственные глаза начинают закатываться.

— Люблю, — хрипло шепчет он, скатываясь в самый низкий бас, когда хватает двумя пальцами ее лицо, — смотри, как люблю… не оставляй меня!..

Берислава послушно, хоть и с трудом, открывает глаза. В них один туман грядущего наслаждения.

Но она улыбается. И, облизнув губы, понятливо кивает.

— Люблю не меньше… так люблю, Большой кит, так люблю!.. — голос, хоть и тихий, срывается. Берислава изо всех сил тянется к нему навстречу за последним поцелуем. Она обожает его руки на лице, на груди. Она его всего обожает, отчего Сигмундур раз за разом чувствует невыразимое счастье. Особенно при занятиях любовью.

…Поцелуй Сигмундур возвращает. Охает, ощутив ее пьянящий, горячий конец. Против такого аргумента не устоять никому.

Он кончает бурно, долго и со стоном. Утыкается в ее плечо, сдерживая голос.

Нельзя будить.

Счастливая, растрепанная и такая красивая, Берислава заключает его лицо в ладони. Любуется его выражением истинного рая, зацеловывая каждый уголок. Ее губы, внимательные и благодарные, не обделяют вниманием ни одну клеточку… и столько удовольствия за раз для китобоя много.

Все еще подрагивая от ошеломительной разрядки — а бывало ли с ней по-другому — он, не отпуская девушку, валится на простыни. Одеяло, пряча их в своем плену, летит следом.

Берислава посмеивается, оставляя его лицо и переходя на шею.

Сигмундур разминает, мягко массажируя, ее спину и плечи.

— Лучшее, что может быть…

— Лучшее во Вселенной, — он отрывисто кивает, глубоко вздохнув. Кольцо раскаляется на пылающей руке. К тому же, намеренно потеревшись о него своим безымянным пальцем, Берислава лишний раз напоминает, что все это никогда не закончится. И чем дальше — тем лучше. Они связаны золотом — крепчайшим из металлов — навечно.

…Хлопает дверь.

Сигмундур, приметливый и готовый ко всему, как знает, натягивает одеяло выше. Прячет Бериславу.

— Мамочка?..

На детский голос, прозвучавший от входа, они оба усмехаются. И пристыженно, и довольно.

— Tiden er ved at løbe ud (Время поджимает), — Берислава, нежно огладив лицо мужа, жмурится.

— Han er en smart dreng. Han vågner aldrig op tidligere. (Он умный мальчик. Он никогда не просыпается раньше), — посмеивается он, тепло чмокнув ее нос, — Jeg kan lide punktlig (Я люблю пунктуальность).

А затем обращается к сыну, с интересом наблюдающему за их позой.

— Я сейчас приду, Воробышек. А ну-ка беги в кроватку.

Севостьян, вздохнув, слушается отца. Маленькими ножками, в маленькой синей пижамке с китами, бредет в комнату.

Сигмундур дожидается, пока отойдет достаточно далеко. Поднимается, отпустив жену и оторвавшись от ее роскошного обнаженного тела.