Хроники сексуальных неврозов - [26]

Она кричит:

– Прямо в точку, мамусик!

Ли целует и обнимает Ксю, потом трубку, из которой поступило это ошеломительное известие.

– Умничка моя! Хорошая моя! Как я счастлива, мама, за тебя! Ксю, она беременна! Она беременна маленьким ребеночком! Крохотным крохотулечкой… Мама, мамочка, ну какая ты умница!

Девушки садятся в авто и дают по газам.

Лия кричит в трубу:

– Давай на обгон поиграем! Такая радость! Все, Ксю, немедленно в церковь на Ленинский!

– К отцу Александру – на Ленинский! Давай «восьмеркой», Ли! Такая радость!

Девушки играют «восьмеркой», потом выскакивают из авто и взявшись за руки бегут по дороге. Они бегут просто в никуда, тупо-счастливо пританцовывая…

Вдалеке показывается какой-то мужчина.

Ксюша разочарована:

– Блять, нарисовался…

– Эй! – кричат девчонки. – Пошел ты знаешь куда? Знаешь?

И они дружно показывают ему фигульки-кривульки:

– На, на! На, козлик, на!

Садятся в машины и дают по газам.

48. Беспонтовая бабон и краденый презик

…Блаженно и тихо вокруг в четвертом часу утра; тепло и туманно… Из дома в Безбожном переулке выползают, пошатываясь, Поликарпов, Шеин и Зайцев. На запястье Зайцева – веревка с привязанной Марьей Николаевной.

– Так значит, беременна наша Тополь? – говорит Поликарпов.

– Значит, да… – отвечает Шеин.

– Значит, к Богу пошла… У женщин всегда есть этот путь, а у нас?

– А чего? – спрашивает Шеин. – Не шагнуть ли и нам в вечность?

– Очень хочется увидеть Бога-то… – добавляет Поликарпов и вдруг вскрикивает, словно видит уходящую Юлию Петровну. – А мы туда идем! Тополь, подождите, милая! И нас возьмите!

За ними, чуть поодаль, ковыляет Мармышкин. Он без ботинок.

За всей этой группой лениво тащится молодой сержантик (как бы наблюдая за порядком). Он заметно обижен и недоволен.

Поликарпов оглядывается:

– Алексей Иванович, так Вы не знаете, что такое вечность? А ведь мы туда идем.

Сержантик сухо отвечает:

– К Богу, значит? Может до утра подождете?

– Нет. Прямо сейчас.

Зайцев печален:

– Вот там, где Вы стоите сейчас, дорогой Алексей Иваныч, я однажды заснеженным вечером встретил Булата Шалвовича… Была вьюга…

– Фак! Фак! – читкует Марья Николаевна.

– Ах, если бы, Марья Николаевна… – отвечает Зайцев. – Если бы…

Мармышкин канючит:

– А меня вы не возьмете, господа? Я ведь тоже психиатр…

Он трясет какой-то книжицей:

– Вот читайте… Врач-психиатр высшей категории… Вот значок «Ударник коммунистического труда»…

Он прикрепляет значок к груди.

Зайцев всхлипывает:

– Так она беременная, Шеин? И что я сегодня такой сентиментальный?

– Беременная… А я хочу к жене… К женушке я хочу… – Шеин пьянее некуда. – Она обещала меня отвезти к жене… Теперь уже вряд ли.

– Вы что – сами не дойдете?

– А меня вы возьмете, господа?

– Так мы в рай идем, милый… В рай…

Мармышкин доказывает:

– И я туда же!

Поликарпов щурится:

– Видите, как дорога звездами усыпана? И мы ступаем как боги, видите?

Мармышкин, крича, доказывает:

– Вижу! И я туда же!

Сержантик успокаивает:

– Господа, потише, все туда успеем… Вы бы вернулись, гражданин Мармышкин, ботинки бы надели…

Мармышкин отвечает громогласно и с понятным сарказмом:

– Ах, бросьте. Это уже земное, молодой человек. Там не спрашивают ботинок…

– Уйди, мерзотный старик! – недоволен Зайцев. – Это что – мой завтрашний день? Ты – мое будущее?

Марья Николаевна тоже замахивается на Мармышкина:

– Фак! Фак!

– А там гинекологи нужны? – спрашивает Шеин и распахивает руки. – Где ты, рай? Где ты Бог?

– Нафиг гинекологов, нафиг… – машет руками Поликарпов. – Там есть, конечно, женщины…

– А гинеколог – это вечный поводырь женщины! Вечный!

– Но у них нет самого главного… Пирожков там нету! Это же рай! Если не хотите терять свой гинекологический стаж – Вам в ад. Там этого навалом!

– А психиатры? – кричит Зайцев. – Я могу молоточком – по коленке… Тук-тук…

Он поет:

– Я в синий троллейбус сажусь на ходу, В последний, В случайный…

Он плачет от избытка нахлынувших чувств:

– Где он тот синий троллейбус, Сергей Иванович, не знаете? Где он остался? В той жизни, которая пролетела?

Поликарпов достает незаменимый коньяк из кармана:

– Ну что, выпьем за Тополь?

– Выпьем! – бодрится Шеин. – Выпьем же!

Мармышкин произносит страшным голосом (таким страшным, что сам от себя похолодел):

– В ад! В ад Вы идите, господа!

Сержантик строг:

– Спокойнее, гражданин, без шума! Сейчас разберемся кто куда!

Зайцев вытирает кулаками слезы.

– Тополь! Где ты? Булат Шалвович, где мы? Ау! Где мы!

– Валерий Романович, пожалуйста, без шума… Сейчас разберемся…

– Где синий троллейбус… Где Тополь… На Плющихе… Где юность моя, Булат Шалвович…

Он садится на газон, он не хочет идти дальше.

Зато Мармышкин тащится вперед, страшно и громогласно вскрикивая:

– В ад! В ад Вы идите, господарики! Вы слышите меня? В ад!

– Сергей Иванович, да налейте Вы ему… – говорит сержантик.

– Да, именно! Иначе – в ад! В ад, я сказал!

Ничего не ответив, Шеин и Поликарпов тихо удаляются вниз по Безбожному переулку. За ними, негромко дребезжа, тащится голос Зайцева:

– Я в синий троллейбус Сажусь на ходу, В последний, В случайный…

Но вот Зайцев стих, просто бормочет себе под нос:

– Ну и где он, синий троллейбус… Где юность моя… Где дворники… Стихи… Листья… Техник-смотритель… Булат Шалвович, где Вы? Где?