Хроники сексуальных неврозов - [10]

Шрифт
Интервал

18. Антисекс от Риты

Наряду с Шеиным продолжает держать оборону и Рита. Нынче Рита из своей квартиры выпроваживает какого-то старичка.

– Фсе, фсе, Михаил Борифович!

– Да мне же просто подержаться, Рита, – упрямится тот.

– За старуху свою дервытесь!

– Боюсь… Даже в темноте боюсь…

Добавляет шепотом:

– Костлявая она стала, как смерть. За что там держаться?

За дверью – еще парочка тех, кто готов подержаться за Риточку.

Первый старичок спрашивает:

– Никак, Миша?

– Никак.

Второй грустен:

– Как же теперь?

Михаил Борисович отвечает ехидно:

– А никак! А то привыкли – льготы, льготы! В комитет ветеранов тут не пойдешь, не пожалуешься…

– Да кто привык, чего ты городишь? Отдавай мою шляпу, Дон Жуан хренов!

Михаил Борисович с насмешкой протянул обольстительную шляпу:

– Да на, добра-то! Неказиста твоя шляпа оказалась, Иван Егорыч, ой неказиста!

И он гордо удаляется в одиночестве, за ним семенят оскорбленные товарищи.

– Неказиста? Триста двадцать шесть рублей стоит! Да за такие деньжища мы в порту города-героя Севастополя… В одна тысяча девятьсот шестьдесят шестом году…

– Слаба твоя шляпа! На полшестого смотрит!

19. Фак! Фак! Ах, оставьте, дорогая…

Ах, что с нами делают женщины! После того, как Тополь побывала в коммуналке на Безбожном, господин психиатр и господин гинеколог долгими летними вечерами стали выпивать на кухне несколько чаще…

Иногда к ним присоединяется и Ромик, но Ромик преследует свой интерес.

Он появился на пороге кухни, крикнув своей очередной подружке:

– Малыш, я сейчас, пару минут!

Ромик пристраивается к застолью.

– Ну-ка, встаньте Сергей Иванович, – говорит Зайцев. – Я осмотрю Вашу попу.

Ромик немного наливает себе:

– Это воистину педерастичный намек, Валерий Романович, воистину! Вы на верном пути.

Шеин встает.

– Ну, если педерастично, пожалуйста… Осматривайте.

– Тополь сказала, что не любит рыхлые мужские задницы… Ну, такие как у меня…

Ромик, выпив, канючит:

– Валерий Романович, отец родной! Ну всего полчаса, идет? Посмотрите, какой дорогой коньяк куплен Вам! Две пицот отстегнул!

– Попа как попа… – громогласно восклицает Зайцев. – Я бы сказал элементарная жопа…

– Две пицот!

– А я дешевых не пью, Роман, и Вы это прекрасно знаете…

В руках у него снова гитара, он поет:

– Тьмою здесь все занавешено И тишина, как на дне... Ваше величество женщина, Да неужели – ко мне?

Ромик просит:

– Валерий Романович, ну же!

Зайцев перестал петь.

– Эх, мои юные друзья! Окуджава однажды сказал: «Потерпите, Валера. Все будет. И признание, и материальный достаток». Дорогой Булат Шалвович, докладываю. Ничего у меня нет, кроме Ваших песен…

– Вы это говорили уже сто раз! – торопит Ромик.

– Повторенье – мать ученья, запомните, Аполлон Вы наш многояйцевый…

Шеин берет гитару, трогает струны, поет:

– Тусклое здесь электричество, С крыши сочится вода. Женщина, Ваше величество, Как вы решились сюда?

У Ромика не забалуешь:

– Вы, Сергей Иванович, на шестерке не дотягиваете полтона… А вы, господин продюсер гнилых сериалов – на септаккорде фальшивите.

Он берет протянутую гитару.

– Да уж, во всем я фальшивлю… – вздыхает Зайцев, – Окуджава почитал мои стихи и сказал…

– Тогда все дворники писали стихи, – перебивает Шеин. – Скажу больше: гинекологи тоже.

До них долетает голос девушки, которую Ромик оставил один на один с Марьей Николаевной.

– Рома… Я боюсь одна… Она мне фак показывает…

– Про гречку не спрашивает?

– Спрашивает… Почему я ее съела… Ой, щипается! Прекратите, щипаться, бабушка! Я не ела Вашу гречку!

– А гинекологи с чего? Я понимаю, психиатры…

Ромик поет без фальши:

– Кто вы такая? Откуда вы?! Ах, я смешной человек... Просто вы дверь перепутали, Улицу, город и век.

Песня Окуджавы его тоже погружает в воспоминания.

– А мне Булат Шалвович шоколадку импортную подарил, помните, Валерий Романович?

– Помню.

– Сколько мне было?

– Два с половиной. Ромик, это правда, что женщины перестали любить бруталов, а переключились на элемент педерастичности?

– Да, конкретно.

– В Вас этот элемент… хм… так сказать, присутствует?

– Безусловно. Когда надо, я – метросексуал. Валерий Романович, душка на парфюме… Ну, прошу Вас… Во имя Булата Шалвовича!

– Вы знаете, что Ваши женщины очень громко стонут в постели? Где они насмотрелись такой порнографии?

Он взволнованно расхаживает:

– Это, знаете… Это тоже задевает… Почему они так громко стонут?

– Оргазмус… Сделано в Голливуде. Не противьтесь, Зоил!

– Ну что же Вы юношу мучаете, господин психиатр? – выпивает Шеин в одиночестве. – Умник Вы наш… Метросексуал на выданье…

– Замечу мимоходом – только в память о Булате Шалвовиче! Запомните, заблудший юноша: только в память о нем Вам удается разводить меня на всякие мерзости вроде этой!

Ромик приводит Марью Николаевну. Она готова к свободному плаванью – она уже на поводке и в наушниках. Старушка тут же устремляется к помойному ведру, копошится, бормоча:

– А ячки сколько набросали… ячки-то…

Второй конец веревки Зайцев привязывает к своему запястью и подтягивает старушку к столу. Марья Николаевна сидит смирно. Зайцев подставляет ей тарелку с очищенными креветками, старушка старательно ест большой ложкой.

Зайцев разливает, поднимает рюмку:

– Значит, все уже давно метросексуалы? И только я задержался в своем веке?


Еще от автора Зуфар Гареев
Показания Шерон Стоун

В прозрачной гондоле цвета вечного сияния солнца и лазури я уже не в первый раз подплывал к Виктору по глади небесных озер с блистающим магическим веслом в руках. И мы не раз пытались прояснить вопрос… гм… кхм… того предмета, чем можно порвать женщину на свастику, как выражаются иногда мужчины.


Путь плоти

Муж везет жену к пареньку Стасу изменять, мягко говоря. Ее измены он терпит уже второй год. Долго решался – и вот теперь он хочет посмотреть на того человека, с которым она…


Ее горячая мамочка

– Я тебе говорила про одну такую у нас на работе? Все время пишет в туалете: хочу… дико хочу… Ну ты поняла, в общем. Идиотка на всю голову…


Спящие красавицы

Друзья мои! Вы прекрасно знаете: сколько бы Добро не боролось со Злом, последнее всегда побеждает. Также вы знаете про ту очередную напасть, которая свалилась на голову человечества в наши дни. Вы помните – женщины разных возрастов вдруг в массовом порядке стали засыпать летаргическим сном. И до сего дня продолжают засыпать навсегда.Для тех, кто не совсем в курсе поясню: засыпают только те дамы, которые четыре года назад просмотрели популярный сериал «О, смазливчик!» Главную роль в этой бяке сыграл парень исключительной красоты – некий Алексей Синица.


Перевод Гоблина

В большой комнате обычно собираются все. Здесь мама Ирины Елена Леонидовна, бабушка Мария Евграфовна, а также младшая сестра Ирины Юлия, худосочная блондинка. Во время ссор с мужем подолгу проживает с ребенком в родительском доме.Кого не затащишь сюда, так это младшего ребенка – Дэна. Денис называет Юлию Хамсой, по старой привычке, за то, что она тощая, как пугало.


Осень б/у

лейтенант Бабич, расхаживая перед личным составом и стараясь сохранить мягкость и привлекательность интонации. – Войсковые соединения в этот прекрасный воскресный день должны заменить ту массу разнополых отдыхающих, сектор которой временно отсутствует в наших российских городах по понятным причинам. Люди перестали радоваться. Это непорядок. И армия должна дать пример радости!


Рекомендуем почитать
Сказки из подполья

Фантасмагория. Молодой человек — перед лицом близкой и неизбежной смерти. И безумный мир, где встают мертвые и рассыпаются стеклом небеса…


Сказки о разном

Сборник сказок, повестей и рассказов — фантастических и не очень. О том, что бывает и не бывает, но может быть. И о том, что не может быть, но бывает.


Город сломанных судеб

В книге собраны истории обычных людей, в жизни которых ворвалась война. Каждый из них делает свой выбор: одни уезжают, вторые берут в руки оружие, третьи пытаются выжить под бомбежками. Здесь описываются многие знаковые события — Русская весна, авиаудар по обладминистрации, бои за Луганск. На страницах книги встречаются такие личности, как Алексей Мозговой, Валерий Болотов, сотрудники ВГТРК Игорь Корнелюк и Антон Волошин. Сборник будет интересен всем, кто хочет больше узнать о войне на Донбассе.


Этюд о кёнигсбергской любви

Жизнь Гофмана похожа на сказки, которые он писал. В ней также переплетаются реальность и вымысел, земное и небесное… Художник неотделим от творчества, а творчество вторгается в жизнь художника.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.


Варька

Жизнь подростка полна сюрпризов и неожиданностей: направо свернешь — друзей найдешь, налево пойдешь — в беду попадешь. А выбор, ох, как непрост, это одновременно выбор между добром и злом, между рабством и свободой, между дружбой и одиночеством. Как не сдаться на милость противника? Как устоять в борьбе? Травля обостряет чувство справедливости, и вот уже хочется бороться со всем злом на свете…