Хроники Мизии - [6]

— Да буквально три недели назад! — Продолжал толстяк. — Иду я в одну деревню по чистому полю. И откуда они только взялись. Я оглянуться не успел — все небо в тучах, ветер засвистел. И гром уже все ближе. А я один, как перст да посреди поля. Перепугался, бросился бегом. Да куда бежать, не разобрался, оглянулся — бегу-то не в ту сторону. Я гляжу, недалеко, вроде рощица. Я — туда. Тут дождь стеной, и гром уже прямо над полем. Из-за дождя на пять шагов ничего не видно. Темно стало. Я перепугался, браты, сил нет. Где же думаю, эта рощица-то? Под ноги-то не поглядел — а там овраг. Меня кубарем понесло, но не больно, там и падать-то было не далеко. Плюхнулся в лужу, и тут молния прямо надо мной как даст! Что ты! Я лежу, морду из лужи поднять боюсь. Сколько так пролежал не знаю. Долго, наверное. Может, я вообще не просто лежал, а помер ненадолго. Я вот думаю, может быть такое, что внезапно помер, но если не заметил этой смерти, то потом незаметно и снова ожил? Как вы думаете?

— Я думаю, может. — Ответил Корднак.

Ирминар вдруг поднял голову и, прищурившись, стал разглядывать толстяка.

— Я тоже так думаю. — Сказал толстяк. — В общем, ожил я снова, или просто очнулся — не важно. Поднимаю голову — гляжу, а дождь уже еле капает. И грохочет теперь где-то вдали. Потом совсем перестал. Затихло все. Только тучи по-прежнему на небе. Я думаю, надо бы вылезать отсюда, да не тут-то было. Это мне со страху показалось, что недалеко я падал. А на самом деле овраг глубокий, и стены почти отвесные. Да к тому же после ливня размыло всю грязь, я и так, я и сяк — не могу вылезти. Тогда выбрал я направление и пошел по дну. Думаю, рано или поздно найду ложбинку и вылезу. Нету никакой ложбинки! Уж ночь на дворе, а я все в этом овраге, как мышь в валенке. Темнотища жуткая. Звезд и луны нет из-за туч. Я почти ощупью ползу.

Вдруг гляжу — наверху свет! Огонек такой мелькнул. Ну, слава богу, думаю, похоже, до деревни я допер. И такое мне сразу облегчение наступило! Полез я на стену и, верите, браты, не знаю как, а за один раз и вылез! Огляделся я, смотрю, и впрямь дом стоит на самом краю. Только я-то думал, что это деревня, а других-то домов вокруг нет. Одна эта хата тут прибеднилась. И странная какая-то хата. Без крыши, двери нет, окна пустые, темные. Где ж я тут, думаю, огонек-то разглядел? Тут и гореть-то нечему. Но, ведь, я точно его видел, иначе бы я не вылез, полз бы себе дальше… Заглянул я внутрь — точно. Пусто здесь совершенно, один мусор валяется, никого нет. Ну, не важно, думаю, все — не на земле, а под крышей (то есть, не то, чтобы под крышей, но все равно) переспать. А меня уже и ноги не держат. Завалился я в угол и заснул. Утром просыпаюсь… — Тут толстяк не удержался и хихикнул. — Гляжу, а на полу, прям посередине — скелет лежит, в лохмотьях. Ну, думаю, Манук, — Толстяк уже не мог сдержать смеха, — В разной компании ты сыпал, а такого соседа, у тебя еще не было! — Толстяк довольно захохотал.

Он хохотал так заразительно, что Корднак, тоже засмеялся. Ирминар стукнул кружкой по столу и поддержал веселье, потом, не переставая смеяться, звучно хлопнул по могучему плечу.

Полковнику вдруг стало не до смеха. Чем-то ему очень не понравился его предводитель. Ирминар блаженствовал, Ирминар торжествовал, словно толстяк принес ему некую очень радостную весть. Чувствуя тревожный холод внутри, Корднак стал пристально разглядывать своего друга.

Глава 4

Корднак всегда спал вместе с солдатами. Сейчас они занимали барак у Восточных ворот. Спал он очень чутко, и чтобы пробудить его, дабы привлечь к немедленному и решительному вмешательству в ситуацию, достаточно было скрипнуть негромко половице под задумавшей неуставное действие ногой. Но когда он проснулся в этот раз, его словно окатили кипятком. Он вскинулся на ложе — глаза выпучены, рот распахнут, потому что в груди не хватает воздуха. Это было удушье на грани смерти, возможно, еще чуть-чуть и у него остановилось бы сердце. Руки его сжимали обнаженный меч мертвой хваткой. Ощущение близкой, на расстоянии ладони катастрофы было явственным, как брызнувший в лицо плевок огнемета.

И он в этом не ошибся. Все вокруг были мертвы. Корднак сидел на ложе не в силах уяснить себе, что именно случилось. Он видел мертвые тела своих любимых добролюбов. Много мертвых тел, но они казались чем-то второстепенным, а главное ускользало. Потом он понял это главное. Он был совершенно беззащитен перед лицом какой-то грандиозной силы. Он был в рабстве у этой силы. Дело было в том, что никого не могли убить рядом с ним так, чтобы он не проснулся. Он должен был проснуться, едва убийца переступил порог, он знал это! Эта сила пришла и порушила все, что он строил и лелеял, легко, насмешливо, бесповоротно. Сохранив ему жизнь, потому что ей нужен был зритель, готовый в полной мере оценить ее величину. Он оценил.

Все его люди были мертвы. Зарезаны во сне. Хотя нет. Вот этот шел куда-то по проходу, а теперь лежит с окровавленной дырой в спине. А те двое, в углу промышляли картишками в поздний час, лампа еще у них теплится, а они лежат рядом друг с другом по частям — головы отдельно, тела отдельно.