Христианство Востока и Запада: в поисках зримого проявления единства - [62]

Лишь те общины, которые перестали взаимно признавать друг друга Церковью, в состоянии совершенно дистанцироваться друг от друга. Разграничение столь бескомпромиссного свойства произошло между латинянами и греками в XVIII в., когда после Тридеитского собора стали всё громче звучать и, в конце концов, превалировать, голоса, ставившие под сомнение благодатность другой стороны, а то и вовсе её оспаривавшие. Каждая сторона рассматривала только себя как Церковь Христову, а другую воспринимала как чуждую конфессию, которая, хотя и сохранила некоторые элементы христианства, но утратила главное. Причина в том, что сошла на нет серьёзная экклезиологическая рефлексия, наступило время, когда Католической церковью стали считать сообщество тех местных церквей, которые признавали вселенские соборы (тогда 19, с двумя Ватиканскими соборами на сегодняшний день) и главенство папы, а Православной церковью — сообщество всех местных церквей, которые признают семь вселенских соборов и отрицают главенство папы; и обе эти церкви сочли «разделёнными по вере». Эти две различные формы одной церкви, существовавшие издревле, хотя между ними, к сожалению, споров было больше, чем согласия, отныне считались двумя существующими рядом церквами. Такое убеждение стало в последующем времени обычным, и многим вовсе не приходит в голову, что оно в богословском отношении несостоятельно.

Надо допустить: либо оба сообщества местных церквей не заслуживают имя Церкви, тогда они могут быть «разделены по вере», либо это единая Церковь, ибо быть Церковью означает быть Новым Иерусалимом и быть ведомой Святым Духом. Руководство Святого Духа исключает возможность существования церкви, заблуждающейся в вере. Если оба сообщества суть церкви, различие между ними не может быть «разделением по вере»; оно может быть лишь разнообразием в формулировках учения, создающимися общинами в выражении единой веры. Что длительное время называлось разрывом веры, может в действительности быть лишь различием в том, как выражают церкви в проповеди единую веру. Но при всём этом они перед Богом «едины в святой вере», даже если они это не вполне осознают. Из этого следует, что непреклонное взаимное осуждение, до которого дело дошло в XVIII в., совершенно необосновано и должно быть как можно скорее преодолено.

Если же предположить, что происшедшее в XVIII в. правомерно, следует считать экклезиологической бессмыслицей сохранять за обеими сторонами высокое именование церкви, бессмысленно также говорить о «католической Церкви», как и о «православной Церкви». Единственное экклезиологически оправданное выражение могло бы звучать так: со времени запрета на «communicatio in sacris» и объявления недействительным католического крещения было заявлено, что рядом друг с другом существуют два сообщества, каждое из которых считает себя обладающим полнотой Церкви Христовой и имеющим право перед Богом произнести анафему в адрес другого сообщества. С этого времени католики и православные, которые согласились с окончательным приговором, вынесенным другой стороной в XVIII в., должны были взять на себя заботу относительно спасения верующих другой стороны, а духовные пастыри, которые, дабы не лишить отделённых от них своей любви и попечения, должны были по совести чувствовать себя обязанными призывать их к переходу в свою церковь.

Так занятые тогда на Востоке католические миссионеры сочли необходимым повсюду, где это ещё не произошло, построить для униатов собственные церкви и основать для них собственные общины. Наступило время, когда Католическая церковь считала своей непременной обязанностью во всех странах наряду с восточнохристианскими общинами, за которыми она больше не признавала церковности, основывать особые униатские общины для тех верующих, которые положительно отнеслись к призыву о конверсии. Отныне католики признавали Церковью Христовой лишь эти новые общины для соответствующей страны и народа, а не древние православные общины. До новейшего времени Католическая церковь официально придерживалась столь бескомпромиссной позиции, пока II Ватиканский собор не отменил этого. Прежняя тактика Рима привела к возникновению порой совсем маленьких униатских церквей меньшинства, которое, исходя из экклезиологической позиции, что только они являются церковью своего народа, с большой ревностью распространяло идею обращения. Именно с этим, главным образом, связано то, что многие православные, которым усердие униатских священников казалось чрезмерным, более не делали различий между унией и прозелитизмом. В некоторых случаях и православные круги считали для себя возможным так же поступать с неправославными.

Англиканский дьякон и богослов Вильям Пальмер из среды Оксфордского движения — внушающий доверие свидетель того, что в ту пору последовательная богословская мысль оказывала серьёзное влияние на миссионерские выводы из экклезиологических убеждений. Его страстный призыв послать миссионеров к «еретикам и схизматикам», подверженным опасности лишиться вечного спасения, отчётливо показывает, что было бы несправедливым по отношению к тогдашним руководителям церквей при оценке их действий не принимать во внимание их искреннюю преданность экклезиологии, представителями которой они были.