Христианство Востока и Запада: в поисках зримого проявления единства - [64]

Разделение церквей, углубившееся в XVIII в. из-за того, что экклезиология окончательно разделила духовную жизнь православия и униатов, имело следствием и деление наций в сфере гражданской жизни. Поскольку рядом с православными иерархами были поставлены отдельные иерархи для униатов, то люди, близкие по языку, культуре, обычаям и довольно часто связанные родственными узами, стали подчинёнными разных властей, которые в Османской империи ведали не только духовной, но и гражданской жизнью. Этим был вызван особый, для многих малопонятный аспект доныне горячо дискутируемой католиками и православными проблемы униатства. Дело в том, что маленькие народности, организованные как церковные общины, которые уже много столетий вели борьбу за своё национальное выживание, были расколоты из-за разницы в отношении унии и, следовательно, ещё более ослаблены в национальном отношении.

Когда молодые униатские церкви консолидировались, новое поколение их клириков обучалось в духовных семинариях, которые были организованы по иностранному образцу и вначале базировались за границей, но со временем были учреждены и внутри страны. По уровню образования эти клирики соперничали с миссионерами и стали значительно отличаться от среднего уровня православного священства; многие из них приобрели у простого народа такой авторитет, который мог сравниться с тем, которым обладали западные миссионеры в XVII в. Со временем униатские церкви стали основывать социальные учреждения и школы по разработанным в Европе методикам и учебным планам. Они и помогавшие им миссионеры добились, таким образом, хороших результатов и тем начали деятельность, получившую во второй половине XX в. название «помощь развивающимся странам». Поскольку многие нуждались в школах, больницах, сиротских приютах и т.п., то эти заведения быстро множились и разрастались.

Справедливости ради следует признать, что таким образом многим людям была оказана помощь. Но были и такие, для кого гражданские и этнические права, которые в исламском государстве были тесно связаны с церковной принадлежностью, представлялись более важными, чем духовные мотивы, определяющие принадлежность к церкви. Более выгодное в социальном и культурном отношении положение униатских общин, внешне похожих на их исконную церковь, но находящихся и под иностранной защитой, — всё это легко усматривалось как повод для перехода из православия в католичество. Этому способствовало и то, что католический клир с радостью готов был заполучить новых членов для стада св. Петра, пренебрегая при этом серьёзной проверкой мотивов перехода из одной церкви в другую. Несомненно, что в XIX столетии и первой половине XX в. часть перешедших в униатство православных встала на этот путь вовсе не оттого, что находилась под впечатлением духовной привлекательности униатской церкви, а оттого, что была привлечена динамичностью униатских общин, проявившейся в процессе включения в церковное сообщество сформированного исламом общественного организма.

Расширение школьного дела способствовало росту католического влияния. Армянский католикос Гарегин Саркисян указывает на особенно опасную для восточных церквей «постановку дела воспитания, благодаря которому люди вполне намеренно отрываются от их собственной церковной жизни и получают новое понимание христианской веры и Слова Божьего, что отчуждает их от собственной духовной, культурной и национальной среды». П. Леффлер, который и сам приобрёл в Ливане соответствующий опыт, писал о программах обучения в школах, работающих почти исключительно по западным учебным планам, «что в них молодые местные христиане подвергаются сильному влиянию из Западной Европы или Северной Америки. Они усваивают большую часть материала на чужом языке (французском, английском), они получают западноевропейскую интерпретацию истории, они попадают под влияние европейских идеалов и культурных ценностей, они перенимают философские и идеологические структуры западного мышления, они учатся работать при помощи рационально-критической методологии, которая уходит корнями в западную историю мысли и формирует свое понимание действительности. Это приводит к глубокому культурному отчуждению. Изменяется характерное для восточной литургии символическое понимание действительности. Формируются идеалы и ценности, находящиеся вне восточной культурной традиции или даже в конфликте с ней».

Школы и благотворительные учреждения католических миссий представлялись, таким образом, восточным церквам не только выражением готовности помочь, но и по иным соображениям, которые и мы, европейцы, стали осознавать в послеколониальный период как опасные. Но миссии процветали, потому что получали большую поддержку из-за границы, так как верующие путём молитвы и добровольных взносов делали своё благое дело, чтобы поддержать миссионерскую деятельность. Между тем тот, кто сегодня изучает эти проблемы, вырабатывает такую точку зрения и приходит к таким оценкам, которые католикам того времени были вовсе незнакомы. Он ставит совершенно справедливо определённые критические вопросы относительно школ и благотворительных учреждений, но должен принять во внимание, что такие мысли в ту пору не оставлялись в стороне намеренно, а просто-напросто не приходили никому в голову. Пожертвования делались потому, что, движимые христианской любовью, верующие хотели помочь тому, чтобы православным верующим открылся тот путь, который, как они были убеждены, был единственным путём к спасению душ.