Хранительница тайн - [119]

– Так вот причина, – быстро сказала Лорел. – Ты убила Генри за то, что он сделал с Джимми.

Ответ прозвучал так тихо, что мог быть трепетом ночной бабочки, влетевшей в открытое окно на свет лампы. Однако Лорел его услышала.

«Да». Одно-единственное слово, но для нее оно прозвучало музыкой. В двух буквах таился ответ на вопрос всей жизни.

– Когда он пришел сюда, в «Зеленый лог», ты думала, он тебя убьет за то, что все пошло не так и Вивьен погибла.

– Да.

– И ты испугалась за Джерри?

– Он пообещал… – Мама на мгновение открыла глаза и крепче стиснула руку дочери. – Он пообещал уничтожить все, что я люблю…

– Ой, мам.

– В точности как… в точности как я поступила с ним.

Мама обессиленно разжала пальцы. Лорел готова была разрыдаться от непомерного облегчения. Наконец-то, после нескольких недель лихорадочных изысканий, после долгих лет мучительного неведения, все объяснилось: и угроза, которую она ощутила, когда человек в черной шляпе показался на дороге, и мамино последующее молчание.

Дороти Николсон убила Генри, когда тот в шестьдесят первом году явился к ним на ферму, потому что он был неуправляемым чудовищем. Генри Дженкинс избивал свою жену, убил возлюбленного Дороти, двадцать лет искал ее саму, чтобы отомстить, а найдя, пообещал уничтожить всех, кого она любит.

– Лорел…

– Да, мам?

Однако Дороти ничего больше не сказала. Ее губы беззвучно шевелились. Наверное, она искала в пыльных уголках памяти потерянные ниточки и не могла найти.

– Все хорошо, мам. – Лорел погладила ее по лбу. – Теперь все хорошо.

Она поправила простыню и некоторое время смотрела на Дороти. Та снова заснула, мирным, спокойным сном. Лорел внезапно поняла: все эти лихорадочные копания в прошлом имели одну цель. Она во что бы то ни стало должна была себе доказать: ее счастливая семья, ее детство, та безграничная любовь, с которой смотрели друг на друга мама и папа – не ложь. И теперь она в этом убедилась.

В груди защемило от нежности, восхищения и, наконец, готовности принять все, что произошло.

– Я люблю тебя, мама, – прошептала она на ухо Дороти и почувствовала в этот миг, что долгий путь поисков завершен. – И я тебе все простила.

Из кухни долетел голос Айрис – та, как всегда, чем-то громко возмущалась. Лорел вдруг отчаянно захотела пойти к брату и сестрам. Она еще раз подоткнула край простыни и поцеловала маму в лоб.

Благодарственная открытка по-прежнему лежала в кресле, и Лорел взяла ее, чтобы отнести в спальню. Мысленно она была уже внизу и наливала себе чай, так что не могла потом сказать, почему вдруг заметила черные волнистые линии на конверте.

Но она их заметила и замерла на полушаге, потом подошла к лампе, надела очки и поднесла конверт к глазам.

В следующее мгновение Лорел медленно улыбнулась, не понимая, отчего не видела этого раньше.

Она так сосредоточилась на марке, что чуть не пропустила главную подсказку, которая все время была прямо под носом. Штемпель за десятилетия выцвел, но на нем по-прежнему читалась дата – «3 июня 1953», а, главное, название места, откуда пришло письмо: Кенсингтон, Лондон.

Лорел вновь глянула на спящую маму. Именно там Дороти жила во время войны, в доме на Кемпден-гроув. Но кто и почему десятью годами позже послал оттуда благодарственную открытку?

30

Лондон, 23 мая 1941 года

Вивьен глянула на часики, затем на дверь кафе и, наконец, на улицу. Джимми сказал «в два», а была уже половина третьего. Возможно, у него что-нибудь случилось на работе или с отцом, но Вивьен в это не верила. Он так настойчиво просил о встрече и передал свою просьбу так изобретательно, что просто не мог задержаться из-за пустяка. Она закусила нижнюю губу и вновь посмотрела на часики. Затем перевела взгляд на полную чашку, которую налила себе пятнадцать минут назад, на выщербленное блюдце, на высыхающий кончик чайной ложки. Еще раз поглядела на улицу, не увидела никого знакомого и пониже надвинула шляпку, пряча лицо.

Весточка от Джимми стала неожиданностью, пугающим и радостным подарком, от которого у Вивьен бешено заколотилось сердце. Вручая ему чек, она и впрямь думала, что они видятся в последний раз, а не хитрила, чтобы вынудить его к поиску новых встреч, – для этого Вивьен слишком ценила если не свою жизнь, то хотя бы жизнь Джимми. После разговора с доктором Руфусом она внезапно осознала, какая опасность грозит им всем, если Генри узнает о ее дружбе с Джимми и о работе в больнице. Тогда казалось, что она нашла правильный, более того, единственный выход: Долли получит деньги, а Джимми как добрый и честный человек будет оскорблен в лучших чувствах. Это станет между ними неодолимой преградой, а значит, не будет и угрозы для Джимми. Вивьен опрометчиво позволила их знакомству перерасти в тесную дружбу; она сама во всем виновата.

В некотором смысле, вручив Джимми чек, Вивьен исполнила свое самое заветное желание. Сейчас, думая об этом, она чуть заметно улыбнулась. Ее любовь к Джимми совершенно бескорыстна; не потому, что она такая хорошая и правильная женщина, а потому что ничего другого не остается. Генри не позволил бы им быть вместе, и Вивьен обратила свою любовь в мечту, чтобы у Джимми все было хорошо, даже если для нее не будет места в его жизни. Джимми и Долли смогут теперь осуществить все, к чему стремились: уехать из Лондона, пожениться, жить долго и счастливо. И еще: отдавая деньги, которые Генри так ревниво оберегал, она мстила ему единственным возможным для себя способом. Разумеется, он узнает. Строгие правила, установленные завещанием, непросто было обойти, но Вивьен не особо интересовалась и деньгами, и тем, что на них можно купить. Она выписывала Генри те суммы, которые тот требовал, и очень мало тратила на себя. Тем не менее он проверял все ее расходы до последнего пенни. Эти десять тысяч дорого ей обойдутся, так же дорого, как обходились пожертвования на больницу доктора Томалина. Однако Вивьен не жалела, что выписала чек. Радостно было сознавать, что деньги, которых Генри так вожделеет, достанутся не ему.