Хождение к Студеному морю - [91]

Вода в черном от копоти чайнике забурлила, зафыркала на пламя струей кипятка. Старатель не спеша сдвинул его в сторону от огня и, открыв крышку, сыпанул жменю сбора из листочков брусники и клюквы.

– Петро, антракт! Чай поспел.

Подойдя к костру, рослый бородач стянул распухшими руками бродни и пристроил застывшие в ледяной воде ноги поближе к огню.

– Откель, дед, тропу тянешь? – поинтересовался он.

– Про реку Алдан слыхал?

– Угу!

– Оттуда и тяну.

– Эва! Издалека, однако! А в тутошних местах че потерял? Алдан-то поприветистей будет, и старательский сезон подлиньше.

– Не старатель я. На Студеное море захотелось посмотреть.

– Хм! Чудак, че на него смотреть? Вода как вода. Ничего особенного. Разве что, соленая да холодная.

Так потихоньку разговорились.

– Мужики, где-то тут юкагиры стоят. Не подскажете?

– Так их в округе много. Кто тебе нужен?

– Иван.

– Повезло тебе, дед. Он совсем рядом, на этом же ключе, километра два вверх отселя.

Въехав на взгорок, Корней обнаружил лишь закопченные валуны да тяжелые камни по кругу – прежде они висели на ремнях поверх шкур и удерживали их при ветре. На одном из валунов лежал свежий, дочиста очищенный от мяса и желтый от жира череп оленя. Он был направлен носом к восходу – знак того, что душе оленя люди желают добра и света.

Примятая нартами трава указывала – в каком направлении откочевала семья. Поскольку полуночное солнце давно катилось вдоль горизонта, скитник тут и встал на ночевку. Поспав при незаходящем светиле около пяти часов, Корней двинулся дальше по следам кочевников.

Конусообразный, с рогатый макушкой чум стоял на мыске у слияния двух ручьев. Тут же грузовые нарты с нюками (оленьими шкурами) и жердями для чума.

Навстречу выбежали, захлебываясь лаем, небольшие остромордые собачки. Все черно-белой масти.

Загорелый сухощавый юкагир, узнав, что гость от Никиты, не знал куда и усадить его.

– Так вы тот одноногий, что идет на Чукотку?

Корней засмеялся:

– Похоже, мне можно не представляться. У вас новости бегут впереди упряжки… Думал нынче выехать, но не успеваю к пароходу. Поэтому хочу до зимы в ваших горах пожить.

– Вы настоящий юкагир, – обрадовался Иван, – оставайтесь у меня. Оленей будем вместе пасти, вкусно кушать.

– Я и сам хотел попроситься к вам до снега. Никита посоветовал.

– Ой! Хорошо! Очень хорошо! Жена, слышишь? К нам помощник сам пришел, искать не надо.

– Стало быть, я вовремя.

– Очень вовремя! Спасибо Никите, хороший человек. Всегда помогает.

Стадо большое – помощь очень надо. Сыновья есть, а стадо пасти некому. Один уехал на край земли учиться железные нарты делать. Зачем юкагиру железные? Деревянные легче. Другого в какой-то лагерь для умных на все лето взяли. Вот скажи, чему юкагира там научат? Оленей пасти? Чум ставить? Маут бросать? Это что, хорошо? Нет, брат, юкагиру у тундры учиться надо. – Иван, все больше горячась, продолжал: – тундра нас кормит, одевает. Бумага не кормит… Младший говорит: «Земля шар, как яйцо куропатки». Вот чему их учат! Я ему – ты что, слепой? Тундра, сколько едешь, ровная. Как вода на шаре будет? Выльется!

Жена Ивана Валентина тем временем поставила перед ними доску с горой вареной и подвяленной на солнце оленины и две кружки дымящегося бульона с мелко нарубленным диким луком.

Юкагир, забыв, что минуту назад возмущался, принялся с удовольствием, аппетитно причмокивая, есть. Корней присоединился. Ел и все поглядывал на три винчестера, висевшие на сучках стойки.

– Иван, зачем тебе столько ружей?

– Эээ! От отца остались. Раньше сюда все с Аляски везли. Продадут винчестер, а патронов одна коробка. Говорили, следующим летом еще везем. Привозили другой калибр. Ошибка, говорили. Отец новый винчестер брал. Старый не бросал. Красивый, жалко. Другой год также. Отец плюнул – на лук перешел Сам из креня[92] делал.

– Мой дядя тоже с луком охотился. С ним сподручней и шума нет. Коли бой у лука резкий, то и сохатого можно взять.

– Долго сидим. Оленей смотреть пора, – встрепенулся Иван.

– Так пошли.

Походка у оленевода была стремительная, как у всех кочевников. Корней с трудом поспевал за ним. К счастью, стадо паслось недалеко. Измученные паутами олени, чтобы избавиться от них, то и дело катались по траве. Когда Иван оживил дымокуры, животные сразу потянулись под их защиту.

Солнце скатилось к горизонту. Иван, периодически обходя стадо, время от времени негромко посвистывал и покрикивал.

– Пусть волки знают, что не спим.

С десяток животных, следуя за рогачом, отделились от стада. На крики Ивана не реагировали. Тогда он спустил с привязи своих оленогонных собак. Как только те стали приближаться к беглецам, олени послушно повернули обратно.

Около трех часов ночи юкагир вдруг забеспокоился. Привычные глаза юкагира заметили на косогоре лохматого зверя, похожего на медвежонка – росомаха! Двигаясь челноком, подобно легавой в поиске, она приближалась какими-то неловкими боковыми прыжками к ничего не подозревающей оленухе. Лайки частыми махами понеслись наперерез, оглашая окрестность напористым лаем. Однако незваная гостья и не думала отступать.

Бросившийся на нее передний пес тут же с визгом отскочил и начал ожесточенно тереться мордой о траву, а росомаха, пролаяв, как лис, только погрубее, неторопливыми прыжками ушла вверх по косогору в чахлый ельник.