Хождение к Студеному морю - [90]

А когда тот в ответ растерянно улыбнулся – сомнений не осталось. Офицер выскочил из-за стола и бросился обнимать странника:

– Какими судьбами? Почему вдруг одноногий? Меня-то узнаете?

– Почто ж не узнать вас – Игорь. А ноги из-за гангрены лишился.

– Дядя Корней, расскажите поподробней, как вы здесь оказались, а вы, товарищ лейтенант, организуйте чайку и что-нибудь перекусить на двоих.

– Слушаюсь!

Когда лейтенант вышел, Игорь негромко пояснил:

– Дядя Корней, я теперь по документам Шорников Игорь Петрович, сын умершего дорожного рабочего. Про скит и монастырь ни слова. Сами понимаете, народ всякий попадается.

– Понял. Мы ж помалкивать с малых лет приучены.

За чаем просидели часа два. Игорь внимательно слушал, расспрашивал. Удивлялся удачным стечениям обстоятельств в критических ситуациях.

– Товарищ капитан, я ведь по делу. Лейтенант предложил мне с вами до Певека, а там на пароход. Благодарствую, но хочу сам пройти, по-честному. Как Травин – своим ходом.

– Слышал про такого. Геройский парень. Ну что ж, отговаривать не буду, воля ваша. Давайте хотя бы письмо дам, чтобы оградить от лишних проверок.

– А на Чукотке оно будет действовать?

– Не беспокойтесь, Шорникова и там знают.

– Может, и печать на мою справку о том, что был здесь, поставите?

– Поставлю, ведь на самом деле был… Корней Елисеевич, обратно-то как думаете?

– Уговор у меня с капитаном «Арктики». Он каждый год на северном завозе. Буду ждать его в июле в Уэлене либо в Лаврентии.

– А успеете ко времени добраться туда?

– Так я и не мыслю этим летом. На следующее рассчитываю. До морозов с юкагирами покочую, а как снег ляжет, так двинусь.

– А жить-то целый год на что будете?

– Да много ли мне надо! Охота, рыбалка кормят.

– Это понятно, но на всякий случай давайте я вам немного денег дам. И не вздумайте отказываться. Могут пригодиться.

– Ну что, поговорили? – поднялся навстречу Корнею Никита.

– Поговорили. Очень даже хорошо поговорили. Бумагу дали. – Он протянул листок Никите.

На бланке с круглой печатью было написано:

«Товарищ Кузовкин Корней Елисеевич совершает рекордный одиночный переход с реки Алдан до Чукотского Носа. Просьба органам власти оказывать ему максимальное содействие в реализации данного перехода.

Старший уполномоченный Певекского района капитан И. П. Шорников».

Никита ахнул:

– Ничего себе! Сам Шорников подписал!

Вернув Корнею бумагу, он повернулся в сторону соседского дома и скрутил фигу:

– Накося, выкуси! Ружьеца ему захотелось! За это не грех выпить, – и, довольный, выбежал в сени…

На следующий день, когда Корней собирался к юкагирам, Никита критически оглядел его.

– Одежа еще ничего, а вот торбаса совсем худые. У меня кирзухи есть. Геологи новые получили, списанные завхоз мне отдал. Хоть и ношеные, но ишо крепкие. Пойдемте, померим.

Сапоги оказались впору, правда, для протеза верх голенища пришлось разрезать – не налезал.

– На зиму советую стельки из бересты сделать. Их мороз не прошибает.

* * *

Чем ближе горы, тем меньше топей и озер. Особенно радовались этому собаки: теперь не было нужды протаскивать нарты между кочек, а лапы не вязли в мшистых болотинах. Лиственницы и березки в этих местах уже довольно высокие и прямоствольные.

Легче всего ехалось по заросшим травой галечным берегам речушки, стекавшей с гор. На сползшем в воду торфяном отвале выделялся цветом странный участок. Уже подъезжая, Корней разглядел шерсть какого-то животного.

«Медведь, что ли? Да нет, шерсть больно длинная. Может, мамонт? Говорят, их тут много было».

Достав топорик, он надсек шкуру. Промороженное мясо выглядело свежим, только пахло землей.

Вырубив несколько кусков мякоти с непривычно толстыми волокнами мышц, бросил их собакам. Те понюхав, съели и повизгивая уставились на аппетитно краснеющий бок. Вырубив им еще по порции, Корней сам есть не отважился.

На второй день собаки неожиданно прибавили прыти. «Неспроста», – подумал скитник и принюхался. Как оказалось, не зря – ветерок донес запах дыма. У весело звеневшего переката скитник разглядел двух бородатых мужиков. Более рослый, стоя по колено в воде, сноровисто покачивал лоток: промывал песок с галькой. Второй, поменьше ростом, крепыш лет пятидесяти, возился у костра. Оба в линялых брезентовых куртках, засаленных штанах.

– Доброго здравия! Бог в помощь! – поприветствовал Корней, слезая с нарты.

Крепыш, оглядывая нежданного гостя, молча кивнул, указывая рукой место напротив себя. Скитника это не удивило. Он уже заметил, что на Севере люди немногословны. Чтобы расшевелить молчуна, Корней посочувствовал:

– Тяжело, похоже, рыжуха дается… Есть ли резон так надрываться?

– Можа, и нет, да азарт не отпускает, – прогундосил старатель. – Каждый раз думаю – брошу ко всем чертям, и тут же – а вдруг завтра самородок с кулак али еще хлеще – золоторудное гнездо! Так и золотаришь с надеждой.

Старательский сезон на Севере скоротечен – три месяца. За это время лоточник в среднем намывает килограмма два. Работа каторжная: впроголодь, в ледяной воде, в тучах беспощадного гнуса, с ночевками в тесной холодной палатке. И не столь уж велик заработок, но старатели – особая порода людей. Их ничто не останавливает, поскольку каждый надеется на чудо.