Хождение к Студеному морю - [88]

Ох ты, гармошка-разливуха,

Ох не пройдешь ты тихо-глухо…

Тепло и приятно сделалось Корнею от переливов гармони и озорных слов. Он почувствовал себя дома, во Впадине.

Отставив двухрядку, Евсей замолчал, задумчиво процеживая пятерней бороду.

Корней смотрел на него, и чувство уважения к этому одинокому старику с каждой минутой росло. Живя в глухомани, переживает не за свое здоровье и пропитание, а за сохранность документов истории Государства Российского. Ему захотелось обнять стойкого одноверца, не бросившего свой родной обезлюдивший угол. Расчувствовавшись, набрался смелости и впервые прочитал ему недавно сочиненное стихотворение:

Когда вера процветала

И любовь жила в сердцах,

Всюду истина блистала,

Был в народе Божий страх.

Ныне люди токо знают

Посмеяться старине,

Звезды на небе считают,

Царство видят на луне…

– Складно у тебя выходит. Все верно, вера ослабла, оттого и беды, – откликнулся Евсей. Глянув в оконце, удивился: – Дождь-то разошелся. А то думаю, што так вдруг стемнело.

Пересев к печке, он нащипал ножом, сделанным из старой косы, лучины. Запалил в дополнение к жирнику сначала одну, потом, для лучшего света, вторую и воткнул их в банку с песком. Радужный венчик заплясал вокруг каждого язычка пламени.

– Ты, стало быть, к Чаунской губе путь держишь?

– Да. Поначалу думал напрямки, через горы, но понял – не осилить.

– А как у тебя с документом?

– Справка есть.

– Енто хорошо. Тута строго. Милиция – как хто новый – сразу проверяют. Варнаков беглых ловят. Ежели хто поспособствует поимке, тому премия, – ружье с огнеприпасами. А у тебя лопотье истрепано и вид озверелый. Сразу приметят… Слухай, оставайся-ка у меня. С пропитанием тута лепо, сами себе хозявы. Не хошь со мной, заселяй любую избу.

– Спаси Христос! Лепо у вас, но пойду!

– Неволить не буду. Коли решение твердое, по Змейке ехай. В ее устье поселок стоит. Там Никиту спроси – односелец наш. Он с моими робятами дружил. Хоть и отщепенец – в жены взял не из наших, но угодительный. По старой памяти мне подсобляет. Речешь, што от меня. С виду он не очень, но в делах толковый. Енто он муку да крупы мне кажный год везет… Он подсобит до Певека добраться.

– Спаси Христос! Не устаю благодарить Вышняго: всегда приветистых, с открытой, чистой душой людей шлет.

– Дык гнилые тута не задерживаются. Север не приемлет. – Сделав паузу, Евсей добавил: – хороших Господь тебе пошто шлет? Сам душой чист и в вере стоек, вот и благоволит… Слухай, чтой-то опять исть захотелось. Давай маненько утробу побалуем.

Дед кряхтя поднялся, расправил спину и, прихрамывая, зашаркал к двери. Принеся с ледника крупного чира, настрогал полную чашу розово-желтых завитков и слегка посолил.

– Ох и вкусна царь-рыба! Отъелся на комариках.

– Да уж! Ум съешь! – подтвердил Корней.

После рыбы долго пили, шумно прихлебывая из чашек с полуистертыми иероглифами, крепкий чай с протертой голубикой. И до того им было хорошо, что казалось, в избе посветлело.

Сон после такого ужина был особенно крепким.

Наутро истопили баню. Помылись и, став перед образами, по очереди причастились. После чего Корней исповедовал старика…

Погостевав еще пару дней, Корней с чувством исполненного долга продолжил путь.

Змейка, меланхолично петляя между моховых болот, то и дело рассыпалась на прозрачные озерца. Вокруг кипела жизнь. Вон из травы выскочил с истошным криком линялый гусь. Прыгая по воде, он ошалело махал куцыми крыльями. За ним с тявканьем неслась лисица. Сгоряча забежала было в воду, но тут же возвратилась, а увидев собак, юркнула за кочки.

Чтобы не мокнуть и не вязнуть в топях, Корней старался вести упряжку по гривкам. Иногда все же приходилось съезжать и на болотины – другого пути просто не было. Травянистый покров колыхался, прогибался со всеми растущими на ее поверхности растениями, но это не останавливало путника – знал, что это не опасно – ниже вечный лед.

Под вечер второго дня Корней достиг гривы, тянущейся вдоль побережья. Начиналась она с изъеденного прибоем мыса. Оставив собак внизу, полез на него по ступеням охристого плиточника. Наверху на сравнительно ровной площадке лежал поваленный, по всей видимости, ветром, почерневший от времени крест. Его венчал широкий шатер, отчасти поврежденный при падении. Крест лежал, словно упавший навзничь и раскинувший руки человек.

На поперечинах, покрытых резьбой и вырезанными буквами, с трудом разобрал несколько слов и понял, что это охранная молитва путешествующих.

Оставить лежать крест скитник не мог. Поднять, поднатужившись, он еще сумеет. Но как сделать, чтобы он вновь не упал? Оглядев площадку, обратил внимание на большую глыбу. Прекрасная опора! Подтянув крест, поднял и упер об нее. После чего обложил основание камнями.

– Ура! Стоит!

Для верности натаскал еще камней. Только после этого осмотрелся. За широкой полосой открытой воды сплошные поля льда. Похоже, это и есть Чаунская губа. На некоторых льдинах темные точки. Видимо, тюлени. Возле устья Змейки угадывались коробки домов. До них оставалось километров пятнадцать. Это обрадовало Корнея – наконец-то можно будет ехать посуху. «Переночую-ка здесь», – решил Корней, уставший от возни с крестом.