Хосе Рисаль - [87]

Надобность в возвращении на Филиппины как будто отпадает — ведь Рисаль выполнил свой долг почтительного сына и младшего брата, что для филиппинца превыше всего. Но Рисаль уже не просто традиционно мыслящий филиппинец, у него есть высшие обязательства — перед родиной. Она рядом, она зовет его.

Пока же он с головой уходит в гонконгскую жизнь, через Басу расширяет круг знакомств. Особенно близко он сдружился с доктором Лоренсу Перейра Маркешом, своим соседом, личностью яркой и своеобразной. Вообще Рисаль редко сходится с заурядными людьми, он явно предпочитает людей необычных и даже сумасбродных. Эксцентричен Блюментритт, эксцентричен лондонец Рост, явно эксцентричен и Маркеш. Недовольный положением дел в монархической Португалии, он уехал в Дублин изучать медицину и стал республиканцем, а затем принял британское подданство и отправился в Гонконг, где работает судебным врачом, — ему, как «выскочке», закрыт доступ в высший свет Гонконга, состоящий из чистокровных англичан. Свое недовольство Маркеш изливает в не совсем обычных поступках, пламенных речах и столь же пламенных статьях, которые он печатает в газете «Гонконг Телеграф».

Ее издает еще более необычный человек, тоже ставший другом Рисаля, — Роберт Фрейзер-Смит, бесстрашный боец против всякой несправедливости, склонный в то же время к мелодраме и сенсационности, причем в погоне за ней он нередко переступает границы дозволенного. Однажды, полагая, что площадка для крикета, которой пользуется замкнутый клуб высокомерных англичан, расположена на земле, принадлежащей муниципалитету, он велел поставить там столик, обложился нужными книгами и спокойно готовил очередной номер газеты под открытым небом, пока полиция не препроводила его в узилище. Вся история газеты «Гонконг Телеграф» представляет собой непрерывную цепь судебных процессов по делам о диффамации; Фрейзера-Смита неизменно приговаривают к тюрьме или штрафу, а поскольку пребывание в тюрьме обходится дешевле и способствует рекламе газеты, он упорно предпочитает отсидку. В Гонконге тех лет с полным основанием утверждают, что «Гонконг Телеграф» редактируется в тюремной камере, где температуру эксцентричному редактору измеряют столь же эксцентричный тюремный врач Маркеш. Рисаль близко сходится с обоими, и его статьи — главным образом о «деле Каламбы» и положении на Филиппинах — часто появляются на страницах знаменитой в то время газеты[33].

Рисаль — частый гость в доме Басы, где собираются все филиппинцы. Верный своей привычке, Рисаль учит молодежь фехтованию и стрельбе: на крыше дома Басы он оборудует площадку для фехтования, а в подвале — тир. И неизменно поражает всех своей меткостью; как-то во время прогулки по морю он, почти не целясь, навскидку стреляет по бутылкам, кинутым в море, и по монетам, подброшенным в воздух. Ни одного промаха. «Каждый филиппинец, — не устает повторять Рисаль, — должен уметь постоять за свою честь». На детей Басы он производит столь глубокое впечатление, что они годы и даже десятилетия спустя с восторгом вспоминают о госте, посещавшем их дом. А Рикардо Баса (самый младший) расскажет и о том, как «дядя Пепе» учил их испанскому языку, а сам учился у них китайскому: придя в дом, он прежде всего выстраивал в шеренгу всех детей (а их у Басы десять!) и, обходя строй, каждому говорил слово по-испански и в ответ слышал то же слово по-китайски. И даже месяцы спустя помнил все китайские слова и воспроизводил их с правильным тоном, что так важно для овладения мудреным китайским языком. Младшие же Баса, к стыду своему, часто забывали испанские слова уже к следующему визиту гостя.

Бывают визитеры и у Рисаля. После Нового года неожиданно заходит монах-августинец, что-то вынюхивает, выспрашивает. Но в целом настроен благодушно и разговаривает с Рисалем, как положено разговаривать испанцу с «индейцем», на «ты», свысока, снисходительно, «по-отечески», а под конец беседы даже ласково треплет Рисаля за ухо. Человека с обостренным чувством собственного достоинства, обладающего безупречными манерами европейского джентльмена, такое поведение просто коробит. Но Рисаль сдерживается, однако, когда монах распускает руки, он тоже треплет бесцеремонного августинца за ухо, приговаривая: «Вы, падре, тоже этого заслуживаете». Разъяренный монах хочет вцепиться в Рисаля, но тот перехватывает кисть руки, выкручивает ее (ведь недаром же он тренируется каждый день), и изумленный монах падает на колени. «А вот этого, падре, вы никак не ожидали!» — говорит Рисаль и выставляет незваного гостя за дверь. Монах, несомненно лазутчик, строчит донос в Манилу: «Флибустьер вконец распоясался, надо принимать меры». Вечером Рисаль с веселым видом рассказывает семье о случившемся, но у них рассказ вовсе не вызывает смеха: все же монах испанец, Пепе так неосторожен. Но все молчат: сейчас Пепе главный, он содержит семью, и все-таки…

Рисаль старается отвлечься от дум о родине, о недавнем разрыве в Мадриде. Днем этому помогает обширная практика, приносящая солидный доход и славу врача-чудотворца, вечера он старается отдать писательству. Но никак не может сосредоточиться: замыслы огромны, а вот реализация их оставляет желать лучшего.