Хорошо в деревне летом - [43]

Он насыпал в турку двойную порцию кофе: гостю и себе. Горобец сидел на стуле отца Геннадия и почесывал холку Кешке, невесть откуда нарисовавшемуся у него на коленях.

– Хороший котик, хороший… А ты когда встал-то? Я вроде не слышал.

– Рано. Дело одно было, позже никак.

Он рассказал об утренних приключениях и о том, что удалось узнать. Журналист слушал внимательно, время от времени отхлебывая кофе.

– Вот так, – закончил Иван Ильич. – Получается, накануне гибели Василий узнал, что эту чертову базу его родной брат построил. А ведь он первый был против.

– Может, зря он так, – пожал плечами Горобец, – Для деревни туризм – дело хорошее. У нас, сам знаешь, зона рискованного земледелия. А тут живые деньги, новые лица – жизнь закипит…

– Да кому это нужно? Старики одни остались небо коптить, вся молодежь разъехалась. Внуков летом привозят – тогда и жизнь. А теперь понаедут всякие, будут танцы по ночам устраивать, без пьяных драк не обойдется.

– Ну ты загнул! Среди городских тоже приличные люди имеются, им тоже детей надо на природу хотя бы раз в году вывезти. Контингент разный попадается, конечно…

– То-то и оно, что разный. В общем, Василий был против, и тут я с ним солидарен. Да что там я – вся деревня.

– Мда, некрасивая ситуация. Думаешь, он с базы звонить брату пошел?

– Скорее всего, – кивнул Иван Ильич. – А ты бы не пошел?

– У меня брата нет. А вообще черт его знает.

– Ну, смотри: магазин в четыре закрывается. Показывать портрет заказчикам Василий пришел не позднее трех и на базе не задерживался. Чем-то же он занимался все это время?

– Думаю, ты прав, – помолчав, ответил Горобец. – Надо бы у Мурашовых спросить – вчера мы до них так и не добрались.

– Сегодня должны вернуться. После завтрака сходим.

Глава пятнадцатая

Магазин был открыт: Мураш, как и в прошлый раз, «дежурил» на крыльце. И в позапрошлый, если подумать. Вообще загнать его внутрь могло только ненастье, а дома одного Кузьминична не оставляла. Иван Ильич в чем-то понимал эту строгость.

– Утречка доброго, – поприветствовал их Мураш. – Решили по пивку дерябнуть? У нас хорошее еще осталось.

– Да мы поговорить, – Иван Ильич поднялся на крыльцо и пожал хозяину руку. – Кеш, ты Василия видел, когда он последний раз в магазин заходил?

– Так это ж накануне… видал, поздоровался. Только в лавку он сам пошел, я с Лизкой в контрах че-то был.

– А время, время не помните? – спросил Горобец.

– Да уже закрываться собирались – покупателей в тот день ни хрена… Стало быть, часам к четырем дело шло.

– Может, раньше, если покупателей не было?

Мураш посмотрел на журналиста, как на идиота.

– В четыре – это и есть «раньше», – терпеливо пояснил он. – Лизка выгоду не упустит, да и чего дома без толку сидеть. Только после Васьки покупатель табуном пошел, так что закрылись поздно, а не как собирались. И выручки-то – тьфу!

– А «поздно» – это во сколько? – с улыбкой полюбопытствовал Горобец.

– В полпятого, – твердо ответил Мураш. – А то и без четверти… В пять Лизка макарон с котлетами разогрела, да ужинать сели. Я, помню, перед «Вестями» покурить вышел. Тогда как раз Васька с реки вернулся, я ему махнул с крылечка-то.

Дверь магазина приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянула Кузьминична.

– А чего вы тут толчетесь? – сладко пропела она. – Заходите, я чаек собралась пить. Мерзнуть еще с этим…

Мураш отвернулся к морю, демонстративно ее игнорируя: супруги, похоже, снова были в контрах. Кузьминична же скалилась, как волчица. Принять сейчас чью-то сторону означало вступить в эту нескончаемую войну. Иван Ильич растерянно взглянул на тлеющую сигарету, а Горобец будто прочел его мысли и заявил:

– Я и вправду подмерз. Пусть покурят, а мы давайте по чайку!

Кузьминична распахнула перед ним дверь и через секунду захлопнула ее, предварительно бросив презрительный взгляд на мужа.

– Мегера, – изрек Мураш. – Сама сперва выведет, а потом дуется, как мышь на крупу.

– Не деретесь – и то хорошо, – рассудительно заметил Иван Ильич. – Собачитесь иной раз на ровном месте, конечно… ну а кому легко в законном браке?

– Да, вовремя ты оттуда свинтил. Мне бы тоже, пока молодой, да сын ведь рос. Куда парня безотцовщиной оставлять, да еще с такой дурой-матерью.

Иван Ильич мысленно выматерился: вот, значит, что о нем в деревне говорят. И ведь за четверть века никто не поинтересовался, как на самом деле там было, а вон что – сами все придумали. По сути, тут о каждом какие-нибудь слухи ходят. К примеру, он сам не раз слыхал, что Мураш поколачивает жену. Слыхал, но не верил: обоих знал с детства и представить не мог, чтобы добродушный Кешка поднял руку на свою красавицу, в которой души не чаял с первого класса. Скорее уж наоборот.

– А чего вчера закрыто-то у вас было? – буркнул он.

– Да в райцентр ездили, Лизка Петру позвонила насчет картины, – Мураш даже не заметил перемен в настроении собеседника.

– Ну и как? Берет?

– Вроде берет – рожа у ней довольная была, когда в машину вернулась. Я не спрашивал. Их дело…

– Мудро, – Иван Ильич покосился в окно и увидел, что разговор между Кузьминичной и Горобцом идет полным ходом, лучше не мешать. – Как машина-то? Два раза за неделю через сопки гонять – не каждая выдержит.