Хлеб на каждый день - [28]

Из-за этого мерзавца она тогда обидела любимого человека. Надо же было такому случиться, что буквально на второй день после разговора с красавцем пришло письмо от Толи Евсеева, в которого она была влюблена с восьмого класса. Никто тогда о ее любви не знал, и сам Толя не догадывался. Вернувшись под утро с выпускного вечера, Анечка сказала себе: на свете есть высшая справедливость во всем и в любви тоже. Толя Евсеев, которого она выстрадала, весь вечер танцевал только с ней, проводил домой и у калитки признался в любви. Потом они целый месяц были вместе: готовились к приемным экзаменам в институт, а вечером бродили по городу. Толя провалился, а она поступила. И это развело их. Самолюбивый Толя исчез. Лишь в ноябре пришло письмо со станции Чулым. Толя опустил его в дороге, во время остановки поезда.

«Извини, что так глупо вел себя. Но пойми: не мог тебя видеть. Наверное, мужское и женское самолюбие — разные вещи. Сейчас успокоился, еду служить. Не знаю, буду ли поступать в институт после армии, пока об этом не думаю».

На конверте не было обратного адреса, и она не могла ему ответить. Через год пришло второе письмо:

«Я люблю тебя и, наверное, в будущем не смогу без тебя жить. Но знаю, ждешь ты меня или не ждешь, а я думаю о тебе каждый день. И додумываюсь иногда до самого страшного: ты вышла замуж, у тебя ребенок от другого человека… И все равно я от тебя не отступлюсь. Мы же поклялись друг другу, помнишь? И вообще мы подходим друг другу».

Один хотел выяснить, а этот без всяких выяснений определил: «подходим друг другу». В чем же это мы одинаковы, в жестокости, что ли? Год молчать, а потом как ни в чем не бывало: привет, люблю, отобью, не отступлюсь. Она еще не отошла от разговора с красавцем, и письмо не нашло отклика в ее разгневанном сердце.

«Мы разные, — написала она Толе, — и прежде всего в том, что ты, как все мужчины, самоуверен, а я этого о себе сказать не могу. Раньше я знала побольше, например, про то, что любовь — это прежде всего щедрость. А ты поскупился — одно письмо за год. И высказался ты в нем тоже чересчур самоуверенно…»

Толя вернулся осенью, когда она уже была на третьем курсе. Встретились чужими. Поговорили об одноклассниках, кто где сейчас. Анечка посоветовала Толе посмотреть новый, понравившийся ей фильм; о том, что они поклялись когда-то любить друг друга вечно, не было сказано ни слова.

И вот свалилась на Анну Антоновну, начальника лаборатории хлебокомбината, новая любовь. Не подошла, как в школьные годы, восхищенная, перепуганная сама собой, а глыбой свалилась откуда-то, может быть, с высоты тестомесильного цеха прямо на слабые плечики, покрытые белым халатом.

— Анна Антоновна, вы понимаете, о чем я говорю? — спрашивал Костин.

— Понимаю, — отвечала Анечка и боялась только одного: как бы и он не понял, что с ней происходит.

Она думала о нем каждую свободную минуту. Вспоминалось детство. Ей было тогда шесть лет, и в соседний дом приехал погостить мальчик лет десяти по имени Лева. У него был двухколесный велосипед, он ездил на нем в голубой маечке, с красной ленточкой на лбу. Ленточка, пересекая лоб, придерживала кудри, чтобы не лезли в глаза. Вечером Анечка плакала. «Что у тебя болит?» — спрашивала мама. Анечка отвечала: «Ничего не болит», а на самом деле болело сердце; она боялась, что утром выйдет во двор, а мальчик Лева — уехал.

Наверное, это и была ее первая любовь, а Толя Евсеев — новая, а Арнольд Викторович Костин — настоящая и, как думала Анечка, последняя.

— Арнольд Викторович, — спросила она его однажды, когда они вышли из кабинета директора, — почему вы никогда не радуетесь?

— Наверное, пережил этот этап, — ответил он, — да и работа наша для веселья мало оборудована.

— Но как же тогда жить? Если из жизни вычеркнута радость — это уже не жизнь, а прозябание.

— Эх, Анна Антоновна, мне бы ваши молодые представления о жизни. Только не воротишь уже их. Пройдено, проехало.

Анечка искала помощи у сестры: «Он не видит меня. Смотрит и не видит».

Зинаида не щадила ее: «У тебя суть аспирантки. Знаешь, что это такое? Это когда перезрелая девица думает, что все у нее в жизни начнется после защиты диссертации. А начаться может только еще одна диссертация — докторская, личное свое счастье она проворонила».

Зинаида работала старшим корректором в областном издательстве, замуж не выходила, семью ей заменяли многочисленные подруги. Ни одна из них с другой не была знакома. Зинаида держала их на отдалении друг от друга и от себя. Словно по расписанию, встречалась с ними. С одной ходила в театр и в кино, с другой ездила в отпуск, с третьей, с четвертой и пятой общалась после работы. Совала в сумку бутылку вина или коробку конфет и отправлялась к очередной подруге в гости. Подруги были приблизительно ее же возраста, всем хорошо за сорок, у них были мужья, большие дети, но в те часы, когда они общались с Зинаидой, каждая забывала о своем возрасте и семейном положении, потому что у разговора были только две неиссякаемые темы — мужчины и внешний вид настоящей современной женщины. О мужчинах Зинаида была невысокого мнения, все они были в области чувств недоразвитыми существами, способными лишь на короткие эмоциональные всплески, и это давало возможность настоящим женщинам быть на высоте, «брать от жизни все, что можно».