Хивинские походы русской армии - [12]

6 марта 1838 г. из Николаевского укрепления выслан был для наказания Касыма Аблаева (отца Кенисары) на р. Улу-Тургай отряд из 1000 оренбургских казаков, 1000 киргизов и 800 башкир при 2 орудиях под начальством войскового старшины Лебедева. Лошади и верблюды мятежников к весне были весьма худы и не могли далеко уйти от многочисленного и легкого отряда, захватившего поэтому богатую добычу. Но благодаря неожиданному бурану и выпавшему снегу Лебедев должен был воротиться, не захватив Аблаевых.

Кенисара, дождавшись ухода русских подальше, ограбил наших киргизов, истребил пикет у Ключевской станицы, ограбил Троицкий караван на несколько сот тысяч рублей. Затем бросился на Эмбу, подкрался к отряду, заготовлявшему сено для хивинской экспедиции, и отогнал 3000 башкирских лошадей и 180 волов.

Тотчас высланы были опять отряды Лебедева, Жемчужни-кова и Падурова, но хищников и след простыл.

Из этого перечня видно, что даже в случае удачи набеги наши ни к чему не вели, кроме разорения: ограбив дочиста попавшихся на глаза и под руку киргизов, чаще всего ни в чем не повинных и потому не ожидавших грозы, так как виноватые почти всегда уходили заранее, мы сами толкали их на грабеж, потому что другого средства не умереть с голоду в степи и нет. Если удавалось отбить забарантованный скот, то отряд, считая его своей добычей, распоряжался им по-хозяйски — продавал с аукциона и т. п., так что скот редко попадал в руки прежнего хозяина. Чтобы избежать подобных злоупотреблений и оградить невинных, правительство запретило пограничным начальникам преследовать киргизов в аулы. Киргизы увидели в этом ослабление власти начальства и перестали слушаться, начали кочевать на луговых местах казаков оренбургской линии, а грабежи усилились. Перовский просил тогда разрешения принять свои меры, но уже не экспедиции, а экзекуции с содействием султанов-правителей. Предполагалось не отнимать у грабителей скот, а отбирать только подписку, что скот и все награбленное будет возвращено к такому-то сроку. Отряд должен был оставаться в степи до тех пор, пока требования пограничного начальства не будут удовлетворены. Здесь, очевидно, наказывались не киргизы, а те русские, которым доводилось участвовать в экзекуции.

В 1834 г. обер-квартермейстер Жемчужников, с 60 человек пехоты, 200 казаков при 1 орудии, послан был на хребет Карагай, где соединился с обоими двухсотенными отрядами султанов-правителей для содействия им в экзекуции на пространстве от Орска до Каракумов. Аулы захвачены были врасплох и дали пресловутую подписку… Отряд ждал, ждал исполнения и, наконец, ушел, а барантачи, конечно, ничего не исполнили.

Видя безуспешность своих мероприятий, Перовский задумал завоевать Хиву, бывшую, по его мнению, главною виновницею всех неустройств в киргизских степях. Хива подстрекала подвластных нам киргизов в возмущениях, заманивая их в свое подданство, облагала их податями; собирала зякет (таможенную пошлину) с наших караванов, следовавших по степи. Наконец, хивинцы постановили правилом, чтобы наши караваны, в какие бы места Средней Азии ни отправлялись, непременно следовали бы через Хиву, где им угрожала пошлина, возвышенная уже до крайних размеров. В 1833 году дерзость хивинцев дошла до того, что в Оренбург был прислан хивинский зякетчи (сборщик зякета) для объявления купцам русским и бухарским, что караваны их неминуемо будут ограблены, если не пойдут через Хиву.

Глава III

Независимо от уничтожения нашей торговли на востоке постоянными грабежами караванов и побуждениями к тому же киргизов, хивинское правительство издавна покровительствовало еще и морским разбойникам, которые захватывали ежегодно на Каспийском море множество мирных рыбопромышленников, продавали их потом на всех рынках Востока, и всего более в Хиве.[11]

Еще в XVIII веке правительство наше начало изыскивать способы к освобождению русских подданных из неволи на Дальнем Востоке: так, Высочайшим указом от 28 января 1767 г. повелевалось «захватывать заложников и принуждать азиятцев выкупать оных русскими пленными». Это была действительно единственная мера, на которой нельзя было не остановиться, видя на оренбургской и сибирской линиях, а также и в Астрахани множество хивинских и бухарских купцов, свободно торгующих и проживающих, в то время как наши купцы не смели показываться в ханствах, не подвергаясь, особенно в Хиве, опасности попасть в вечное рабство.

Однако ж упомянутым указом 1767 г. дозволялось задерживать только тех, кои «будут изобличены в увозе здешних людей»; такое ограничение, по затруднительности изобличения, лишило этот указ всякого значения, как то и доказали последствия.

Все хлопоты правительства русского достигнуть освобождения невольников наших посредством переговоров оказались напрасными и убедили только в том, что с хивинским и бухарским правительствами нельзя пускаться ни в какие переговоры, нельзя заключать никаких условий, остающихся всегда мертвою буквою.

Наконец, ассигновано было правительством 3000 рублей для выкупа наших пленных; но и это не повело ни к чему, так как рабовладельцы не хотели расстаться с работниками ни за какой выкуп; действовать же другими путями, например, способствуя побегам чрез разных тайных агентов, было весьма затруднительно и рискованно, ибо в случае поимки пленным угрожала смерть или еще горшее рабство.