Хивинские походы русской армии - [14]

Прибыв в Бухару, Виткевич снял халат и ездил по городу в офицерском мундире, отказавшись сидеть взаперти. Поэтому и сведения, им доставленные, были довольно обстоятельны.

В 1834 г. начавшиеся в Афганистане междоусобия вызвали одного из многочисленных мелких правителей, Дост-Мухаммеда, попытать счастия в России, так как англичане поддерживали его противников: Шаха-Шуджу на юге и Камрака в Герате. Посланец Доста добрался до Оренбурга только в 1836 г. Перовский писал в министерство иностранных дел, что если мы не под держим Доста, то англичане подчинят себе Афганистан, а затем и другие народности Средней Азии, которые будут снабжены оружием, порохом и деньгами и превратятся в опасных врагов наших. На первый раз предполагалось послать Виткевича с предметами обмундирования и снаряжения для афганцев и несколько инструкторов-офицеров и оружейников под видом мирных путешественников. Виткевич вызван был в Петербург и в 1837 г. был послан в Персию в распоряжение русского агента полковника Гра-Симонича. В это время персидский шах шел к Герату; главным советчиком был Симонич; в походе участвовал и батальон русских солдат, сформированный шахом из наших дезертиров. Очевидно, что в Герате мы и непосредственно могли помочь Досту, при посредстве Персии, тогда как иным путем проникнуть в Афганистан было почти невозможно. Поэтому тогдашний директор азиатского департамента Родофиникин дал понять Виткевичу, что Дост-Мухаммеду можно обещать 2 миллиона деньгами и 2 миллиона товарами. Герат предполагалось отнять от Камрака и передать братьям Доста, захватившим Кандагар, если они признают протекторат Персии. Переговоры об этом возложены были на Виткевича, который вез и письмо к Досту.

Предполагалось заключить союз с Достом против Хивы. Следуя с персидской армией к Герату, Виткевич отделился от нее в Нишапуре и через Систан и Кандагар проехал в Кабул, где тогда вел уже переговоры — и также о союзе — английский агент Борне. Дост-Мухаммед предпочел Россию и выпроводил Бориса. В 1838 г. Виткевич воротился к персидским войскам, стоявшим под Гератом; отсюда проехал снова в Кандагар, а затем, через Систан, воротился в Тегеран и в начале 1839 года прибыл в Петербург с массою ценных материалов, маршрутов и съемок. Представившись министрам военному и иностранных дел, он был обласкан ими и обнадежен в щедрых наградах, между которыми не последнюю роль играл перевод в гвардию. Накануне представления государю, когда надежды должны были оправдаться, Виткевич найден был в нумере гостиницы, где он остановился, застреленным, а все бумаги его исчезнувшими. Обстановка была похожа или подделана под самоубийство, а в печке виднелась и груда пепла от сгоревшей бумаги. Следствие ничего не раскрыло…

Трудно, однако, допустить, чтобы человек, бившийся столько лет, чтобы поправить свою карьеру, отказался от нее как раз накануне исполнения самых пылких мечтаний, на девятый день по приезде в Петербург. Многие подозревали в этом загадочном происшествии английскую руку… Кому более всех должны быть интересны бумаги Виткевича, как не англичанам? Кто наиболее был раздражен неудачей Бориса и сердит на Виткевича, как не англичане? Они даже затеяли из-за этого войну с Афганистаном, кончившуюся для них страшною катастрофой в 1841 и 1842 гг. Как бы то ни было, а смерть Виткевича лишила нас важных сведений об Афганистане; исчез и договор, заключенный им с Дост-Мухаммедом. Единственная бумага, которая осталась на столе в нумере гостинницы, оказалась письмом Виткевича о том, что он сам сжег свои бумаги…

Летом 1836 года последовало Высочайшее повеление о задержании, как на оренбургской и сибирской линиях, так и в гор. Астрахани, всех хивинцев с тем, чтобы они были освобождены не прежде, как по удовлетворению всех справедливых требований России, особенно по освобождению наших пленников.

В Оренбурге повеление это исполнено было 28 августа, когда торговцы хивинские были на меновом дворе, готовые к выступлению караваном. Задержанные хивинцы помещены были в Оренбурге и по уездным городам на гауптвахтах, в острогах и в свободных казенных зданиях, где только было можно; на содержание каждому назначено было по 50 коп. ассигнациями в сутки, но, по составлении ими артелей, оказалось достаточным отпускать по 25 коп.

Всего задержано 572 хивинца с товарами на 1 400 000 р.

Задержанные прибегали ко всевозможным уловкам: отказывались от подданства Хивы, уверяли, что товары принадлежат не им, а бухарцам; некоторые даже заявляли желание вступить в русское подданство, но все это оставлено без внимания.

Арест хивинских купцов и запрещение, наложенное на их товары, прежде всего всполошило московских гостиннодворцев и фабрикантов села Ивановского, которые отпустили хивинцам товар в краткосрочный кредит. Явившись в Оренбург, купцы наши стали хлопотать о возвращени своих товаров. Началась разборка тюков, сложенных в сараях, под видением таможенных чиновников, и так как нередко товар одного хозяина попадал к другому, то возникали новые жалобы, новые хлопоты, новая возня.

Многие из хивинских купцов избегли ареста самым простым способом: они только надели чалмы, как бухарцы, и благополучно выбрались в степь.