Хаос - [4]
Неимоверно приниженный, он пробирался на следующую встречу; слабым утешением было лишь то, что Шана разбиралась во всем этом не больше его. Они сошлись на том, что им попросту не хватает знания многих вещей, наличие которых поэт предполагал само собой разумеющимся. Этот господин Гёте явно видел своими читателями не невежд вроде них, принадлежащих к той толпе «непосвященных» из «Посвящения». Пока что перспектив на заполнение пробелов в знаниях не предвиделось; несмотря на это, оба заново храбро нырнули в штудирование произведения. И кое-кто сильно бы удивился, поприсутствуй он невидимо на этих «уроках Фауста».
Вот пастор Боде и удивился. Немало. А доктор Штрёссер — нисколько, хотя основательно рассердился.
Пастор Боде и старший преподаватель Штрёссер поднимались по скользкой тропе с речного берега на бульвар. Пастор бросил сокрушенный взгляд на свои брюки, недавно любовно отчищенные фрау Марией от последней пылинки, а сейчас выглядевшие плачевно. Старший преподаватель коротко хохотнул, уверенный в превосходстве своего положения, как каждый, на ком высокие резиновые сапоги, и принялся набивать трубку.
— Ах, господин пастор, здесь все иначе, чем в Пазевальке! Наверное, вам стоит все-таки отвыкнуть от ботиночек. — Он поднес зажженную спичку к головке трубки и, попыхивая, добавил: — И кое от чего еще!
Пастор Боде остановился и снял шляпу.
— «Кое о чем» можно будет поговорить, — несколько раздраженно откликнулся он. — Понимаю, что здесь мне предстоит окунуться в совершенно незнакомый мир и многое познать заново. А вот высокие сапоги придется купить в первую очередь. Выбраться из этой грязи — это надо еще постараться. Можем мы где-нибудь присесть?
— Да вон лавочка, — сказал шагавший впереди Штрёссер и удобно расположился на стоявшей в стороне от поросли скамье. — Да… Вот так сразу и показал вам русскую специфику. Здесь, наверху, прекрасный променад, который вдруг резко обрывается вниз, в тину, в грязь и болото. То же было и тридцать лет назад, когда я осел в этом углу. Россия — страна прекрасных возможностей, у которых нет продолжения. Во всех смыслах! Перефразируя русскую пословицу: лиха радость начало! Что же вы не присядете, пастор?
Пастор переминался с ноги на ногу и поправлял очки, с выражением неловкости на лице устремив взгляд в кусты.
— Ну… понимаете… — Он смущенно понизил голос. — Там, на аллее, сидит парочка… и я не хотел бы им мешать. Может, поищем другое местечко?
— Чего вы боитесь? — рассмеялся Штрёссер. — Помешать или самому попасть впросак? По-человечески, слишком по-человечески, господин пастор! — Он вывернул шею, чтобы бросить взгляд за живую изгородь, и пренебрежительно махнул рукой: — Садитесь спокойно. Под мою ответственность! Это всего лишь евреи!
— Что значит «всего лишь»?! — усаживаясь с некоторым колебанием, спросил Боде. — Для меня нет разницы. В этом отношении, я имею в виду.
— Нет, нет, это в любом отношении нечто иное. Вы сами заметите. Ну-ка, помолчите чуток!
Пастору все это было не по душе, однако он невольно застыл, явственно услыхав слово «Гёте», а следом до него донеслись обрывки стихов классика. Потом парочка пустилась в обсуждение, и уже не удавалось разобрать ни слова.
В волнении Боде схватил доктора за рукав:
— Послушайте! Они же читают «Фауста»!
Штрёссер равнодушно пускал дым.
— Определенно «Фауст»! Они читают «Фауста». Подумать только! — не унимался пастор.
Старший преподаватель откашлялся и смачно сплюнул.
— Дрянь! — весомо и хладнокровно констатировал он.
— Что вы говорите? — недоумевающе уставился на него Боде.
— Я говорю, что это отвратительно. Извращенные людишки!
— Кто извращенный? Не те же молодые люди, что читают здесь, в сумерках, нашего великого Гёте?!
— Ха, господин пастор! Вы по сравнению со мной юноша и ведь не старый холостяк. Так вспомните, как вы студентиком посиживали в саду с какой-нибудь девчонкой и что ей шептали в полутьме!
— Не сидел я ни с какими девчонками во тьме, — отрезал пастор.
— Ну, ладно. Не с какой-нибудь, а с фрейлейн Марией Лодеманн, теперешней фрау пасторшей Боде. Вы тогда тоже читали и комментировали «Фауста»?
— Позвольте не переходить на личности, господин доктор! Не хотите ли вы сказать…
— На кой черт, скажите мне, тот шалопай за кустами просто не обовьет шейку и не замнет свою подружку, как сделал бы любой балбес в Европе? Так нет же! Сидят там, портят себе глаза и препарируют Гёте! Пока, между прочим, замечу, не намудрствуются лукаво.
— Позвольте! Позвольте! С чего вы взяли? Может, сделали вывод из нескольких подслушанных слов? А эта инсинуация с «помять», ну, просто…
— Господин пастор, идиш, уж поверьте, я понимаю получше вас! Остальное, между прочим, тоже, хоть и старше вас…
— Вы сегодня настроены шутить?
— Я? Ни в коей мере! Такие людишки только отравляют мне чудный вечер. Думаете, эта парочка имеет хоть малейшее понятие о том, как он прекрасен? Думаете, они любуются бескрайними просторами и рекой? Нет! Мир для них заключен в книгах.
