Хаос - [37]

Шрифт
Интервал

— Мне кажется, — сказала Шана, — молодые не должны держаться за застывшие, мертвые традиции! Разве парики определяют веру?

— Вот и я говорю! — поддержал Йользон. — Здесь все пришло к тому, что парики важнее человека под ним!

— Слушайте, Йользон! — разозлился Гермерсхайм. — Может, вы хотите отменить и головное покрытие? Закон говорит, что замужняя женщина не должна показывать природные волосы, чтобы не понравиться другим мужчинам, кроме своего мужа! Хотите разрушить нашу мораль?

— Меня вам не надо бояться в этом плане! А не то мне придется иметь дело еще и с Амандой! Но скверное дело — в новые времена жить по тысяче древних предписаний!

— Так, значит, вы желаете реформировать? Господин Йользон — новый реформатор!

— Я? Упаси Бог! Кто я такой? И кто вообще может сегодня что-то реформировать? Мы знаем, что из всех этих реформ выходит! Тут отрезают один кусок, там — другой, а под конец не остается вообще ничего. А самое страшное, что в результате в каждом отдельном уголке иудаизм выглядит по-разному. Не остается ничего общего: ни отличительного признака нашей общности, ни надежды на совместное будущее! Не-ет! У нас нет иного выхода, как законсервировать нашу одинаковость!

— Но вы же сами сказали, что в сегодняшней жизни это не годится! — воскликнула Шана. — Вы сами признали, что даже ортодоксы покоряются новым веяниям и прогрессу!

— Так и есть. Именно поэтому я и остаюсь при своем мнении: мы должны вернуться назад, туда, где консервация возможна, где нас не будет касаться жизнь всех остальных в этом мире — в гетто!

— Нет! — пылко возразила Шана. — Чепуха! И это приходится выслушивать здесь, в Германии! Мы бежали из русского гетто сюда, на волю. Мы думали, там еврей не может быть евреем, там дискриминация не дает еврею доказать, чего он может добиться. Мы думали, за границей, на Западе, еврей, не теряя своей сущности, может свободно развиваться, может завоевать любовь и уважение людей, вместо унижений и презрения, выпавших на долю местечковых евреев!

— А я вам говорю: если бы из восточных гетто не было постоянного притока свежих сил, то в Германии давно бы не осталось ни одного еврея, — стоял на своем Йользон. — Вы там полагаете, что счастье здесь, вы рветесь из гетто на свободу, а мы здесь в том, что вы называете волей, начинаем прозревать, что не сможем выжить без крепкой каменной стены. Нам снова надо в гетто!

— Прекрасно! — скривился Гермерсхайм. — Вам надо, вы и подите! А мне и здесь хорошо! Чего это мне не хватает? На нашей вилле в Груневальде у нас все поставлено по закону. Можно и в Германии оставаться набожным иудеем и исполнять каждое слово, каждую букву Торы!

— Знаю я вашу «букву»! — усмехнулся Йользон. — Вы, как предписано, не пьете вина в доме нееврея, в субботу не касаетесь наличных. Для этого в ночных клубах, где вы гуляете, держите открытым кредит на субботу, для этого рядом с вами постоянно такие женщины, которые пьют вино за вас!

— Господин Йользон! — надменно поджал губы Гермерсхайм. — Здесь дама! Думаю, вы должны радоваться, что есть еще евреи, благочестивые и зажиточные, которые регулярно изучают Талмуд, как я или Лёвенберг!

— Намекаете, что я живу с уроков? — горько усмехнулся Йользон. — А как вы без них выглядели бы на балах на вашей вилле в Груневальде? Или в Халензе? Или где там еще вы отплясываете? Почему бы вам сейчас, как обычно, не пойти в соседнюю комнату упражняться в танцах — с Илонкой, с Амандой и с фрау Денеке? Вот ваши уроки Талмуда! Вы танцуете, Лёвенберг спит! Такого осла, как Лёвенберг, свет еще не видывал! Не понимает ни слова, зато каждый день является на занятия, как предписывает закон. Учение у вас тоже давно превратилось в пустой символ!

Из соседней комнаты послышались визги и хохот, после гневного возгласа — хлопок.

Дверь распахнулась, и ворвалась Аманда.

— Господин Кайзер! Я побуду у вас? Господин Зоннтаг обнаглел!

За ней появился молодой человек, которого Шана видела на диване между девушками, левая щека у него пылала. Стараясь выглядеть непринужденно, он прошествовал к окну и склонился над книгами.

— Как далеко мы продвинулись сегодня? — невинно спросил он.

— Закончили трактат о ритуальных очищениях, — сообщил Йользон. — Урок Талмуда окончен. Просыпайтесь, Лёвенберг!

Райские яблоки

I

— Кан! Кан! Коллега Кан! Зигмунд Кан!

Советник юстиции Венцель уже полчаса ревел имя адвоката, протискивая свое тучное тело через толкотню кабинетов в здании ландгерихта на Грюнерштрассе. Он метался по длинным коридорам, заглядывая во все двери справа и слева, во все ниши и укромные уголки, присматривался к группам за широкими столами, рыскал между шкафчиками гардероба, прижимался лбом к стеклянным дверям адвокатской библиотеки, пустынность и тишина в которой странно контрастировала с биржевой сутолокой в остальных помещениях. Он извергнул боевой клич, которым вызывал на бой всех противников скопом, собравшихся в шахматной комнате, где полным ходом шло сражение на многих досках, но не привлек к себе внимания не только игроков, но и многочисленных болельщиков. Выкликая свое «Зигмунд Кан!», прошелся вдоль телефонных будок до главного входа в адвокатское отделение, расположившееся над лестницами и галереями. Никакого Зигмунда Кана не было и в помине! Он нашел Леопольда Кана, нескольких Конов, один из которых оказался даже Зигмундом. Тот живо откликнулся и вприпрыжку кинулся вслед за мчащимся советником юстиции вверх по круто изгибающейся лестнице до зала заседаний. И только там выяснилось недоразумение, после того как Кон перебрал все двадцать три дела, которые находились у него в производстве по защите интересов картеля «Берендзен». Так что с ним пришлось расстаться в атмосфере всеобщего раздражения. А Зигмунд Кан все не объявлялся!


Рекомендуем почитать
На крутом переломе

Автор книги В. А. Крючков имеет богатый жизненный опыт, что позволило ему правдиво отобразить действительность. В романе по нарастающей даны переломы в трудовом коллективе завода, в жизни нашего общества, убедительно показаны трагедия семьи главного героя, первая любовь его сына Бориса к Любе Кудриной, дочери человека, с которым директор завода Никаноров в конфронтации, по-настоящему жесткая борьба конкурентов на выборах в высший орган страны, сложные отношения первого секретаря обкома партии и председателя облисполкома, перекосы и перегибы, ломающие судьбы людей, как до перестройки, так и в ходе ее. Первая повесть Валентина Крючкова «Когда в пути не один» была опубликована в 1981 году.


Когда в пути не один

В романе, написанном нижегородским писателем, отображается почти десятилетний период из жизни города и области и продолжается рассказ о жизненном пути Вовки Филиппова — главного героя двух повестей с тем же названием — «Когда в пути не один». Однако теперь это уже не Вовка, а Владимир Алексеевич Филиппов. Он работает помощником председателя облисполкома и является активным участником многих важнейших событий, происходящих в области. В романе четко прописан конфликт между первым секретарем обкома партии Богородовым и председателем облисполкома Славяновым, его последствия, достоверно и правдиво показана личная жизнь главного героя. Нижегородский писатель Валентин Крючков известен читателям по роману «На крутом переломе», повести «Если родится сын» и двум повестям с одноименным названием «Когда в пути не один», в которых, как и в новом произведении автора, главным героем является Владимир Филиппов. Избранная писателем в новом романе тема — личная жизнь и работа представителей советских и партийных органов власти — ему хорошо знакома.


Контракт

Антиутопия о России будущего, к которой мы, я надеюсь, никогда не придем.


В любви и на войне

Британка Руби мечтает найти могилу мужа, пропавшего без вести, покаяться в совершенном грехе и обрести мир в своей душе. Элис, оставив свою благополучную жизнь в Вашингтоне, мчится в Европу, потому что уверена: ее брат Сэм жив и скрывается под вымышленным именем. Немка Марта рискнула всем, чтобы поехать в Бельгию. Она отлично понимает, как встретят ее бывшие враги. Но где-то в бельгийской земле лежит ее старший сын, и она обязана найти его могилу… Три женщины познакомятся, три разные судьбы соединятся, чтобы узнать правду о мужчинах, которых они так любили.


Баллада о Максе и Амели

Макс жил безмятежной жизнью домашнего пса. Но внезапно оказался брошенным в трущобах. Его спасительницей и надеждой стала одноглазая собака по имени Рана. Они были знакомы раньше, в прошлых жизнях. Вместе совершили зло, которому нет прощения. И теперь раз за разом эти двое встречаются, чтобы полюбить друг друга и погибнуть от руки таинственной женщины. Так же как ее жертвы, она возрождается снова и снова. Вот только ведет ее по жизни не любовь, а слепая ненависть и невыносимая боль утраты. Но похоже, в этот раз что-то пошло не так… Неужели нескончаемый цикл страданий удастся наконец прервать?


Первый снег

Автор – профессиональный адвокат, Председатель Коллегии адвокатов Мурадис Салимханов – продолжает повествование о трагической судьбе сельского учителя биологии, волей странных судеб оказавшегося в тюремной камере. Очутившись на воле инвалидом, он пытается строить дальнейшую жизнь, пытаясь найти оправдание своему мучителю в погонах, а вместе с тем и вселить оптимизм в своих немногочисленных знакомых. Героям книги не чужда нравственность, а также понятия чести и справедливости наряду с горским гостеприимством, когда хозяин готов погибнуть вместе с гостем, но не пойти на сделку с законниками, ставшими зачастую хуже бандитов после развала СССР. Чистота и беспредел, любовь и страх, боль и поэзия, мир и война – вот главные темы новой книги автора, знающего систему организации правосудия в России изнутри.


Дети Бронштейна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.