Архип, все еще ничего не понимая, опускает руку с бечевкой книзу, а Митрич продевает конец бечевки сквозь дужку котелка, вскидывает руку — и котелок, как вагонетка на подвесной дороге, начинает скользить от вагона к вагону.
За этой операцией наблюдают все бойцы продотряда.
Котелок с приклеенной к нему бумажкой, на которой нацарапано: «Глеб Глебычу», благополучно попадает прямо в руки Архипу. Под дружный гомон одобрительных голосов Архип вручает котелок Глебке.
Ночь. Ползет поезд. Искрит труба паровоза, чуть дымят трубы двух теплушек в конце состава.
Вповалку спят бойцы. Красные отблески от углей в печке прыгают по стенам. Глеб, Архип, Глебка и Василий лежат рядом.
В другой теплушке между ящиков спят Митрич и кашевар.
Не спит машинист с моржовыми усами. Поглядев в заоконную темень, он передвигает рычаги управления и произносит радостно:
— Подъем миновали!.. Теперь на двадцать верст уклон… Доедем…
Не спит часовой на задней площадке. Притоптывает ногами, хлопает замерзшими руками по бедрам, трет уши и нос. Ворчит:
— Хоть бы остановился на минуту… Сменил бы кто… Брррр!
Перестук колес учащается — поезд набирает скорость. И вдруг возникает нарастающий злой скрежет металла о металл.
Часовой, прикрыв лицо от колючего ветра и надвинув шапку на глаза, выглядывает из-за вагона. Впереди из-под колес передней теплушки веером рассыпаются белые искры.
Часовой вскидывает винтовку и раз за разом палит в черное беззвездное небо.
Грохот сталкивающихся буферов. Сноп искр бледнеет и исчезает. Поезд тормозит.
У передней теплушки — машинист, оба Глеба и бойцы. А вокруг растет толпа мешочников.
Слышатся злые голоса:
— Нацеплял на свою голову!
— Еще хорошо так, а то бы!..
— Бросить их тут ко всем чертям — пусть как хотят!
Глебка дотрагивается до коробки буксы и, вскрикнув, отдергивает руку. Машинист крючком приоткрывает коробку — оттуда валит дымок. Виден спекшийся песок, перемешанный со сгоревшей смазкой. Машинист с треском захлопывает крышку, говорит укоризненно:
— Э-эх!.. Прозевали!.. Какая-то контра песку вам в буксу сыпанула!.. Придется отцеплять!
— Это как это — отцеплять! — вспыхивает Василий.
— Про отцепку… забудь! — твердо говорит Глеб Прохоров машинисту. — Хоть черепашьим шагом, а до станции дотащишь!
— Не горячись! — возражает машинист. — Здесь уклон — завалятся теплушки и все вагоны за собой потащат! И хлеб пропадет и люди погибнут! Вон их сколько!.. Надо теплушки отцепить… А я со станции с одним паровозом за вами вернусь… Слово питерца!.. Ну?
Глеб-старший долго и пристально смотрит на машиниста с седыми усами и наконец решает:
— Действуй!
Кто-то забирается между последним пассажирским вагоном и передней теплушкой. Гремит сцепление.
— Башмаки положите понадежнее! — кричит машинист.
Колоса передней теплушки освещаются фонарем. На рельсы ложится по башмаку.
Темная ночная станция. Светится лишь окно в дежурке да горит керосиновый фонарь над железной дощечкой с надписью «Уречье». Ветер несет снежную крупу и со скрипом раскачивает фонарь.
На платформе замерзшие, закутанные фигуры.
Паровозный гудок сдергивает их с места. На путях сквозь завесу снега проглядывают огни паровоза.
Поезд останавливается. Машинист высовывается из окошка. Его помощник бежит вдоль тендера — отцеплять паровоз.
На платформе — людской круговорот. Новые пассажиры штурмуют поезд.
И вдруг со свистом и гиканьем на станцию обрушивается конная лавина. Часть всадников, спешившись, бежит к составу.
— Бандиты! — несется вопль. — Батька Хме-ель!..
Сам батька сидит на вороном жеребце и самодовольно осматривает охваченную паникой станцию. Рядом — верзила.
— Отцепили, кажись!
Подбегает мужик с бородкой клинышком — тот, который дал Архипу кусок сала. С ним — железнодорожник, насыпавший в буксу песок.
— Отцепили! — кричит мужик. — Теперь — наши!..
— Где отцепили? — спрашивает батька. — На какой версте?
— А кто ж его знает! — неопределенно говорит мужик. — Темно… Недалеко где-то!..
Батька плеткой указывает на паровоз.
— Узнать!
Верзила и еще несколько бандитов скачут к паровозу, который в это время без гудка начинает медленно отделяться от состава. Но конные уже рядом.
— Куда? — яростно орет верзила.
Из окна высовывается машинист.
— К водокачке.
— На какой версте теплушки оставил?
Паровоз набирает скорость.
— Уйдет! — кричит кто-то из бандитов.
— Не уйдет! — отвечает верзила и ловко перескакивает с седла на железную лесенку.
Его встречает удар тяжелого сапога. Верзила падает вниз. Второго бандита машинист ударил гаечным ключом. Но третий и четвертый врываются в паровозную будку. В окне мелькают приклады винтовок. Паровоз окутывается облаком пара и останавливается.
Три теплушки, засыпанные снегом. С обеих сторон — дремучий лес. Ветер несет и несет снежную крупу. И кажется, что теплушки стоят не на железной дороге, а на заброшенной лесной просеке.
Вдоль теплушек протоптаны тропы: одна справа, другая — слева. Размеренно вышагивают часовые. Слева — Архип.
Каждый раз, проходя мимо испорченной буксы, он задумчиво смотрит на нее и мучительно кряхтит. Дважды Архип подходит к дверям средней теплушки, подымает винтовку, чтобы постучать прикладом в дверь, но так и не решается.
