Гром гремит дважды - [2]

Тао засмеялся:

— Ну, будешь часто попадать в консерваторию — петь научишься.

— А толстяк что — учитель? — не отставал я.

— Кто? Шен? — Тао ещё больше развеселился. — Уж этот учитель!

— Я серьёзно. Кто он?

— Да ты чего? — перестал потешаться Тао. — Начальник цеха.

Ну да, согласен, уж это-то можно было понять и самому. Но меня озадачило слово «школа». Почему-то мне казалось, что «школа» — это должно выглядеть как-то иначе.

— Ты на него так смотрел, как будто убить собирался, — сказал Тао, понизив голос. — Поосторожнее. А то он в другой раз предупреждать не станет. И, это… Ну, тут и помимо консерватории есть места.

Он содрогнулся, будто вспомнил что-то. Везучий. Я вот — ничего вспомнить не могу. Только тот светящийся круг на полу, и всё.

— Не собирался я его убивать, — сказал я тихо.

Не собирался. Просто смотрел в глаза, а у китайцев так не принято. Откуда-то я и об этом знаю.

— Тао! — заорал толстяк Шен, выскочив за спиной моего напарника. — Второе предупреждение!

Тао от неожиданности подпрыгнул и тут же согнулся, зашоркал лопатой по дереву. На меня толстяк бросил лишь беглый взгляд и, видимо, остался доволен — я-то, разговаривая, лопатой двигать не переставал. Шен ушёл орать на кого-то ещё.

Больше я к Тао не лез. Во-первых, говорить, когда со всех сторон визжат и гудят станки, было неудобно, а во-вторых, не хотелось снова подставить пацана. Он явно был из тех, кто не может одновременно говорить и работать.

Да и материала для размышлений хватало. Школа Цюань. Цюань — значит, кулак. Возможно, здесь обучают каким-нибудь единоборствам. К чему тогда этот цех? Испытание на прочность, прежде чем попадёшь к учителю? Нет, бред какой-то, тогда уж проще было заставить этими лопатами ямы копать.

Зайдём с другого бока. Вокруг — китайцы, говорят по-китайски, но я их отлично понимаю. Больше того — сам говорю свободно. Однако уверен, что этот язык мне не родной. А какой тогда родной?

Память ответов пока не подбрасывала. Я очищал чурки, складывал их в поленницу, откуда их потом забирали другие и несли к станкам, где чурки распиливали, получая какие-то заготовки, которые шли дальше, в глубь цеха.

Тао работал всё хуже и хуже. Часто останавливался, оглядываясь, нет ли поблизости Шена. Я заметил на черенке его лопаты следы крови.

— Да что с тобой сегодня? — Шен, подкравшись к Тао, дал ему подзатыльник. — Ещё одно предупреждение — и я позову воспитателей.

Воспитатели, ага. Всё интереснее и интереснее.

— Я работаю! — огрызнулся Тао.

— Плохо работаешь! Надо быстрее! Почему новичок делает в три раза больше, чем ты?

— Потому что у меня руки в перчатках, — сказал я, не отрываясь от очередной чурки и не глядя Шену в глаза. — Дайте ему перчатки — и он будет работать не хуже.

Всё-таки молчание, наступившее после этих слов, заставило меня поднять взгляд. Толстяк Шен внимательно на меня смотрел, будто хотел убедиться, что я действительно существую. Что-то там, в его лысой голове происходило. Он отвернулся от меня и вновь уставился на Тао, сложив руки на груди.

— Работай. Я посмотрю.

Тао, стиснув зубы, соскабливал кору. Шен стоял над душой. Разговоры вокруг смолкли, казалось даже, что станки стали работать тише.

Лопата Тао неудачно скользнула, он со стоном подался вперёд вслед за ней. Разжал одну руку, посмотрел на кровавые мозоли.

— Дерьмо. — Толстяк сплюнул на пол. — Третье предупреждение.

— Подождите! — закричал Тао. — За что? Я ведь работаю!

— Много веселился. Много болтал, — сказал Шен, и мне показалось, будто он что-то нажал в кармане своей спецовки.

Я затылком, спиной ощутил чьё-то быстрое приближение. Пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не повернуться с лопатой наперевес. Не надо, Лей. Ты ещё совсем ничего не понимаешь тут. Помнишь? Сначала разберись, потом — действуй. Помнишь… Откуда — другой вопрос.

Слева мимо меня прошли, один за другим, трое взрослых мужчин в жёлтых ифу. У двоих на поясе висели дубинки, у третьего я заметил электрошокер. Воспитатели, говорите? Ну-ну.

— Этот? — Шедший первым «воспитатель» ткнул дубинкой в сторону Тао, который стоял, держась одной рукой за лопату, будто утопающий за соломинку.

Шен кивнул.

— Я работал! — выкрикнул Тао.

— Ну, наверное, плохо, — чуть ли не ласково сказал «воспитатель», а в следующий миг его дубинка ударила Тао по спине.

Тао закричал, упал на колени. Дубинка воспитателя поднялась вновь.

— Эй! — крикнул я, разгибаясь.

Это уже переходило все границы. С любителями махать дубинкой по поводу и без я привык разговаривать быстро и жёстко — так, чтобы этот разговор они запоминали надолго.

Меня услышали. Наверное, мне повезло, что в этот момент я изо всех сил хватался за ускользающую ниточку памяти: где я привык разговаривать быстро и жёстко? Кто любил махать дубинкой по поводу и без? Это недовоспоминание меня отвлекло, и когда двое воспитателей налетели, я не успел вовремя поднять лопату. Если бы успел и кого-то из них ранил, или убил… Чёрт знает, что бы со мной сделали.

Но меня сшибли с ног и прижали к полу. Дубинка вдавилась в кадык. Я не мог дышать, меня сотрясали рвотные спазмы. Я сдерживал их только потому, что понимал: если вырвет — тут же и захлебнусь.