Голоса Варшавского гетто. Мы пишем нашу историю - [64]

Мы изнывали от духоты: помещение почти не проветривалось. Мы не могли ни ходить по комнатам, ни разговаривать друг с другом, потому что ворота рядом, приходилось подавлять кашель, каждый громкий звук.

День клонился к вечеру. Как и в прошлые дни, мы дважды слышали топот солдат, которые приходили и уходили из гетто. Очевидно, они не нашли новых жертв, потому что до нас донеслись только удалявшиеся шаги, и всё стихло. Около пяти часов вечера затарахтели грузовики, началось какое-то движение. В кузова что-то грузили, что-то явно происходило, но что? Возможно, фирму вывозят, но чтобы вывезти столько товаров, мастерских и станков, понадобятся недели, если не месяцы, так к чему эти крики и суета? Но к семи все стихло. Кажется, стало даже тише прежнего. В восьмом часу в комнате запахло дымом. Я занервничал, начал искать, откуда дым, и обнаружил, что он сочится сквозь стену: наверное, в соседнем подвале развели костер, вот дым и идет к нам. У нас были цемент и песок, мы смешали их с водой и быстро заделали отверстие, пропускавшее удушливый дым. Закончив работу, мы легли отдыхать, радуясь, что у нас под рукой оказались цемент и песок. Нам и в голову не пришло, что мы в кольце пламени и оно быстро распространяется вокруг нас.

Было восемь часов вечера. Шум движения на улице становился все громче, а дым в нашем помещении не редел: придется проветрить. В передней стене были устроены продухи высотой сантиметров десять-пятнадцать, как обычно внизу на фасадах домов, но мы их закрыли и замаскировали, так что осталась всего пара отверстий от силы в сантиметр. Мы вынуждены были открыть продухи. Я открыл тот, что в передней комнате, и увидел, что горит дом напротив – от первого этажа до крыши всё охвачено пламенем. Вдруг распахнулась балконная дверь на втором этаже, и на балкон выбежал мужчина лет пятидесяти; в пламени пожара я разглядел, что лицо у него безумное, глаза вылезают из орбит, – видимо, он прятался в доме и вот теперь покинул укрытие. «Пожар! Пожар!» – закричал мужчина, перекинул ноги через перила балкона и приготовился спрыгнуть, но выстрелы прервали его попытку, и он колодой рухнул на землю. Чей-то хохот разрезал рев пламени: это смеялся караул, который должен был удостовериться, что огонь разгорелся как следует и ничто живое не спасется.

Из соседнего дома выбежала группа людей, преимущественно женщин. Я слышал, как они звали на помощь. Они не знали, куда бежать. Пулеметная очередь оборвала их крики.

Я отвернулся от продуха и посмотрел на обступивших меня; я подумал, что с нами такого никогда не случится; те дома заброшены[159], но мы-то находимся в помещении, принадлежащем одному из предприятий рейха, фабрике Германа Брауэра, бывшего немецкого шпиона в Польше, военного, преданного сторонника Гитлера. Нас не посмеют поджечь. Это же их имущество.

Но всё изменилось во владениях Германа Брауэра.

Три дня назад Брауэр созвал своих управляющих – тех, кого смог найти, поскольку все попрятались кто где, – сообщил, что фирму не закроют и в ближайшее время состоится очередная перепись; те, кто явятся, немедленно вернутся к работе. Первым четырем откликнувшимся дали специальные номера, вырезанные из широких белых полотнищ, чтобы свободно передвигаться по территории фирмы.

В следующие три дня двадцать пять управляющих нацепили белые номера, Герман Брауэр прикарманил 150 000 злотых, а его помощник, инвалид Клаус, 50 000 злотых.

Потом Брауэр узнал, что его фирму сожгут со всем имуществом, движимым и недвижимым, но управляющим ничего не сказал – лишь велел им вынести кое-какие мелкие детали, чтобы не пропали. В пять часов вечера в последний день к нему в контору явились эсэсовцы, вызвали управляющих и вывели в первый двор. Захваченные врасплох управляющие подняли руки и боялись двинуться с места. Солдаты стояли перед ними с винтовками наперевес. Управляющих обыскали, отобрали у них вообще всё – не только деньги, часы и кольца, но и документы, и даже исписанные клочки бумаги. После этого настал черед пыток, демонстративных издевательств. Эсэсовцы развлекались. Директора-немцы наблюдали в окно конторы за происходящим: с эсэсовцами они только что пропустили по стаканчику в честь того, что с управляющих удалось содрать выкуп (иначе говоря, подпоили эсэсовцев, чтобы те повеселели и стали сговорчивее). После издевательств эсэсовцы заставили управляющих грузить каски, поскольку уже несколько часов вывозили оборудование; для этой цели пригнали несколько грузовиков с военнопленными, и управляющих тумаками вынудили им помогать. Но огромные склады с шерстяными свитерами, носками, кожаными изделиями, бумажные фабрики, гигантские запасы полевого снаряжения и прочего оборудования – все это разобрать не так-то просто. В итоге уехали только несколько грузовиков с касками, а за ними грузовик с управляющими.

Без четверти семь (подробности и точное время мне потом сообщил один человек, которому из укрытия виден был первый двор) Брауэр вышел из конторы, постоял у ворот, огляделся напоследок, закурил сигарету и сел в машину.

Через пять минут после его ухода явились отряды немецких солдат и снайперов и забросали зажигательными бомбами жилые помещения фирмы, подвалы, лестницы и чердаки. Потом перешли к следующему дому.