Годы бедствий - [75]
Дослушав до конца его историю, Сяо-ма сокрушенно покачал головой:
— Если они пронюхают, что я сбежал из Тяньцзиня и вернулся в деревню, то они обязательно меня убьют!
Тянь-и тяжело вздохнул, но никакого выхода предложить не мог. Тетушка Чжао только молча вытирала слезы. Наконец подала свой голос Мин-эр:
— А ты спрячься в урочище Гучэнва! Днем будешь ловить рыбу, а ночью сможешь возвращаться ночевать в деревню. Никто тебя не увидит, не будет лишних разговоров. И эти дьяволы ничего знать не будут!
— Не буду прятаться! — сердито вскочил с места Сяо-ма. — Посмотрю, что они смогут сделать со мной! Буду бороться! Еще неизвестно, кто кого одолеет!
Испуганный Тянь-и остановил Сяо-ма:
— Мой мальчик! Ты только вернулся и уже собираешься накликать на меня беду? Так не годится, дитя мое! Что ты сможешь один сделать с вооруженными людьми? За все невзгоды и муки ты должен отомстить, но только надо подождать подходящего случая!
— Сынок, потерпи пока! — присоединилась к Тянь-и тетушка Чжао. — «Настоящий мужчина умеет ждать своего часа», — говорит пословица. И ты дождешься своего часа и отомстишь — не запоздаешь!
Они стали уговаривать Сяо-ма, и, наконец, он согласился укрыться в Гучэнва. Так проговорили они до рассвета. На востоке появился огненный диск солнца, и его первые лучи, словно отблески пламени, озарили окрестность. Перед этими огненными лучами постепенно отступали и ночь и холод.
2. Большой карп
Сяо-ма скрывался в урочище Гучэнва. Целыми днями он со своими друзьями детства Да-бао и Сяо-ню ловил рыбу, а поздно ночью возвращался в деревню. Проводя целые дни вдали от домашнего очага, он совсем одичал. Иногда он вспоминал о необходимости отомстить за гибель семьи, но суровая речная жизнь изматывала все силы мальчика, и у него мало оставалось времени для размышлений. К концу дня он настолько уставал, что замертво валился на кан. К тому же Цзинхай был важным узлом коммуникаций на Тяньцзинь-Пукоуской железной дороге и на Великом канале, и японцы ввели здесь особенно строгий режим. Поэтому у него пока не было возможности удовлетворить свое чувство мести.
Так день за днем, месяц за месяцем прошло пять лет. Наступил 1942 год. Сяо-ма исполнилось шестнадцать лет. Он стал рослым, сильным и закаленным юношей. В этом году после Праздника весны[56]подул восточный ветер и сразу потеплело. В Гучэнва растаял лед и заплескалась холодная темная вода. Сяо-ма, сложившись со своими друзьями, купил небольшую рыбачью лодку, и теперь они дни и ночи проводили на реке — их не пугали ни ветер, ни волны.
В этот день было немного потеплее, и трое друзей, как обычно, отправились рыбачить. Да-бао управлял лодкой, Сяо-ню тянул сеть, а Сяо-ма с острогой стоял на носу лодки. Весенний ветер продувал его насквозь, на днище лодки громко плескалась вода. Сяо-ма поднял голову и посмотрел вперед: перед глазами расстилалась безбрежная водная равнина, вверху синело чистое небо, и на душе у него повеселело.
— Куда мы сегодня подадимся? — нарушил молчание Да-бао.
— Поплывем к плотине? — предложил Сяо-ню.
— Согласен, — ответил Сяо-ма. — Около плотины глубоко, и там водится большая рыба.
И, развернувшись, они погнали лодку к плотине. Вскоре они выбрались на середину реки и стали приближаться к цели. Внезапно перед лодкой вода забурлила, и Да-бао закричал:
— Рыба, рыба! Большая рыба!
Все трое затаили дыхание и приготовились. Сяо-ма поднял острогу и зорко всматривался в водоросли на дне реки. По всплескам нельзя было точно определить величину рыбы. Но вот в воде мелькнули спинные плавники, и Сяо-ма молниеносно метнул острогу. Она попала точно в цель. Теперь можно было разглядеть, что рыба не меньше чем полчжана в длину. Сяо-ма обрадовался удаче. Но по неопытности он еще не знал, что рыба в воде, даже раненная, долго сохраняет свои силы. А рыба — это был большой карп — начала быстро удаляться от лодки. Сяо-ма ждал, что Да-бао и Сяо-ню тоже метнут свои остроги, но те не успели это сделать, так как карп нырнул в глубину. Тогда Сяо-ма, не раздумывая, бросился в ледяную воду. За ним прыгнули и Да-бао с Сяо-ню. Втроем они стали догонять рыбу. Сяо-ма, плывший впереди, все время нырял в глубину и пытался поймать карпа руками — он боялся, как бы добыча не удрала вместе с острогой. Но вот рыба стала замедлять свое движение, и рыбаки, наконец, настигли ее, хотя им и пришлось проплыть для этого больше двух ли. Они крепко прижали карпа ко дну на мелком месте и стали с трудом втаскивать его в подогнанную лодку. Ухватившись за рыбу втроем, они совместными усилиями втащили, наконец, ее в лодку. Рыба билась так, что того и гляди перевернет лодку. Они крепко прижали ее к днищу, опутали сетью и перевязали веревками. Чтобы рыба не протухла, они залили днище водой, а сверху накрыли карпа своей мокрой одеждой. После этого они веселые двинулись в обратный путь.
— А ты не плохо научился метать острогу! — похвалил друга Сяо-ню.
— Что ты, что ты! Я чуть не промахнулся! — отнекивался Сяо-ма. — Меня дядя Го У учит. Он старый мастер этого дела — так метко попадает, что даже чешую рыбы не повредит.
— Я первый раз в жизни вижу такую большую рыбу! — удивленно произнес Да-бао и снова взглянул на пойманного карпа.
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».
«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.