Годы бедствий - [64]

Сяо-ма устал так, что не мог разогнуть спину, руки и ноги его дрожали, перед глазами плыли круги, со спины градом катился пот. «Если бы не рытье щелей, — подумал он, — то даже угроза смерти не заставила бы меня больше работать. Поясница прямо разламывается!»

Когда работа была почти закончена, Старая Мартышка громко закричал:

— Нам еще нельзя идти ужинать, прислушайтесь! — Все прислушались. Артиллерийская канонада приближалась, стали уже слышны пулеметные очереди и винтовочные залпы. — Центральная армия потерпела поражение! — продолжал кричать Старая Мартышка. — Сейчас налетят самолеты и разбомбят все наше имущество, что мы тогда делать будем? Давайте быстрее перенесем его в щели!

Ребята поверили ему и, потуже затянув пояса, пошли переносить вещи. Они не знали, что Старая Мартышка, Жирный Ван и Длинноносый заранее велели нескольким воспитанникам перенести поближе к гимнастической площадке их домашние вещи. И теперь ребята это имущество перетаскивали в щели. Так, в напряженной работе, прошли день и ночь. За все это время во рту ребят не было и маковой росинки. От голода у многих плыли круги перед глазами, от усталости дети пошатывались, а некоторые от изнеможения падали на землю. Наконец вещами завалили почти все щели. Приближался рассвет.

Вдруг прилетели японские самолеты. Подобно черным воронам, они закрыли все небо. Одна за другой начали рваться бомбы. Кругом стоял грохот, в небо подымались дым и пламя, словно во время извержения вулкана. Исправительный дом напоминал его кратер. Все взрослые при первых звуках самолетов, как мыши, забились в щели, а для ребят места там уже не оставалось.

Сяо-ма со своей группой укрылся на заднем дворе.

— Ван Шэн! Лю Те! Сюда идите! — звал он товарищей.

— Дэн Сюн! Сяо-у! — кричал, в свою очередь, Ван Шэн. — Быстрее ложитесь!

Совсем рядом со страшным грохотом разорвалась бомба. Казалось, что все перевернулось вверх дном. Сяо-ма в ногу попал осколок, из раны струей хлынула кровь. Он при помощи товарищей отполз к стене и прикрылся куском одеяла. От страха он просто не знал, куда спрятаться.

Ребята пролежали под стеной еще ночь и день. От голода многих тошнило. Ночью вдали слышалась артиллерийская канонада, небо было озарено багровым заревом. И только на рассвете третьего дня бомбардировка прекратилась.

Во время бомбардировки погибло около ста ребят, а остальные почти все были ранены. Тяжелораненые лежали на земле и громко плакали. Сяо-ма организовал старших ребят, и они начали тряпками перевязывать раны. Потом оставшиеся в живых воспитанники умылись и только после этого почувствовали жажду и голод.

— Пошли! — первым подал голос Ван Шэн. — Пошли на кухню, поедим, что там найдется!

Войдя в кухню, ребята увидели, что старый повар убит осколком, а тяжело раненный молодой повар лежит около плиты в луже крови. Они уже ничем не могли ему помочь. Ребятам удалось отыскать только прогнившие овощи, и они с жадностью набросились на них. Они ели и досадовали, что бомбы пощадили Старую Мартышку и Жирного Вана.

— Как жаль, — досадовал Сяо-ма, — что бомбы не разбирают, где хорошие люди, а где плохие!

Между тем Жирный Ван и другие учителя благополучно отсиделись в щелях. Только вещи их засыпало землей. Сейчас они выбрались из щелей и, не обращая никакого внимания на ребят, бросились к своим квартирам.

* * *

После бомбардировки 7 июля японские войска вторглись в Китай. Гоминдановское правительство решило сдать Тяньцзинь. Но расположенная в этом районе 29-я армия под командованием Чжао Дэн-юя оказала японцам сопротивление. Чан Кай-ши приказал прекратить сопротивление, но армия не подчинялась. И только после того, как Чжао Дэн-юй погиб в бою, его армия развалилась и японцы заняли Тяньцзинь.

«Японцы вторглись в Китай!» — у воспитанников исправительного дома это известие вызвало растерянность.

— Боюсь, что души наших предков покинут родину[50], и уж тогда что жить, что умирать — все равно, — высказал свои опасения Ван Шэн.

— Эти солдаты никуда не годятся! — ругал Сяо-ма гоминдановскую армию. — Поджали хвосты и разбежались! Оставили нас на произвол судьбы. Что теперь делать?

— Сюда придут подлые, ненавистные японцы, и мы станем безродными рабами! — подал свой голос Дэн Сюн.

— Когда я сидел в тюрьме «Сиисо», то слышал, как Лао Хэй рассказывал о японских солдатах! — нахмурившись, сказал Сяо-ма. — Они захватили Корею и мучают корейцев. Они издеваются над корейцами, как им только вздумается. Если японец садится на лошадь, то согнувшийся кореец служит его камнем-подставкой[51]. Устанет японец — садится на пригнувшегося корейца отдыхать. В общем не легкое это дело — быть безродным рабом!

— Вот варвары! Смотрите: они разрушили дома, убили столько наших ребят! — с ненавистью крикнул Ван Шэн.

— Если бы у меня было оружие, я бы непременно пошел сейчас бить японцев! — заявил Сяо-ма.

— Интересно, как они с нами будут обращаться? — вымолвил Чжао Сэнь.

— Каждый из нас должен запастись ножом, и если они захотят нас убить, то мы так просто им не дадимся! — решительно предложил Дэн Сюн.

Они и боялись и ненавидели японцев. Теперь уже ни еда, ни сон не шли им на ум. Слушая рассказы о тяжелом положении безродных рабов, дети горько плакали.