Год, Год, Год… - [38]

— Садитесь… садитесь, прошу вас, — сказала Нора. — С Сааком все в порядке, напрасно он волнуется, не понимаю…

— Да, но он такой человек. Давно уже в больнице работает, привязан очень. Он водитель ведь, только машины у нас нет, если б была машина, он бы на своем месте был, а так держим как фельдшера, так, знаете… кого йодом помажет за ухом, зуб иногда выдернет, силы в нем много, очень сильный человек. Если машину…

— Новой машины не дадут, сказали, но для старой все части пришлют. Обещали.

— Было бы очень хорошо для Саака. Скажу ему, пусть порадуется. И еще, Нора. Было бы хорошо, если бы вы после моего отъезда в мою комнату перебрались… Мало ли… С Сааком тебе легче будет, ночью часто вызывают к больному, приходится идти далеко. Тебе одной трудно будет. Он сам просил, чтобы я тебе сказал. Я ему обещал с вами поговорить. Бедный человек, так из-за этого автоклава мучился, говорит, доктор меня видеть не хочет.

— Да нет, с чего он взял.

— Очень боится тебя, просто не знаю, что с ним будет.

— Я верну этот фонарь вам, — сказала Нора. — В городе верну.

— Почему? Он удобный, пользуйся. Такого теперь не найти, маленький, но свет сильный. Очень удобный.

— Но собаки электрического фонарика больше бояться будут, нет? Если гасить и зажигать.

— Нет. Просто, когда гасите, а потом зажигаете, они от любопытства на минуту замолкают… Впрочем, как хотите.

— Нет-нет, я возьму, конечно. Спасибо. — Нора подняла с земли фонарь, поглядела. — Спасибо. Я знаю, что это очень дорогой подарок.

— Так, — сказал врач, проведя руками по коленям, словно стряхивая что-то, и заторопившись: — А теперь пойдемте к нам, чаю попьем.

— Можно и здесь ведь?

— Можно. Но у нас и ужин есть, идемте, идем, Нора. Завтра я уже в район поеду, — сказал он, поднимаясь.

…Из пузатого металлического чайника Саак разливал чай в стаканы. Под конец налил себе и тоже сел за стол. Стал медленно колоть сахар щипцами. Откашлялся. Спросил:

— Я слышал, район две машины получает, ничего про это не знаете, доктор? Не интересовались?

— Нет. Но главный врач обещал помочь, чем может.

— Сколько лет уже обещают, а как получат — своим знакомым все раздают. Главное — мотор. Мотор не дадут нам, доктор, что сказали?

— Он сказал — все, что надо, дадим, — сердясь, ответила Нора. «Стакан чаю не даст спокойно выпить».

— Надо будет проследить, — сказал врач.

— Завтра позвоню, напомню по телефону.

— Напомните. Два года уже машина стоит, — сказал Стефан.

— И покрышки попросите. — Саак волновался, это раздражало Нору. — Просите сразу четыре, две дадут — и то хорошо. У нас четыре штуки своих есть. Только не скажите им, что у нас есть, — испуганно предупредил он, — в сухом месте храню, тряпками прикрыл — новенькие, прямо с завода, им только не говорите, скажите, ни одной нету. — Саак подмигнул Норе: — Про все говорите — нету… Завтра начну уже собирать.

— Между прочим, Саак из дерева великолепные вещи делает, — сказал врач, дотрагиваясь до края блюдца, — превосходные.

— Хорошее только должно быть дерево, — потупил голову Саак. — Зима надвигается. — Саака сейчас одна машина волновала. — Надо поторопить их, раз обещали. И больница без топлива, — сказал он вдруг. — Завхозу наплевать, что зима на носу.

— Это серьезный вопрос, — сказал врач, поворачиваясь к Норе, — холода могут врасплох застать.

Вот так они постепенно привязывали, затягивали девушку в чужую, ненужную ей жизнь. И она только об этом сейчас думала, только об этом. Заботы, обязанности. Люди, которые ждут ее распоряжений, ее вмешательства. И чем больше ты сознаешь это, тем тебе труднее от этого оторваться, уйти.

«Есть ведь люди такие — они никогда там, где им невыгодно, не задержатся ни секунды. Не задумаются даже. Не вникнут ни во что. Не нужно им это, и все. И баста. И не вздумайте их остановить. Если бы я из таких была, эти бы сейчас не наставляли меня вот так… А они чувствуют, что я своя, что со мной так можно. Что-то вроде этого… Или я не права?…»

— Зимой здесь очень холодно?

— И холодно и грязно. Слякоть, — сказал врач Есаян. — И снег без конца идет. Осенью дождь педелями не прекращается.

— Тот дом, где вы живете, протекает, — сказал Саак, — неудачная крыша там. Я это к чему говорю? Перебирайтесь сюда… Стефан, наверное, говорил вам уже…

— Говорил, — кивнул Стефан.

— Перебирайся. Перебирайтесь, вы себе спокойно работать будете, я обо всем позабочусь, со Стефаном мы так жили. Ночью к больному могут вызвать, не одной же тебе идти… Печь — разве ты сумеешь печь натопить? Нет, одной тебе трудно будет, перебирайся…

Врачу грустно сделалось. Зачем Саак все это при нем говорит? Так ясно, прямо так. А Стефан видел пустоту, которая останется после него. Теперь он сюда не вернется никогда. Теперь такое чувство, будто поезд приближается к станции. Останавливается. Пустынный полустанок какой-то. Приехали. Сходи врач, Стефан Есаян.

Он вздохнул и поглядел на девушку. Ни одной морщинки, ни следа заботы или печали. Он хотел понять эту девушку, хотел сказать ей что-то, а что — он и сам не знал…

«Кто хочет, пусть тайну узнает, ни конца, ни начала тут нету. Вчера я, нынче ты, завтра он…» Теряна Андруш очень любил. Все, что он запомнил из Теряна, — от Андруша. И сейчас ему слышался его голос. Словно под ухом у него читал… «Вчера я, нынче ты, завтра он…»