Год Чёрной Обезьяны - [14]

Инспектор Красиков отложил газету. Рабочий день его подходил к концу. Выдался он обыкновенным. Раз десять Красиков выезжал на происшествия. В основном это была бытовуха: опостылевшие друг другу соседи и домочадцы хватались за чайники, утюги, молотки, швабры — все, что только ни попадало под горячую руку.

В одной из коммуналок муж-алкоголик гонялся с топором за женой — матерью двоих его детей. Приехавшим оперативникам он заявил, что хочет по нужде. Закрывшись в уборной, не открывал до тех пор, пока милиционеры не начали ломать дверь. В другой коммуналке сосед ударил соседку ножом. Соседа отвезли в камеру. Соседку — в морг. Патрульные привели двадцатилетнего парня — рабочего городского фабрики. Тот выпил после смены и избил до полусмерти прохожего. На вопрос Красикова «Зачем бил?», парень только ухмылялся глупо и не говорил ничего. Инспектор попросил сержанта — здоровенного детину, у которого вечно чесались кулаки, отвести задержанного в отдельную камеру и там с ним потолковать. В ресторане «Кавказ» сцепились две подвыпившие компании. Красикову не хотелось вникать в детали. Он распорядился отъездить дубинками и тех, и других. Привели провинившегося опера. Тот где-то лишился своего табельного пистолета. Опер был пьян настолько, что даже приблизительно не мог вспомнить, где он его оставил. У входа в военную часть двое кавказцев пытались отнять автомат у часового. Тот выстрелил в воздух, и нападавшие убежали.

Сейчас Красиков беседовал с еще одним задержанным. Генеральный директор коммерческой фирмы — конченный алкаш, с физиономией, как у переспелого помидора, отличался тем, что регулярно напивался до безобразия и потом лез драться с соседями. Те написали уже не одно и не два заявления.

Когда дебошир-директор разговаривал с Красиковым, он был как всегда пьян. От него несло водкой и еще какой-то гадостью, определить которую по запаху Красиков уже не мог. Директор виновато мялся, заглядывал в глаза инспектору, говорил, что соседи его — сволочи, каких мало, и жить с ними тяжко; да и вообще, существование нелегко теперь, когда простой работяга уже не разъестся так, как бывало при коммунистах — не то, что на хлеб, на водку порой не хватает. Он наклонился, и из кармана его Красикову на стол полетела двадцатидолларовая бумажка. Директор посмотрел на нее, потом поднял виноватые глаза на Красикова. Инспектор накрыл купюру листком протокола.

— Ладно, не переживайте так, — сказал он спокойно. — Разберемся с вашими соседями.

Скоро директор ушел домой. Красиков потянулся в кресле и поглядел на часы. Потом закурил и включил радио. Оттуда послышался натужный бас Президента России. Ельцин, выступая перед депутатами Верховного Совета, излагал свои оправдания по поводу разваленной экономики.

В дверь постучали. Вошел опер Сергеев — толстый детина сорока лет с пропитым лицом. В руке он держал бутылку «Столичной». Красиков посмотрел на бутыль.

— Ну че, Леша, врежем что ли? — Сергеев подошел к столу.

— Давай, — Красиков махнул рукой.

Скоро на рабочем столе уже стояла откупоренная бутылка. Рядом — два стакана и кое — какая закуска. Первую пили молча. Потом старший инспектор, сумрачно поглядев на радио, поинтересовался:

— Когда этого козла наконец повесят?

Сергеев налил еще по одной и тяжело откинулся в кресле.

— Долго не протянет, — он уверенно покивал. — Наши скоро прийдут к власти. Тогда не только его — всех демократов вешать будем.

— Хоть бы Руцкого какого-нибудь Президентом сделали, — высказал свое пожелание Красиков. — Скока можно уже на этот бардак смотреть. Или Хасбулатова — тоже умный мужик.

Сергеев поднял стакан.

— Не гони, — проговорил Красиков, — успеешь.

Сергеев поставил стакан на стол и вытер сухие губы.

— По моему, лучше Жириновского никого не найти. Это — голова.

— Он — псих. — Парировал Красиков. — Ему в дурке место, а не в Кремле.

— Не, Леша, ты не прав. — Сергеев обиженно покачал головой. — Он, вон, сколько языков знает, два университета кончил. Вот я, например, только школу вечернюю. И то — с «двойки» на «тройку». По английски: «мерси» — все, что я знаю.

— Не нравится мне он, — Красиков посмотрел на портрет Дзержинского на стене. — Я бы, вот, лучше Невзорова президентом сделал.

— Невзоров — наш человек. — Согласился Сергеев.

Послышался стук в дверь.

— Да. — Сказал Красиков. — Войдите.

На пороге показался младший лейтенант Петренко из отдела по борьбе с бандитизмом. Он вначале поглядел на бутылку, потом — на Красикова.

— Макарова больше нет. — Начал он без предисловий. — Десять минут назад он пытался открыть дверь своей квартиры. Все сработало точно.

Красиков удовлетворенно кивнул.

— Уже лучше. Уверен, что это был он?

— Точно — он. — Петренко радостно улыбнулся. — Там все разнесло на хрен, но его видели, как он входил в подъезд.

— Ладно, поехали туда, — Красиков поднялся и глянул на Сергеева. — Допьем потом.

Глава 8

Лена бродила по опустевшим улицам ночного города. Денег у нее почти не осталось. В кармане лежал пистолет с пустой обоймой.

Ей некуда было идти. Спать на лавочке — холодно. Идти на вокзал Лена опасалась: там полно милиции, и любой патрульный запросто мог поинтересоваться ее личностью. Сколько сейчас было времени, она не знала даже примерно: стрелки больших часов на башенке, что на пересечении Красной и Мира, стояли столько, сколько Лена себя помнила; ее же собственные часы разбились еще утром, на вокзале. Засунув руки в карманы куртки, она шла куда-то. Куда — не знала сама.