Главный врач - [84]

Алексей это и сам понимал.

— Ладно, — сказал с досадой. — Большое спасибо вам.

— Это тебе спасибо, Алексей Платонович, — обрадовался старик. — И от меня, и от родни. Большое спасибо! — Он поясно поклонился Корепанову, аккуратно сложил пустой мешок, попрощался и вышел.

Архиповна стояла у стола и, сложив руки под фартуком, смотрела на продукты, не зная, как поступить. Для нее это было ново и неожиданно.

— Снесите все эго на пищеблок, — сказал Корепанов, — и скажите повару, чтоб раздал больным… туберкулезного отделения, что ли…

— Я прямо в отделение снесу, — сказала Архиповна. — Так-то оно понадежнее будет.

Ракитин продолжал стоять в той же позе, опустив голову и листая книгу.

«Он посчитает, что это я нарочно, при нем из себя пуританина корчу», — подумал Корепанов. А вслух сказал:

— И до чего живуча в народе привычка благодарить врача таким способом. Зло берет.

— Чувство благодарности — хорошее чувство, — сказал Ракитин. — И не надо ополчаться на человека за хорошее чувство.

— Да, конечно, — рассеянно произнес Корепанов и тут же спохватился: — Нет, все это значительно сложнее… Что-то в этом есть унизительное и обидное.

— Помилуйте, да что же тут унизительного, — рассмеялся Ракитин. — Это же в крови у нас: платить добром за добро. Много веков этому учила церковь. Этому учат книги. А разве мораль советского человека исключает чувство благодарности? Для многих воздать добром за добро — насущная потребность. — Ракитин, помолчал, положил книгу на стол. Потом сказал осторожно: — Мне кажется, что у нас иногда под видом добродетели проповедуют чистой воды пуританизм.

«Он все же употребил это слово», — подумал Корепанов.

— Да, — продолжал Ракитин, — пуританизм. Этакая, знаете ли, чопорность. Даже хорошие русские слова «благодарность» и «подношение» испохабили. Сделали синонимами взятки.

— А взятки, кстати, нередко и дают в виде подношений, — сказал Корепанов.

Ракитин улыбнулся.

— При желании, конечно, — произнес он, — можно любой абсурд возвести в степень научной теории. История тому свидетель. Но если смотреть на вещи здраво… — Он оживился и продолжал, в меру жестикулируя: — Вот я оперировал жену одного переплетчика. Он мне в благодарность дарственный адрес преподнес — кожаная папка, тисненная золотом. Орнамент — цены ему нет. Вы тоже скажете — взятка?

— Ну, зачем же крайности?

— Вот видите, даже вы говорите — «крайности». У нас любят крайности. По-моему, это вредно. Каждый выражает свою благодарность по-своему. Один просто руку пожмет и скажет несколько трогательных слов. Другой спешит о тебе в газету написать, третий — цветы несет… Вот я удалил миндалины Валечке, дочке Олеся Петровича. Так жена его сама принесла мне домой огромный букет цветов. Но, согласитесь, смешно представить себе этого старика Никишина с букетом цветов. Да он цветы для себя позором сочтет. Потому что он грубый материалист. Для него благодарность — или деньги или окорок, масло, колбаса. Ну скажите, разве я не прав?

— Нет, не правы, Юрий Максимович. Я уже говорил: все это гораздо сложнее.

— Значит, вы так и остаетесь большим католиком, чем сам папа Римский? — улыбнулся Ракитин.

— Остаюсь, — резко ответил Корепанов. — С подношениями надо бороться. Иной ведь у детей ото рта последнее оторвет, лишь бы доктора задобрить. Он ведь убежден: не задобришь — плохо лечить будет. А надо, чтобы у людей и в мыслях такого не было.

— Неисправимый вы человек, — рассмеялся Ракитин и стал прощаться.

Глава десятая

1

Лечебная работа отнимала все больше и больше времени. Мелкие хозяйственные вопросы, а их было много, отвлекали, мешали сосредоточиться. И Алексей почти все хозяйственные дела передал Цыбуле. Теперь и заведующие отделениями, и старшие сестры, и сестры-хозяйки со всеми бесчисленными просьбами обращались к Гервасию Саввичу. Чаще всего приходилось отказывать. Гервасий Саввич мог отказывать с каким-то героическим стоицизмом. Он внимательно выслушивал и почти всегда говорил одно и то же.

— Нема. Вам чего? Сеток для окон? Сетки всем нужны. А вот — нема.

С незначительными вариациями такие ответы повторялись много раз на день.

— Краны заменить надо? Знаю! Вы, наверно, думаете, что только вам краны нужны? Всем нужны. А вот — нема.

Проходит немного времени, и перед Гервасием Саввичем стоит другой. Цыбуля добродушно смотрит на него и говорит:

— Линолеум? В операционную? Нема. Вот в гостинице кроют полы. А директор недавно лечился у нас. Попросите, может, отпустит немного по знакомству. Деньги у нас есть, а вот линолеума нема. Чего нема, того нема.

Он самым бесцеремонным образом использовал связи и знакомства врачей. Если нужна была консультация специалиста для директора завода или какого-нибудь руководителя, имеющего отношение к строительным материалам, Цыбуля был всегда тут как тут.

— У этого человека есть олифа и краска для панелей, так вы уж с ним поласковей. С такими людьми знаете, как нужно? Вот так. — При этом Гервасий Саввич проделывал в воздухе такие движения руками, словно пытался удержать огромный стеклянный шар, очень тонкий и очень хрупкий. Движения Цыбули становились такими грациозными, словно он всю жизнь только и занимался тем, что жонглировал стеклянными шарами.