Гладиатор - [8]

— Что-нибудь можно сделать? — без особой надежды спросил Офиару.

— Дай подумать… можешь себя изуродовать?

Офиару выпучил глаза.

— Шучу. Не уверен, что даже после этого он от тебя отстанет. Уж слишком эффектно ты появился. Ближайшее время ты даже из кухни не выберешься, чтобы лишний раз не попадаться на глаза хозяину.

Бета как в воду глядел.

Офиару снова скреб пол, затем чистил кастрюли и гигантские сковороды, после лук, от которого глаза распухли так, что он просидел минут двадцать на свежем воздухе, пока зрение не вернулось, а потом снова ползал по полу с щеткой, выбиваясь из последних сил.

Он был готов обнять Суллу, который помог ему дойти до банной и обмыть порезы, не забыв смазать лекарством.

— Зачем ты мне помогаешь? — не удержал навязчивый вопрос Офиару.

— Просто жаль тебя, парень. Я видел уже такое не раз, и если попал в немилость Прима — тебе конец.

Сулла посмотрел на омегу печальными глазами, искренне сочувствуя парню.

Забравшись на своё место, Офиару, как и вечером накануне, сморил блаженный сон. Проваливаясь в объятья Морфея, он успел уловить тихий разговор рабов о том, что сегодня ночью хозяин снова позвал Прима… как хорошо, подумал Офиару, что от усталости он не проснется, как бы ни стонал уродский омега под тяжестью этого идиота альфы, который не знает, что за змея греется в его постели.

На следующий день в особняке наблюдалось оживление. Офиару по-прежнему вкалывал на кухне, убивая остатки коленей. С утра пришли клиенты, и им собрали корзинки с простой едой. До него доносился щебечущий голос Прима, раздававший повеления господина. Затем пришли незнакомые люди в тогах, в основном альфы и несколько бет, омега видел их мелькающие силуэты из крошечного окна. Все собрались в атриуме, большом зале, и о чем-то долго беседовали с хозяином до обеда.

К полудню кухня ломилась от изысканных блюд. Здесь было всё: легкие закуски из маслин, винограда и нескольких видов сыров, подаваемых с вином, до изобилия рыбных и мясных кушаний. Так много яств Офиару еще никогда не доводилось видеть. Но только видеть издалека. Он все еще сидел на полу с щеткой.

Когда стемнело и вся посуда была перемыта, Сулла принес распоряжение Прима, что день закончен, и все могут расходиться. Сам деспот и еще несколько бет останутся прислуживать хозяину и двум поздним посетителям.

Офиару вздохнул с облегчением и, с трудом разогнув колени, направился в банную за остальными. Казалось, что только он был вымотан до нитки, другие рабы, несмотря на трудный день, шутили, брызгались и планировали выходной.

Все уже покинули помещения, оставляя Офиару в одиночестве. Бедный омега растирал ободранные кандалами запястья и лодыжки. Сулла отдал ему тот чудодейственный крем, который хоть немного облегчал страдания после долгого дня, но все же не мог справиться с последствиями двенадцатичасового труда.

Закончив мыться, он облачился в чистую тунику и вышел на улицу. Уже стемнело, и он, расслабляясь, втянул свежий воздух, позволяя прохладе обнять измотанное тело.

«Как же хорошо», — думал про себя Офиару.

Офиару знал, что из дворика ведет небольшая дорожка в сад для садовников и слуг. Все уже легли. Он бросил взгляд на чердак, откуда не доносилось ни звука. Мерзкий Прим обслуживает своего кобеля в другом конце дома.

Стараясь создавать как можно меньше шума, Офиару направился к узенькой мощеной дорожке и уже через минуту оказался в кущах темного сада, освещенного призрачным светом такого же одиночества как и он.

Найдя ближайшую скамейку, Офиару сел и тут же поежился от холодного мрамора, коснувшегося бедер. Через несколько минут камень нагрелся и парень немного расслабился. Так спокойно, так приятно.

Прохлада приносила облегчение зудевшей ноге и… Офиару уснул.

* * *

Далат проснулся от криков Прима.

— Господин, господин! Крысеныш сбежал! — ворвался он в его спальню.

— Не ори, — оборвал его Далат, низким спросонья голосом. — Объяснись.

— Его нигде нет, и он не ночевал! Обнаружили, только когда встали!

— Что говорит охрана?

— Говорят, что никого не было. Они даже шума не слышали.

Далат задумался, а потом сделал то, что делал всегда, когда хотел знать, чем занимаются его рабы. Он встал, подошел к низкому широкому окну и глубоко втянул воздух. Все тот же приятный аромат свежего луга ударил в нос. Этот запах он не перепутает ни с чем на свете. Этот запах тянул его вот уже несколько дней, заставляя постоянно отвлекаться и вспоминать о мальчишке.

Не говоря ни слова, Далат вышел вон и направился туда, куда манили сладкие нотки, растворившиеся вокруг.

Выйдя в сад, он незамедлительно отыскал нужную скамейку. На ней, скорчившись и дрожа, в бреду трепыхался омега. Его ногу украшал уродливый воспаленный шрам, не выдававший никаких следов улучшения. Он выглядел еще более худым, чем когда Далат принес его в дом, коленки были свезены в кровь не далее, как накануне. Далат подошел к мальчишке и потрогал лоб.

— У него жар. Прим, врача, — скомандовал он, подхватив лёгонькое тело, и понес мальчика в дом.

Прим уже обогнал его, несясь вон, когда Далат бросил вдогонку:

— Мне нужен Курций.

Омега застыл на миг, словно перед ним выросла стена, обернулся и, не проронив ни слова, кинулся из дома.