«Гибель Запада» и другие мемы. Из истории расхожих идей и словесных формул - [45]

Шрифт
Интервал
.

Решающую же роль в утверждении выражения как названия определенного историко-культурного периода сыграла статья Юрия Иваска «Серебряный век», напечатанная в двух номерах еженедельника «Посев» 13 и 20 марта 1949 года под псевдонимом «Ю. Иссако»[413]. Иваск, в 1930-е годы таллинский поэт и критик, пытавшийся издалека участвовать в литературной жизни русского Парижа и напечатавший несколько стихотворений в «Числах» (№ 10. С. 8–9: «Утро воскресенья…» и «Не моргая в пространство глядит…») и «Современных записках» (1934. № 56. С. 213: «Баратынский»; 1936. № 60. С. 195–196: цикл «Младший брат»), должен был знать статьи Оцупа и Вейдле в тех же журналах[414]. Скорее всего, ему была известна и книга Тхоржевского, поскольку он начинает статью с глухой отсылки к своим недавним предшественникам:

Теперь все чаще говорят о Серебряном веке русской культуры. Этот Серебряный век противополагается Золотому веку: время Блока – времени Пушкина. Конечно, это обозначение очень условно, как все вообще клички, даваемые эпохам. Жизнь всегда сложнее, значительнее всех градаций, классификаций, но все-таки без какого-то разграничения исторического времени не обойтись. Начало Серебряного века приурочивается к 90-м годам.

Вопреки Тхоржевскому и с явной оглядкой на Вейдле Иваск описывает Серебряный век как исключительно продуктивный период в развитии не поэзии, а всей русской культуры, как – спародируем современную терминологию – постреализм[415], открывший «новые духовные просторы, которые и не снились писаревским „мыслящим реалистам“ и всяким „критически мыслящим личностям“ середины 19 века». Его главная особенность – «в установлении той иерархии культурных ценностей, которой не было во второй половине 19 века, когда преобладала иерархия преимущественно гражданских, социальных ценностей». Согласно Иваску, в Серебряный век «наряду с поэзией, философией» расцвели живопись, театр, балет; «новые веяния охватили также церковные круги»; «обновилась связь и с Золотым веком, с пушкинской эпохой»[416].

На собственный вопрос «Что же дал Серебряный век?» Иваск отвечает так:

Русское искусство перестало быть «служанкой» социологии, общественности. Поэзия самого большого поэта той эпохи – Блока была на службе свободного творчества духа, но она была также на службе родины, России. <…> До высот Блока никто из его современников не поднимался. Но, конечно, в рамки только эстетики не укладывается также творчество других поэтов его поколения <…> Они все и их читатели <…> жили или пытались жить творческой, т.е. единственно достойной жизнью, они свободно осмысливали и свободно строили свою жизнь.

В Серебряный век было также реабилитировано «право» молиться, был преодолен (восходящий ко временам Вольтера) предрассудок, что думающий человек не может быть религиозен. <…>

Нельзя не упомянуть также о болезнях, пороках Серебряного века. Эстетством грешили скорее низы, но декадентством, болезненным упоением гибелью, роком отмечено и искусство верхов. Есть тонкий духовный (и поэтому особенно соблазнительный) яд и в блоковской поэзии, например, в таких его как будто невинных, но на самом деле странно кощунственных стихах, как: «В голубой далекой спаленке…»

Также за мечтаниями о тысячелетнем царстве святых <…> о Новом Иерусалиме, в вещаниях о Дионисе (Вяч. Иванов), о Христе и Антихристе (Мережковский) чувствовалось иногда известное духовное легкомыслие, иногда даже безответственность и распущенность. Для светских же богословов духовное преображение мира (общества, космоса) заслоняло реальность личного духовного преображения.

Но судить будем <…> не по худшему, а по лучшему, и, стараясь понять самую сущность явления.

При всех своих пороках и болезнях Серебряный век был отмечен творческим размахом большого стиля и горением духа[417].

После революции, заключает Иваск, добрая половина лучших представителей Серебряного века оказалась в эмиграции, где «Серебряный век как-то продолжался и даже продолжается». Некоторое время длился он и в советских условиях, пока культура там пользовалась относительной свободой. Не только Вольфила и «Записки мечтателей», но и Серапионовы братья, критики-формалисты, поэты-имажинисты, даже Маяковский «целиком определялись еще культурой Серебряного века». Однако в начале 1930-х годов в СССР наступил ледниковый период, и эпоха, которой коснулось ледяное дыхание революции, преждевременно закончилась. Ее лебединой песнью, по Иваску, был неожиданно появившийся в 1940 году сборник стихов Ахматовой «Из шести книг»[418].

Сейчас суждения Иваска кажутся банальными, но в конце 1940-х они были еще не затасканы и должны были произвести сильное впечатление на новое поколение читателей, особенно на эмигрантов второй волны, выучеников советских школ и вузов, открывавших тогда для себя недавнее прошлое русской культуры, о котором они имели самое смутное представление. Именно они были адресатом статьи в «Посеве», о чем сам Иваск писал в записке для Г.П. Струве: «Моя статья популярная – о дореволюционной культуре; написана для новой эмиграции»[419]. Нет никакого сомнения в том, что в рецензии на набоковский «Дар» Хомяков отталкивался именно от статьи Иваска, напечатанной в журнале, который он сам редактировал.

Продолжить чтение
Еще от автора Александр Алексеевич Долинин
О Пушкине, o Пастернаке. Работы разных лет

Изучению поэтических миров Александра Пушкина и Бориса Пастернака в разное время посвящали свои силы лучшие отечественные литературоведы. В их ряду видное место занимает Александр Алексеевич Долинин, известный филолог, почетный профессор Университета штата Висконсин в Мэдисоне, автор многочисленных трудов по русской, английской и американской словесности. В этот сборник вошли его работы о двух великих поэтах, объединенные общими исследовательскими установками. В каждой из статей автор пытается разгадать определенную загадку, лежащую в поле поэтики или истории литературы, разрешить кажущиеся противоречия и неясные аллюзии в тексте, установить его контексты и подтексты.

Рекомендуем почитать
Всемирная история поножовщины: народные дуэли на ножах в XVII-XX вв.

Вниманию читателей предлагается первое в своём роде фундаментальное исследование культуры народных дуэлей. Опираясь на богатейший фактологический материал, автор рассматривает традиции поединков на ножах в странах Европы и Америки, окружавшие эти дуэли ритуалы и кодексы чести. Читатель узнает, какое отношение к дуэлям на ножах имеют танго, фламенко и музыка фаду, как финский нож — легендарная «финка» попал в Россию, а также кто и когда создал ему леденящую душу репутацию, как получил свои шрамы Аль Капоне, почему дело Джека Потрошителя вызвало такой резонанс и многое, многое другое.

Семейная жизнь японцев

Книга посвящена исследованию семейных проблем современной Японии. Большое внимание уделяется общей характеристике перемен в семейном быту японцев. Подробно анализируются практика помолвок, условия вступления в брак, а также взаимоотношения мужей и жен в японских семьях. Существенное место в книге занимают проблемы, связанные с воспитанием и образованием детей и духовным разрывом между родителями и детьми, который все более заметно ощущается в современной Японии. Рассматриваются тенденции во взаимоотношениях японцев с престарелыми родителями, с родственниками и соседями.

Категории русской средневековой культуры

В монографии изучается культура как смыслополагание человека. Выделяются основные категории — самоосновы этого смыслополагания, которые позволяют увидеть своеобразный и неповторимый мир русского средневекового человека. Книга рассчитана на историков-профессионалов, студентов старших курсов гуманитарных факультетов институтов и университетов, а также на учителей средних специальных заведений и всех, кто специально интересуется культурным прошлым нашей Родины.

Образ Другого. Мусульмане в хрониках крестовых походов

Книга посвящена исследованию исторической, литературной и иконографической традициям изображения мусульман в эпоху крестовых походов. В ней выявляются общие для этих традиций знаки инаковости и изучается эволюция представлений о мусульманах в течение XII–XIII вв. Особое внимание уделяется нарративным приемам, с помощью которых средневековые авторы создают образ Другого. Le present livre est consacré à l'analyse des traditions historique, littéraire et iconographique qui ont participé à la formation de l’image des musulmans à l’époque des croisades.

Черный охотник. Формы мышления и формы общества в греческом мире

Пьер Видаль-Накэ (род. в 1930 г.) - один из самых крупных французских историков, автор свыше двадцати книг по античной и современной истории. Он стал одним из первых, кто ввел структурный анализ в изучение древнегреческой истории и наглядно показал, что категории воображаемого иногда более весомы, чем иллюзии реальности. `Объект моего исследования, - пишет он, - не миф сам по себе, как часто думают, а миф, находящийся на стыке мышления и общества и, таким образом, помогающий историку их понять и проанализировать`. В качестве центрального объекта исследований историк выбрал проблему перехода во взрослую военную службу афинских и спартанских юношей.

Жизнь в стиле Палли-палли

«Палли-палли» переводится с корейского как «Быстро-быстро» или «Давай-давай!», «Поторапливайся!», «Не тормози!», «Come on!». Жители Южной Кореи не только самые активные охотники за трендами, при этом они еще умеют по-настоящему наслаждаться жизнью: получая удовольствие от еды, восхищаясь красотой и… относясь ко всему с иронией. И еще Корея находится в топе стран с самой высокой продолжительностью жизни. Одним словом, у этих ребят, полных бодрости духа и поразительных традиций, есть чему поучиться. Психолог Лилия Илюшина, которая прожила в Южной Корее не один год, не только описывает особенности корейского характера, но и предлагает читателю использовать полезный опыт на практике.

И время и место

Историко-филологический сборник «И время и место» выходит в свет к шестидесятилетию профессора Калифорнийского университета (Лос-Анджелес) Александра Львовича Осповата. Статьи друзей, коллег и учеников юбиляра посвящены научным сюжетам, вдохновенно и конструктивно разрабатываемым А.Л. Осповатом, – взаимодействию и взаимовлиянию литературы и различных «ближайших рядов» (идеология, политика, бытовое поведение, визуальные искусства, музыка и др.), диалогу национальных культур, творческой истории литературных памятников, интертекстуальным связям.

СССР: Территория любви

Сборник «СССР: Территория любви» составлен по материалам международной конференции «Любовь, протест и пропаганда в советской культуре» (ноябрь 2004 года), организованной Отделением славистики Университета г. Констанц (Германия). В центре внимания авторов статей — тексты и изображения, декларации и табу, стереотипы и инновации, позволяющие судить о дискурсивных и медиальных особенностях советской культуры в представлении о любви и интимности.

Русская литература и медицина: Тело, предписания, социальная практика

Сборник составлен по материалам международной конференции «Медицина и русская литература: эстетика, этика, тело» (9–11 октября 2003 г.), организованной отделением славистики Констанцского университета (Германия) и посвященной сосуществованию художественной литературы и медицины — роли литературной риторики в репрезентации медицинской тематики и влиянию медицины на риторические и текстуальные техники художественного творчества. В центре внимания авторов статей — репрезентация медицинского знания в русской литературе XVIII–XX веков, риторика и нарративные структуры медицинского дискурса; эстетические проблемы телесной девиантности и канона; коммуникативные модели и формы медико-литературной «терапии», тематизированной в хрестоматийных и нехрестоматийных текстах о взаимоотношениях врачей и «читающих» пациентов.

Религиозные практики в современной России

Сборник «Религиозные практики в современной России» включает в себя работы российских и французских религиоведов, антропологов, социологов и этнографов, посвященные различным формам повседневного поведения жителей современной России в связи с их религиозными верованиями и религиозным самосознанием. Авторов статей, рассматривающих быт различных религиозных общин и функционирование различных религиозных культов, объединяет внимание не к декларативной, а к практической стороне религии, которое позволяет им нарисовать реальную картину религиозной жизни постсоветской России.