«Гибель Запада» и другие мемы. Из истории расхожих идей и словесных формул - [44]
Если принять хронологию Ронена, то «серебряный век» в рецензии на «Дар» Хомякова-Андреева должен показаться необъяснимым анахронизмом. Обстоятельства биографии Хомякова – в 1927 году, вскоре после окончания средней школы в городе Царицыне, он был арестован за попытку перейти границу, потом долго сидел на Соловках и в тюрьмах, после освобождения жил в провинции, работал на фабрике – исключают его знакомство со статьями Оцупа и Вейдле в эмигрантских журналах 1930-х годов. Едва ли знал он и более ранние случаи употребления выражения «серебряный век» у Пяста, Иванова-Разумника и Глеба Марева, указанные Роненом (при том что все они вкладывали в него другие значения). Судя по его многочисленным статьям и книгам, поэзией он никогда особенно не интересовался и редкую публикацию Ахматовой наверняка не видел.
Более того, в эмигрантской критике начала 1950-х годов выражение встречается не только у Хомякова. Так, в рецензии на сборник Георгия Иванова «Портрет без сходства» Н.Е. Андреев писал в «Гранях»: «Георгий Иванов, „замеченный и благословенный“ самими Гумилевым и Ахматовой, „Вениамин серебряного века“ русской поэзии, – поэт по самой сущности своей: легкий по ритмам, музыкальный, знающий цену слову, пленяющий стихом – четким, выпуклым, удивляющим даже привыкших к выразительности русской поэтической речи»[403]. В редакционной врезке к републикации двух ранних стихотворений Мандельштама («Уничтожает пламень…» и «Как тень внезапных облаков» [по «Аполлону» – с ошибкой: «Священных мимо берегов» вместо «Смущенных мимо берегов»]) в мюнхенском журнале «Литературный современник» [главный редактор Б. Яковлев] говорилось: «Трудно назвать другого поэта серебряного века, так самозабвенно отдавшегося поэзии и не замечавшего происходивших событий, как Осип Мандельштам. Он шел в литературе своей собственной походкой»[404].
Эти факты указывают на то, что в хронологии Ронена есть существенные лакуны, которые необходимо заполнить. Мы можем назвать три важных, но не учтенных исследователем послевоенных источника – два русских и один франкоязычный, – благодаря которым выражение «серебряный век» окончательно вошло в обиход как термин, обозначающий определенный период истории русской литературы и культуры. Во-первых, это большая обзорная книга И.И. Тхоржевского «Русская литература», вышедшая в Париже в 1946 году, а затем переизданная с поправками и дополнениями в 1950-м (она известна главным образом по разгромной рецензии на нее Бунина[405]). В главе «Конец „Золотого века“ русской поэзии», посвященной поэзии Фета, Майкова и Полонского, Тхоржевский заметил, что ими «завершился «золотой век» русской поэзии, и вступил в полемику с Владимиром Соловьевым, который, по его словам, «ошибочно относил их уже к веку „серебряному“»[406]. Соловьев, как известно, использовал выражение «серебряный век» лишь однажды, в статье «Импрессионизм мысли» (1897) о Случевском, назвав последнего «одним из немногих еще остающихся достойных представителей „серебряного века“ русской лирики»[407]. Однако в том же 1897 году приготовлялась к печати его книга «Серебряный век русской лирики (опыт философской критики)», о чем сообщало рекламное объявление на обложке 3-го издания «Духовных основ жизни»[408]. В нее, судя по всему, должны были войти, кроме «Импрессионизма мысли», другие литературно-критические статьи Соловьева 1890-х годов: «О лирической поэзии: По поводу последних стихотворений Фета и Полонского», «Буддийское настроение в поэзии», «Поэзия Ф.И. Тютчева», «Поэзия гр. А.К. Толстого», «Поэзия Я.П. Полонского». Ясно, что лирикой «серебряного века» Соловьев называет творчество поэтов, активно работавших в 1850–1880-е годы. Для Тхоржевского же этими поэтами завершается «золотой век» русской поэзии, а «„серебряный век“ придет позднее, с Бальмонтом, – и достигнет высшего напряжения и расцвета в Блоке»[409]. В главе «Проблески свежести в поэзии конца века» (Фофанов, Случевский, Анненский) он дает такую периодизационную схему:
Между «золотым веком» русской лирики, тем, что оборвался на Полонском, – и новым, «серебряным веком» русской поэзии (Бальмонт – символисты – Блок, Есенин, Ахматова), – протянулась полоса поэтического безвременья; впрочем, не безусловного. Были и тогда проблески свежести, новых художественных приемов[410].
Одна из следующих глав имеет название «Начало „Серебряного века“ русской лирики», и в ней Тхоржевский пишет:
Бальмонт первый воскресил в русских читателях на склоне XIX века любовь к стихам, остывшую в дни гражданской поэзии. Символисты вошли уже в брешь, пробитую им, Бальмонтом. Он первый бросил, в стихах, открытый вызов слабеющему реализму. Им начат новый, серебряный век русской лирики[411].
Хотя Тхоржевский, как и Владимир Соловьев, относит термин только к русской лирике, достаточно точно очерченные границы периода – от Бальмонта до Есенина и Ахматовой – позволяют при желании расширять его значение. Любопытный пример такого расширения обнаруживается в рецензии Бориса Ширяева, еще одного писателя из «бывших советских», на сборник прозы Марины Цветаевой, вышедший в Издательстве имени Чехова. Упомянув «замечательную работу» Тхоржевского, Ширяев повторяет его формулу, когда утверждает, что Цветаевой в юности были «впитаны и восприняты всем ее существом наркотические туманы пресловутого „серебряного века“ русской лирики»; в первые годы после революции, когда «толпы поэтов и поэтиков заполняли эстрады литературных кружков и поэтических кафе, – пишет он, – вождем этой банды был идеолог и центральная фигура „серебряного века“, поэт с крепко установившимся именем – Валерий Брюсов»; почти все поэты поколения Цветаевой в эмиграции, в его формулировке, тоже были «последышами серебряного века». Однако в конце статьи он уже говорит о «серебряном веке» как об этапе, пройденном не только поэзией, но и всей русской творческой интеллигенцией
