«Гибель Запада» и другие мемы. Из истории расхожих идей и словесных формул - [36]

Шрифт
Интервал

3. «Зависть – сестра соревнования»

«Зависть – сестра соревнования, следст <венно> из хорошего роду». В большом академическом собрании сочинений Пушкина эта его шутка печатается в разделе «Заметки и афоризмы разных годов» и предположительно датируется 1831 годом[325]. Современные словари цитат и афоризмов обычно приводят ее без каких-либо пояснений и комментариев, как образец пушкинского остроумия.

Происхождением шутки до сих пор никто не заинтересовался, хотя оно заслуживает самого пристального внимания, ибо Пушкин откликается здесь на давнюю, уходящую в Античность традицию со- и противопоставления двух чувств по отношению к чужому успеху – зависти и соревнования (в значении соперничества или, по Далю, ревностного стремления за другими). Еще у Гесиода в «Работах и днях» богиня раздоров Эрида расщепляется на две сестринские ипостаси. Младшая сестра несет в мир вражду, зависть, войны, а старшая побуждает людей одного состояния и рода занятий к мирному соперничеству в труде и искусствах:

Эта способна понудить к труду и ленивого даже;
Видит ленивец, что рядом другой близ него богатеет,
Станет и сам торопиться с насадками, с севом, с устройством
Дома. Сосед соревнует соседу, который к богатству
Сердцем стремится. Вот эта Эрида для смертных полезна.
Зависть питает гончар к гончару и к плотнику плотник;
Нищему нищий, певцу же певец соревнуют усердно[326].

Аристотель во второй книге «Риторики» предлагал отличать низкий «фтонос» (то есть зависть) от высокого «зелоса» (то есть соревнования):

Чувство соревнования есть некоторое огорчение при виде кажущегося присутствия у людей, подобных нам по своей природе, благ, которые связаны с почетом и которые могли быть приобретены нами самими, возникающее не потому, что эти блага есть у другого, а потому что их нет у нас самих.

Поэтому-то соревнование [как ревностное желание сравняться] есть нечто хорошее и бывает у людей хороших, а зависть есть нечто низкое и бывает у низких людей. В первом случае человек под влиянием чувства соревнования, старается сам достигнуть благ, а во втором – под влиянием зависти стремится, чтобы его ближний не пользовался этими благами[327].

Дихотомию зависти и соревнования обсуждали едва ли не все западноевропейские моралисты XVII–XVIII веков, в большинстве своем развивавшие идеи Аристотеля. Так, Лабрюйер выделял три родственных чувства: jalousie (ревность), émulation (соревнование, соперничество) и envie (зависть).

Сколь похожими друг на друга ни казались бы ревность и соревнование, – писал он, – они столь же далеко отстоят друг от друга, как порок и добродетель. Соревнование и ревность вожделеют к одному и тому же объекту – к благам или достоинствам других людей, но с той разницей, что первое есть чувство свободное, смелое, искреннее, которое обогащает душу, помогает ей извлекать уроки из великих примеров и нередко возвышает над тем, что ее восхищает, а вторая – это, напротив, чувство разрушительное, своего рода озлобленное признание чужого превосходства; оно доходит даже до того, что отрицает добродетели человека, ими обладающего, или, вынужденное их признать, отказывает им в похвале и завидует наградам…

По Лабрюйеру, ревность, как и соревнование, направлена только на равных по роду занятий, талантам и положению и никогда не свободна от зависти, так что «часто эти чувства смешиваются». Зависть же, в свою очередь, неотделима от ненависти – «они сливаются воедино и усиливают друг друга»[328].

Сходным образом, ссылаясь на Лабрюйера, ревностью как «постыдным пороком» и «бесплодной завистью» объяснял различия между «добродетельным соревнованием» («vertueuse emulation» – выражение Корнеля из посвящения комедии «Компаньонка») энциклопедист Луи де Жокур[329].

Соревнование и зависть резко противопоставлены в «Стансах или катренах…» Вольтера («Stances ou quatrains, pour tenir lieu de ceux de Pibrac, qui ont un peu vieilli»):

De l’émulation distinguez bien l’envie,
L’une mène à la gloire, et l’autre au déshonneur;
L’une est l’aliment du génie,
Et l’autre est le poison du Cœur

[Умейте отличать соревнование от зависти. / Первое ведет к славе, а второе к бесчестию; / первое есть пища гения, / а второе – яд сердца][330].


В России этот катрен Вольтера перифразировал Вяземский в «Послании к М.Т. Каченовскому» (1821): «Соревнованья жар источник дел высоких, / Но ревность – яд ума и страсть сердец жестоких»[331].

С другой стороны, некоторые авторы подчеркивали родство зависти и соревнования. На протяжении всего XVIII века во Франции Платону приписывалась апофегма «Зависть – дочь соревнования» («L’envie est la fille de l’émulation»)[332], а в Англии – ее зеркальное отражение «Соревнование – дочь зависти»[333].

Широкой известностью пользовалось рассуждение Бернарда Мандевиля в примечании к «Басне о пчелах» (1714), где он утверждал, что стремление к соревнованию с прославленными людьми у юношей или у художников изначально продиктовано завистью и честолюбием, а не добродетелями, и что зависть – низкая страсть, присущая человеческой натуре вообще, – может при определенных условиях оказать благотворное влияние на развитие талантов и умений


Еще от автора Александр Алексеевич Долинин
О Пушкине, o Пастернаке. Работы разных лет

Изучению поэтических миров Александра Пушкина и Бориса Пастернака в разное время посвящали свои силы лучшие отечественные литературоведы. В их ряду видное место занимает Александр Алексеевич Долинин, известный филолог, почетный профессор Университета штата Висконсин в Мэдисоне, автор многочисленных трудов по русской, английской и американской словесности. В этот сборник вошли его работы о двух великих поэтах, объединенные общими исследовательскими установками. В каждой из статей автор пытается разгадать определенную загадку, лежащую в поле поэтики или истории литературы, разрешить кажущиеся противоречия и неясные аллюзии в тексте, установить его контексты и подтексты.


Рекомендуем почитать
Средневековый мир воображаемого

Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.


Польская хонтология. Вещи и люди в годы переходного периода

Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.


Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Китай: версия 2.0. Разрушение легенды

Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).


Ванджина и икона: искусство аборигенов Австралии и русская иконопись

Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.


И время и место

Историко-филологический сборник «И время и место» выходит в свет к шестидесятилетию профессора Калифорнийского университета (Лос-Анджелес) Александра Львовича Осповата. Статьи друзей, коллег и учеников юбиляра посвящены научным сюжетам, вдохновенно и конструктивно разрабатываемым А.Л. Осповатом, – взаимодействию и взаимовлиянию литературы и различных «ближайших рядов» (идеология, политика, бытовое поведение, визуальные искусства, музыка и др.), диалогу национальных культур, творческой истории литературных памятников, интертекстуальным связям.


СССР: Территория любви

Сборник «СССР: Территория любви» составлен по материалам международной конференции «Любовь, протест и пропаганда в советской культуре» (ноябрь 2004 года), организованной Отделением славистики Университета г. Констанц (Германия). В центре внимания авторов статей — тексты и изображения, декларации и табу, стереотипы и инновации, позволяющие судить о дискурсивных и медиальных особенностях советской культуры в представлении о любви и интимности.


Русская литература и медицина: Тело, предписания, социальная практика

Сборник составлен по материалам международной конференции «Медицина и русская литература: эстетика, этика, тело» (9–11 октября 2003 г.), организованной отделением славистики Констанцского университета (Германия) и посвященной сосуществованию художественной литературы и медицины — роли литературной риторики в репрезентации медицинской тематики и влиянию медицины на риторические и текстуальные техники художественного творчества. В центре внимания авторов статей — репрезентация медицинского знания в русской литературе XVIII–XX веков, риторика и нарративные структуры медицинского дискурса; эстетические проблемы телесной девиантности и канона; коммуникативные модели и формы медико-литературной «терапии», тематизированной в хрестоматийных и нехрестоматийных текстах о взаимоотношениях врачей и «читающих» пациентов.


Религиозные практики в современной России

Сборник «Религиозные практики в современной России» включает в себя работы российских и французских религиоведов, антропологов, социологов и этнографов, посвященные различным формам повседневного поведения жителей современной России в связи с их религиозными верованиями и религиозным самосознанием. Авторов статей, рассматривающих быт различных религиозных общин и функционирование различных религиозных культов, объединяет внимание не к декларативной, а к практической стороне религии, которое позволяет им нарисовать реальную картину религиозной жизни постсоветской России.