Герда Таро: двойная экспозиция - [89]

Чики Вайс садится на «Серпа Пинту» без чемодана. У него при себе только пальто, зубная щетка и фальшивый паспорт (венгров не принимают даже в Мексике), Капа сумел его раздобыть, как и деньги. Когда он высаживается в Веракрусе, ему не хватает на поезд, но один испанец, с которым он подружился на корабле, дарит ему билет. Он добирается до Мехико, находит приют у Кати Хорны, та кормит его, чтобы он снова мог носить свою одежду, которая уже с него сваливается, помогает найти работу. Чики Вайс работает для прессы, осторожно общается с друзьями-художниками Кати, хотя со многими из них он уже встречался раньше. Нацифашизм породил бескрайний лагерь беженцев, и чудовищный ураган носит его из одной страны в другую. Однако в Мексике эта община изгнанников уже иная. Бессилие – обратная сторона спасения – измеряется тысячами километров, а обсуждения вязнут в древних мифах нового мира. Даже Кати теперь создает сюрреалистические фотографии и утверждает, что они правдивее снимков Чики.

Прежде чем конец войны принесет ему известие, что его мать и братья погибли в концлагере, с сиротой из Будапешта случится нечто фантастическое, в духе страны, где он нашел убежище. Он встретит женщину: замужнюю, окруженную легендарной славой (она была возлюбленной Макса Эрнста), красивую, как героиня сказки, сбежавшая из мрачного английского mansion[303] в бескрайний мир, который она теперь рисует. Чики нечего ей предложить, и он не знает, как вести себя с женщинами, напоминает он Кати, но та в ответ качает головой: Леонора Каррингтон не ошибается в том, что видит, и то, что она увидела в Чики, вовсе не каприз. Может быть, Кати даже сказала ему, что на свадьбу («Вот увидишь, вы поженитесь») им не придется искать фотографа. Кати Хорна и в самом деле сфотографирует их в день свадьбы – пару, застывшую вне времени и пространства. На Чики огромный берет – дань уважения искусству Леоноры и уловка, чтобы придать изящества выдающемуся носу Чики. Но ее недостаточно, чтобы скрыть, как он счастлив в этот момент.

У них родится двое детей, и они будут расти вместе с дочерью Кати и Хосе Хорны в соседних домах, полных кошек и предметов интерьера, созданных матерями-художницами. Жить они будут не всегда счастливо, но долго и умрут в глубокой старости: Чики – в девяносто пять лет, в 2007 году, Леонора – почти в том же возрасте, в 2011 году, проведя последние годы с мужчиной, который утратил зрение, затем способность двигаться и, наконец, говорить.

Леонора Каррингтон, напротив, оставалась в совершенно ясном сознании, чтобы принять, с присущим ей бунтарским чувством юмора высшего класса, неожиданную развязку, достойную ее сюрреалистических фантазий: три коробки с негативами внезапно обнаружились на чердаке у генерала, бывшего мексиканского посла в Виши, в месте, до которого ее муж мог дойти пешком, когда водил детей в Мексиканский парк, чтобы дать ей спокойно порисовать. Или после смерти генерала и после смерти его наследницы в 1995 году, когда артефакты достались внуку, который наконец понял, что` унаследовал, но поставил коробки в шкаф, где они простояли еще целых двенадцать лет. Годы переговоров с Международным центром фотографии Корнелла Капы, который, стремясь привезти «мексиканский чемодан» в Нью-Йорк, добился прямо противоположного.

В документальном фильме Триши Зифф «Мексиканский чемодан» Леонора Каррингтон сидит рядом с сыном, как материнское божество, которое нужно ублажать чашками чая и сигаретами, копается в сумочке и не говорит ни слова. Шумиха вокруг четырех тысяч пятисот негативов, обнаруженных после смерти Чики, ее не касается. Свою историю она уже рассказала: акула-цеппелин везет сквозь торнадо в своем чреве немногочисленных избранных, среди них – человечка в берете, одиноко склонившегося над газетой.

Рисунок «Акула» выставил на торги «Сотбис» в 2008 году. При сопоставлении датировки аукционного дома (ок. 1942) с годом, указанным в некрологе мужа художницы («En 1944, en una reunion en casa de José y Kati Horna, Chiki conoció а Leonora Carrington»[304]), воображение вступает в конфликт с хронологией. Но потом оно доверяется Леоноре и пытается придумать фантастический скачок.

В 1944 году у Леоноры Каррингтон возникло ощущение, что она уже видела застенчивого друга Кати, который вызвал ее интерес. Может, на Монпарнасе, когда она была с Максом Эрнстом; но мало ли мы встречаем людей, о которых потом и не вспоминаем? Она его увидела, только она. Hasard objectif[305], о котором говорил Андре Бретон, вдохновлял ее, когда она рисовала подарок подруге («Ремедиос, я же говорила, что сделала тебе защитный амулет? У меня вчера вечером поднялась температура, 38, может, это самовнушение…»), тоже чудом спасшейся от смерти. Ремедиос Варо, испанская республиканка и художница-сюрреалистка, бежала из Барселоны в Париж, из Парижа в Марсель, чтобы в конце 1941‑го отплыть из Касабланки на «Серпа Пинту». Получается, пока Леонора рисовала своего будущего мужа в брюхе акулы-оберега, сам он ожидал корабль, увезший ее подругу в безопасное место. Подтверждение, что самая правдивая реальность разворачивается скачками, спиралями, то опережая события, то отставая, – и все это неуловимо для эмпирического взгляда. Но и Чики, никогда не выходивший под мексиканское солнце без берета, в своих коробках спрятал дар.