Герцоги республики в эпоху переводов - [76]
«Наука рассматривалась как будущее мира. Сначала в этом качестве выступили точные науки, затем социальные. Много было инвестировано в социальные науки как в предсказание будущего. Сейчас происходит кризис будущего, и в это больше не верят. Это — вопрос веры. Не верят в науку больше».
Еще в конце 70-х годов Пауль Фейерабенд со своей критикой науки был воспринят как вызов и парадокс. Сегодня скепсис по отношению к науке стал разделенным чувством, которое вряд ли в состоянии удивить или шокировать. К каким последствиям может привести кризис научной рациональности?
Интересный материал для размышлений над вопросом о том, как меняются представления о науке и связанные с ней ожидания, дает обзор нескольких научных проектов, изученных французским исследователем Люсьеном Сфезом. Эти проекты, успешно развивающиеся в настоящее время в США, завоевывают все большую популярность, определяя настроения и поступки «неученых смертных» — своих приверженцев. Один из них связан с превентивным удалением органов тела ради… достижения безупречного здоровья. Целью другого является моделирование абсолютно здоровой жизни посредством создания искусственной, совершенно чистой биосферы, полностью изолированной от окружающей природы, биосферы, в которой обитает несколько отрешившихся от мира энтузиастов. Третий подчинен изобретению виртуальной социальной жизни, подконтрольной человеку и, следовательно, лишенной реальных пороков реального общества. В нем моделируются сообщества виртуальных самоорганизующихся человекоподобных существ, по отношению к которым ученый — их создатель — законно играет роль Творца. Все три проекта, по мнению Сфеза, в равной степени являются вымыслом, особой, новой формой фикции, в которой наука или технонаука выступает гарантом реальности и реализуемости этих планов:
«Вымысел (fiction) и реальность сливаются воедино. Так, реализация проекта, представляющегося нам вымыслом, происходит на наших глазах, и нам приходится в это верить. Здесь вымысел не является выдумкой: это вымысел, наполовину воплощенный в реальности и уже начинающий материализовываться. Он составляет часть переживаемого, а вовсе не вымышленного времени, он действительно претворяется в жизнь, и от нас ожидается способность не столько поверить в него, сколько найти в нем подтверждение или обоснование для нашей веры»[280].
Роль науки, таким образом, состоит в том, чтобы заставить нас поверить в реальность фантазии, в реализуемость здесь и сейчас технологической утопии. Нужно ли добавлять к сказанному, что на долю понятия «наука» выпадает размывать границы «реального» вместо того, чтобы служить убежищем для этого последнего? Понятие «наука» стремительно наполняется смыслом, отрицающим привычное представление о ней как о гаранте объективности, реальности и стабильности наших представлений о мире:
«Здесь (в новом понимании науки. — Д.Х.) есть все: самая дружеская связь между человеком и машиной, тело, ставшее наконец подвластным нам (пища, приносящая удовольствие без проникновения внутрь, секс без секса, а значит — без СПИДа и беременности, путешествия без утомления, без холестерина и рака), идеология эффективности в семье и на работе. <…> Тотальное совершенство и бессмертие безраздельно властвуют над этими представлениями, являясь одновременно и желанной целью, и средством ее достижения»[281].
О том, насколько внятна нашим современникам такая метаморфоза образа науки, позволяет судить ее воплощение в романе — мировом бестселлере. Для «порнографической литературы», к которой подлинные друзья художественного слова немедленно причислили роман «Элементарные частицы», Мишель Уэльбек выбрал не вполне обычный стиль. Скупой и «неинтересный», по выражению Роб-Грийе, тяжеловесный язык, напоминающий своей неуклюжестью язык социологических отчетов, вклинивающиеся в текст «научные описания», эпиграфы из Огюста Конта, философа, наиболее часто появляющегося и цитируемого в тексте, — все это призвано помочь читателю распознать знакомый со школьной скамьи научный дискурс:
«В 1961 г. дедушка умер. В нашем климате труп млекопитающего или птицы сначала привлекает некоторые виды мух (musca, curtonevra); когда разложение слегка затронет его, в игру вступают новые биологические виды, особенно Calliphora и Lucilia. Подвергаясь совокупному воздействию бактерий и пищеварительных соков, выделяемых червями, труп более или менее разжижается, превращаясь в среду масляно-кислого и аммиачного брожения. <…> Мысленно Брюно снова видит гроб красивого глубокого черного цвета с серебряным крестом и деда в нем. Картина умиротворяющая и даже счастливая: дедушке, должно быть, хорошо в таком великолепном гробу. Позже ему придется узнать о существовании клещей и трупных личинок с именами второразрядных итальянских кинодив. И все-таки даже теперь образ дедушкина гроба встает перед его глазами как счастливое видение»[282].
Задача подобных пассажей, часто встречающихся в романе, — не только вызвать удовлетворенную улыбку читателя, готового разделить с автором убежденность в непроходимой грани, отделяющей «предмет естественных наук» от «явлений социальной и духовной жизни», но и насладиться вместе с ним очевидной беспомощностью науки перед подлинными проблемами человеческого бытия. Эти фрагменты содержат в себе фигуру иронии, на которой строится весь роман — пародия на научную утопию: насмешка над попытками решить единственно значимые вопросы, от века волнующие человечество, с помощью «достижений науки и техники».
Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях.
«Что говорит популярность вампиров о современной культуре и какую роль в ней играют вампиры? Каковы последствия вампиромании для человека? На эти вопросы я попытаюсь ответить в этой статье».
Эта книга посвящена танатопатии — завороженности нашего общества смертью. Тридцать лет назад Хэллоуин не соперничал с Рождеством, «черный туризм» не был стремительно развивающейся индустрией, «шикарный труп» не диктовал стиль дешевой моды, «зеленые похороны» казались эксцентричным выбором одиночек, а вампиры, зомби, каннибалы и серийные убийцы не являлись любимыми героями публики от мала до велика. Став забавой, зрелище виртуальной насильственной смерти меняет наши представления о человеке, его месте среди других живых существ и о ценности человеческой жизни, равно как и о том, можно ли употреблять человека в пищу.
Был ли Дж. Р. Р. Толкин гуманистом или создателем готической эстетики, из которой нелюди и чудовища вытеснили человека? Повлиял ли готический роман на эстетические и моральные представления наших соотечественников, которые нашли свое выражение в культовых романах "Ночной Дозор" и "Таганский перекресток"? Как расстройство исторической памяти россиян, забвение преступлений советского прошлого сказываются на политических и социальных изменениях, идущих в современной России? И, наконец, связаны ли мрачные черты современного готического общества с тем, что объективное время науки "выходит из моды" и сменяется "темпоральностью кошмара" — представлением об обратимом, прерывном, субъективном времени?Таковы вопросы, которым посвящена новая книга историка и социолога Дины Хапаевой.
В рубрике «Документальная проза» — газетные заметки (1961–1984) колумбийца и Нобелевского лауреата (1982) Габриэля Гарсиа Маркеса (1927–2014) в переводе с испанского Александра Богдановского. Тема этих заметок по большей части — литература: трудности писательского житья, непостижимая кухня Нобелевской премии, коварство интервьюеров…
В Петербурге становится реальным то, что в любом другом месте покажется невероятным.Наводнение – бытовое явление. Северное сияние – почти каждую зиму, как и дождь в новогоднюю ночь. Даже появление привидения не очень удивляет. Петербуржцев скорее удивит отсутствие чудес.Петербург можно любить или не любить. Но мало кому удавалось игнорировать город. Равнодушных к Петербургу почти нет; лишь единицы смогли прикоснуться к нему и продолжать жить так, словно встречи не произошло.В Петербурге постоянно что‑то происходит в самых разных областях культуры.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге оцениваются события новейшей истории с позиций учения Даниила Андреева Роза Мира, а также дается краткое описание развития человеческой цивилизации под влиянием сил Света и Тьмы со времен Христа. Подробно описываются способы экономического порабощения Америкой стран Азии, Латинской Америки и др., роль США в развале Советского Союза, в госперевороте на Украине в 2014 году. Дается альтернативное общепринятому видение событий 11 сентября 2001 года. Описывается применение США психотронного оружия для достижения своих военных и политических целей, а также роль США в подготовке катастрофы планетарного масштаба под влиянием Противобога.Орфография и пунктуация автора сохранены.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Основным спорным вопросом в познании истины бытия окружающего материального мира является вопрос о существовании Бога. Если Бог существует, то сотворение жизни на Земле Богом, описанное в Книге Моисея, должно иметь научное подтверждение, так как творение Бога по изменению материи могло происходить лишь по физическим законам, которые присущи материи, и которые Бог изменить не может. Материя существовала всегда, то есть, бесконечно долго в прошлом времени, а Бог развился в какое-то время из материи, возможно даже по теории Дарвина.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.