Герцоги республики в эпоху переводов [заметки]

1

Социальные науки здесь и далее понимаются во французском смысле, включая не только социологию, экономику, политологию, антропологию, этнографию, психологию, лингвистику, но и историю, и литературоведение, и философию.

2

Тот факт, что резкий рост переводов не может не отражать важных изменений в развитии наук о человеке, только начинают осмыслять. Среди немногочисленных попыток такого анализа следует отметить: Traduire l′Europe. Sous la dir. de F. Barret-Ducrocq. Paris, 1993.

3

Приводимые ниже данные основаны на сравнительном анализе динамики и структуры переводов в России, Венгрии и Франции за 1989–1999 гг. Основой для анализа состояния переводов на русский язык по истории, философии, психологии, филологии, политологии, социологии, международных отношений, антропологии и экономики стала база данных, построенная по нескольким источникам: Библиографического каталога ИНИОН, Библиотеки Конгресса, Бюллетеня Книжной палаты, Электронного каталога Книжной палаты, Каталога Российской национальной библиотеки и дисциплинарных каталогов Российской национальной библиотеки. Столь многообразные источники пришлось привлекать потому, что в России в начале 1990-х гг., в отличие от ряда других стран, отсутствовала всякая достоверная статистика или единый источник информации о книгоиздательстве. Взятый по отдельности, каждый из названных каталогов оказывался неполным, причем причины и характер лакун остаются совершенно непредсказуемыми. Тому можно привести несколько причин: распад централизованной системы комплектации библиотек и централизованной системы книгораспространения покончил с практикой обязательной рассылки сигнального экземпляра, а складывание локальных, часто ограниченных пределами отдельных городов рынков распространения книг значительно затруднило регистрацию новых изданий Книжной палатой. Многие книги, увидевшие свет, были распроданы, не оставив никакого следа в каталогах из-за попыток издательств уйти от налогообложения, равно как и от уплаты авторских прав по переводам. База данных, отражающая лакуны источников, безусловно, репрезентативна для основных направлений развития переводов на русский за последние 10 лет; она включает 3,158 книг. В отличие от России, как во Франции, так и в Венгрии существуют полные базы данных, в которых с большой достоверностью и без значительных лакун отражены опубликованные на французском и венгерском переводы в области гуманитарных наук. Во Франции это электронный каталог «Национальная французская библиография Французской национальной библиотеки», в Венгрии — это «OSZK-HEKTOR».

4

Динамика переводов, Франция (1989–1999).

Количество переводов, вышедших в свет во Франции, оказывается самым высоким — за 10 лет в этой стране было опубликовано более 7600 переводных книг в области социальных наук. Переводы на русский публиковались почти в два раза реже, тогда как количество переводов на венгерский лишь незначительно отставало от переводов на русский. Динамика переводов выявляет сходные тенденции в этих странах: резкий скачок переводов в начале 1990-х с последующим ростом, который лишь незначительно снижается во Франции и в России по сравнению с Венгрией. И во Франции, и в России волна переводов быстро нарастает в 1995 и 1997 гг., с последующим замедлением темпов переводов в 1998 г. Напротив, в Венгрии и в Литве замедленные темпы роста публикации переводов в 1989–1993 гг. компенсируются стабильным подъемом до 1999 г. Это хорошо видно на примере динамики переводов по отдельным дисциплинам. Данные о количестве переводов на французский находят косвенное подтверждение, например, в цифрах роста переводов на французский в начале 1990-х гг., основанных на том же электронном каталоге Национальной библиотеки: с 1985 по 1991 г. объем переводов на французский вырос вдвое. Другой показатель — объем государственных субсидий на переводы во Франции вырос с 4 млн франков в 1989 г. до 6 млн в 1991-м («L’Etat de l′Europe»: Traduire l′Europe…, op. cit., p. 68, 79).

5

Выражение принадлежит французскому историку Даниэлю Мило.

6

Динамика переводов (Венгрия, 1989–1999).

Динамика переводов (Россия, 1989–1999).

7

Сравнение среднего числа публикаций переводов за год в этих странах говорит само за себя: Франция — 761 перевод, Россия — 325, Венгрия — 264.

8

Венгерские эксперты называли цифру в 6000 и даже 8000 опубликованных книг, что почти вдвое превосходит показатель, основанный на статистическом анализе, русские — 4000 наименований.

9

Цифра, которую обычно называют французские эксперты, вдвое ниже реальной — 3000–4000 книг.

10

В этом году книг по истории было переведено на треть больше среднего уровня, типичного для всех последующих 10 лет (соответственно 30 % при среднем уровне в год 22 %).

11

Соответственно 16 % по сравнению с 1991 г.

12

В 1992 г. 29 % по сравнению с 15 % в 1989 г. (средний — 24 %).

13

Соответственно 24 % по сравнению с 14 % в 1995 г.

14

23 % в 1996 г. и 19 % в 1997 г.

15

Соответственно 24 % и 8 %.

16

Превращение социологии в важное средство манипуляции общественным мнением было освоено эмпирически, без опоры на методологические изыскания социологов, прежде всего французских, пытавшихся примерно в эти же годы показать влияние опросов на формирование общественного мнения.

17

Соответственно 7,5 % и 18 %.

18

Выбор языков оригинала для переводов крайне неравномерен. Например, переводы на французский могут быть по праву названы переводами с английского: более двух третей (72 %) всей литературы по социальным и гуманитарным наукам в этой стране переводится с английского языка! Попытку Франции выйти за пределы Гексагона можно признать успешной только относительно США и Англии. Что же касается достижений гуманитарного знания других стран и культур, то их шансы дойти до французского читателя в переводе с оригинала крайне невелики. Доминирующая роль английского как основного языка, с которого осуществляются переводы в Европе, хорошо известна: в среднем переводы с английского оригинала составляют свыше 50 % от общей доли переводов.

Доля иностранных языков в переводной литературе (Франция, 1989, 1995, 1999).

(72 % — английский, 14 % — немецкий, 3 % — испанский, 8 % — итальянский, 2 % — русский, 1 % — другие).

Доля иностранных языков в переводной литературе (Венгрия, 1989,1995, 1999).

(55 % — английский, 25 % — немецкий, 12 % — французский, 1 % — испанский, 3 % — итальянский, 4 % — русский, 0 % — другие).

Доля иностранных языков в переводной литературе (Россия, 1989–1999).

(60 % — английский, 15 % — немецкий, 13 % — французский, 1 % — испанский, 2 % — итальянский, 9 % — другие).

19

Это суждение постоянно звучало в интервью с венгерскими исследователями (Khapaeva D. Translation and Society. Report. 1999, Fellowship Program, OSl-Budapest).

20

В случае Венгрии абсолютное преобладание исторической литературы (31 %) сглаживается гораздо более «справедливым» отношением к другим областям.

Доля разных дисциплин в переводной литературе (Венгрия, 1989, 1995, 1999).

(32 % — история, 8 % — филология, 4 % — антропология, 9 % — политология, 1 % — международные отношения, 12 %- философия, 11 % — экономика, 16 % — психология, 7 % — социология).

21

Весь огромный объем переводов на французский делится практически пополам между двумя дисциплинами — философией(40 %) и историей (36 %), которая здесь, в отличие от Венгрии и России, занимает второе место.

Доля разных дисциплин в переводной литературе (Франция, 1989, 1995, 1999).

(36 % — история, 4 % — филология, 4 % — антропология, 6 % — политология, 40 % — философия, 6 % — психология, 4 % — социология).

22

Доля разных дисциплин в переводной литературе (Россия, 1989–1999).

(22 % — история, 7 %— филология, 0,5 % — антропология, 6 %— политология, 2 % — международные отношения, 16 % — философия, 24 % — экономика, 10 % — психология, 11 % — социология).

Среди переводов на русский экономика (24 % от общего числа переводов) и история (22 %) делят пальму первенства и по количеству переведенных книг, и по темпам роста. На третьем месте находится философия (16 %). Переводы практически отсутствуют в антропологии, что отчасти связано с классификацией в каталогах — книги по антропологии часто попадают в историю или этнографию. Данные относительно международных отношений, а также политологии следует считать весьма условными, поскольку книги, принадлежащие к этим дисциплинам, часто относились каталогизаторами к более традиционным дисциплинам.

23

«Тягу к философии», которая занимает второе место в переводах на русский, можно лишь отчасти объяснить особенностями классификации, благодаря которым в рубрику «философия» и в России, и во Франции попадает многое, строго говоря, не имеющего отношения к этой дисциплине. Например, во Франции в философию попадает психоанализ, равно как и чрезвычайно популярные эзотерические штудии, включая введения по астрологии, парапсихологии, ангелике и т. д. В России, помимо литературы такого рода, в философию попадает огромное количество религиозной литературы.

24

О «франко-французском провинциализме» см.: Dosse F. L’Empire du sens. L’humanisation des sciences humaines. Paris, 1995. P. 112.

25

Школа высших социальных исследований — аспирантская школа, одно из самых престижных академических заведений Франции. Среди ее профессоров были М. Фуко, Р. Барт, Ж. Лакан, Ф. Бродель, П. Бурдье, П. Нора, Ж. Ле Гофф, Ж. Делез, Ж. Деррида. Многие из тех, о ком пойдет речь в этом повествовании, являются обитателями бульвара Распай, 54.

26

Галлимар (Editions Gallimard) — крупнейший издательский дом Франции в области социальных наук и литературы.

27

Vigne Е. «Splendeurs et misères de la vie intellectuelle (I)»: Esprit, mars-avril 2000. P. 178. Цитаты без ссылки взяты из интервью.

28

Даниэль Шпербер — антрополог, один из влиятельных представителей французских когнитивных наук.

29

Гексагон — «шестиугольник», контур Франции, оставшийся на карте после освобождения колоний, стал символом отказа осмыслять Францию в более широком мировом контексте.

30

Dosse F. Op. cit., p. 116.

31

Тем не менее Винь признает, что до сих пор лучше всего продаются переводы с французского тех авторов, которые стали знаменитыми много лет назад, — Бурдье, Ле Гоффа и др.

32

Превратившийся в расхожее объяснение изменений в интеллектуальной жизни рассказ о путешествии утрачивает убедительность, как только говорящий задумывается над сравнением 1980-х гг. с любым другим периодом. «В западном мире начался новый этап циркуляции — люди начали путешествовать. Появился интерес к экзотическому — и аналитическая философия пришла во Францию. Хотя, конечно, никто не ждал 1970–1980-х гг. для того, чтобы начать ездить — весь XIX и XX в. отмечены такими поездками. Так что это недостаточное объяснение появления новых направлений», — считает аналитический философ Даниэль Андлер.

33

О восприятии Америки во Франции см. специальный номер Commentaire. 2003–2004. Vol. 26. № 104.

34

Такое восприятие роли интеллектуалов в Америке опирается, в частности, на постоянные сетования американских профессоров на свое политическое, общественное небытие, на полное отсутствие интереса американского общества к их мнению и к их судьбе.

35

«Splendeurs et misères de la vie intellectuelle (I)»…, p. 181.

36

Подробнее см.: Wagner P. A History and Theory of the Social Sciences. London, 2001.

37

Caillé A. Splendeurs et misères des sciences sociales. Paris, 1986.

38

Caillé A. La démission des clercs. La crise des sciences sociales et l′oubli du politique. Paris, 1993.

39

Caillé A. La démission des clercs…, p. 11.

40

Gauchet M. «Changement de paradigme en sciences sociales?»: Le Débat. 1988. № 50.

41

О нем впервые было заявлено в редакционной статье «Анналов»: «Histoire et sciences sociales. Un tournant critique?»: Annales ESC. 1988. № 2. См. также более подробно, а главное, уверенно: Les formes de l’expérience. Vers une autre histoire sociale. Sous la dir. de B. Lepetit. Paris, 1995. Критику прагматического поворота см.: Chartier R. «Le monde comme représentation»: Annales ESC. 1988. № 6.

42

Подробнее см.: Noiriel G. Sur la «crise» de l’histoire. Paris, 1996.

43

Можно привести немало случаев, когда здравствующие герои книги Досса отказывались спокойно сносить его интерпретации. Например, «ученики Мишеля Серра», к которым Досс причислил, в частности, М. Каллона и Б. Латура (хотя последний категорически отрицал в интервью всякое влияние на него М. Серра, напротив, относил его к числу тех авторов, на которых он никак бы не хотел походить сам), были включены в парадигму уже отнюдь не из-за интереса к субъекту, а, скорее, из-за его отсутствия. В самом деле, ведь Латур считает своим главным достижением как раз тот факт, что он «освободил „нелюдей“ из их прежнего небытия для социальных наук» и показал немодерность современной эпохи.

44

«Это правда, что аналитическая философия, также как и когнитивные науки, фрейдизм и структурализм, которые сходились в отсутствии субъекта, ставят акцент на ментальные структуры, которые тоже вполне оторваны от личности познающего субъекта», — говорит Д. Андлер.

45

«Splendeurs et misères de la vie intellectuelle (I)…», p. 181–182.

46

Revel J. «Une oeuvre inimitable»: Espace-Temps. 1986. № 34–35. P. 14.

47

Копосов H. E. Хватит убивать кошек! Критика социальных наук. М., 2004. Гл. «О невозможности микроистории».

48

Nora P. «Dix ans de Débat»: Le Débat. 1990. № 60. P. 6–7. О глобальных переменах в европейской цивилизации и вызванных ими интеллектуальных мутациях см. также его статьи: «Как писать историю Франции?» и «Нация-память» в сб.: Я Нора и др. Франция-Память / Пер. с фр. Д. Хапаевой. СПб., 1999. Пьер Нора — историк, член Французской академии, основатель журнала Le Débat, создатель важнейшего направления в изучении исторической памяти: Les lieux de mémoire. Sous la dir. de Pierre Nora. Paris, 1984–1993.

49

Latour B. Pandora’s Hope: Essays on the reality of science studies. Cambridge (Mass.) 1999.

50

Latour B. Pandora’s Hope…, p. 11.

51

Тем более что именно Бурдье выступил в роли, особенностью которой по сравнению с предшествующими типами интеллектуала стало «утверждение претензий социальных наук на интеллектуальную гегемонию» (Raynaud P. «Sartre. Foucault, Bourdieu. Métamorphoses de l’intellcctuel critique»: Le Débat. 2000. № 110. P. 57).

52

«Splendeurs et misères de la vie intellectuelle (!)…», p. 178.

53

Nora P. «Dix ans de Débat», p. 10.

54

Nora P. «Adieu aux intellectuels?»: Le Débat, 2000. № 110. P. 5.

55

В качестве примера кризиса понятий для определения «работников умственного труда» см. статью Натали Эник и полемику вокруг нее: Heinich N. «Pour une neutralité engagée»: Questions de communication. 2002. № 2.

56

Foucault M. Politics, Philosophy, Culture. Interviews and other writings 1977–1984. New York; London, 1988. P. 324.

57

Настаивая на «франко-французском» характере понятия «интеллектуал», Нора выделяет несколько факторов, которые свидетельствуют о его исторической неповторимости. Прежде всего, длительная и сознательная политика французского государства, активно влиявшего на развитие французского языка и осуществлявшего централизованный контроль над языковыми нормами, отводила писателю — «властителю» языка — особую роль в создании определения французской нации. Другой аспект — отношение между церковью и государством в контексте секуляризации: само слово «интеллектуал» возникает одновременно с доктриной светского государства. Третий фактор — история развития школьной педагогики: возникновение понятия «интеллектуал» и армии учителей, призванных готовить граждан и солдат для Третьей республики, тоже относится к одному периоду.

58

В декабре 1894 г. капитан Альфред Дрейфус был осужден по обвинению в шпионаже, разжалован и заключен в тюрьму. После второго процесса Дрейфус был оправдан, а обвинение против него признано ложным. Подробнее о деле Дрейфуса см.: Winock М. Le siècle des intellectuels. Paris, 1999. Об истории французских интеллектуалов смотри: Ory P., Sirinelli J.-F. Les intellectuels en France, de l′affaire Dreyfus à nos jours. Paris, 1986. Rieffel R. Le Tribu des clercs. Les intellectuels sous la Vе République. Paris, 1993.

59

Cante D. The Fellow-Travelers. New York, 1973; Hollander P. Political Pilgrims. Travels of Western Intellectuals to Soviet Union, China, and Cube, 1928–1978. Oxford, 1981; Furet F. Le passé d’une illusion. Essais sur l′idée du communisme au XXе siècle. Paris, 1997. Prochasson Chr. Les Intellectuels, le Socialisme et la Guerre, 1900–1938. Paris, 1993.

60

Знаменитая статья Нора, открывавшая первый вводный номер Le Débat так и называлась «Что могут интеллектуалы?».

61

Debray R. I.F (suite et fin). Paris, 2000.

62

«Интеллектуалу-оракулу пришел конец. Никому сегодня не придет в голову спросить совета у Мишеля Фуко о том, вступить ли ему в Иностранный легион и делать ли аборт своей подружке. Сколь бы большим ни был престиж Фуко, он не является больше предметом культа. Интеллектуал перестал быть сакральной фигурой», — писал уже в 1980 г. Пьер Нора. (Nora P. «Que peuvent les intellectuels?»: Le Débat, 1 mai 1980.) Среди ранних диагнозов кризиса интеллектуалов см. также: P. Ory. Dernières questions aux intellectuels. Paris, 1984. Lyotard J.-F.. Tombeau de l’intellectuel et autres papiers. Paris, 1984.

63

Режиса Дебре, создателя медиологии, часто приводят в пример как медиатического интеллектуала.

64

Winock М. «А quoi servent (encore) les intellectuels?»: Le Débat. 2000. № 110. P. 39–45.

65

Эти рассуждения Винока хорошо дополняет анализ изменяющейся аудитории интеллектуалов. По словам Филлипа Рейно, эволюция, которая привела от Сартра к Бурдье, это эволюция как французской философии, так и читающей публики. В истории философии этот путь ведет от разрыва с идеализмом через «антигуманизм» Фуко к утверждению гегемонии социальных наук и воплощается в Бурдье. Аудитория претерпевает эволюцию от «культурной публики» — выпускников лицеев Третьей и Четвертой республики, через подготовительные классы Эколь Нормаль и студентов университетов 1970-х гг., к поколению «бакалавров на 80 %» (которые, приобретя смутные представления о социологии, не знакомы ни с чем, кроме дискурса средств массовой информации) (Raynaud Ph. «Sartre. Foucault, Bourdieu. Métamorphoses de l’intellectuel critique…», p. 58).

66

Так, Пьер Нора, Мишель Винок и др. считают интеллектуала чисто французским явлением, уникальной особенностью французской культуры. Другие, такие как Кристоф Шарль, настаивают на международном характере этого явления (Charle Chr. Les intellectuels en Europe au XIXе siècle. Essai d’histoire comparée. Paris, 2001).

67

Mongin O. Face au scepticisme. Les mutations du paysage intellectuel. Paris, 1998. P. 393. (Первое издание вышло в 1994 г.).

68

Mongin О. Op. cit., p. 393.

69

Ibid.

70

Закон от 15 ноября 1999 г.

71

Yonnet P. «Pacs. Un mariage républicain»: Le Débat. 2000. № 112.

72

Об историках-экспертах см.: Dumoulin О. Le role social de l’historien. De la chaire au prétoire. Paris, 2003.

73

Среди них особенно известным стал процесс Мориса Папона (1998), генерального секретаря региональной префектуры во времена режима Виши, обвиненного в соучастии в преступлениях против человечества, и процесс Люси и Ремона Обрак, обвиненных в предательстве Жана Мулена — канонизированного героя Сопротивления. Супруги Обрак, известнейшие участники Сопротивления, были заподозрены в предательстве Жана Мулена; их ответ на обвинения на страницах газеты «Либерасьон» перерос в подлинный процесс над ними.

74

Rousso Н. La hantise du passé. Paris, 1998.

75

Noiriel G. Sur la «crise» de l’histoire…, p. 88.

76

Главными виновниками этих напастей обычно считают М. Фуко, Р. Арона и П. Вейна (см.: Noiriel G. Op. cit. P. 321–322).

77

Noiriel G. Sur la «crise» de l’histoire…, p. 325.

78

Dosse F. L’Empire du sens…, p. 9.

79

Ibid. P. 10.

80

He в этом ли состоит причина того мощного «обращения к истокам», которым озабочены сегодня представители наук о человеке? Не свидетельствует ли этот напряженный поиск о неочевидности и неясности той проблематики и тех понятий, с которыми приходится иметь дело исследователям? Поиск истоков трудно истолковать вне поиска смысла — попытки понять, в силу каких причин, помимо случайностей развития дисциплины, сегодня приходится изучать именно эти сюжеты и именно такими методами.

81

«Splendeurs et misères de la vie intellectuelle (I)», p. 178.

82

Копосов H. E. Как думают историки. М., 2001.

83

См. анализ Питера Вагнера: Wagner P. A History and Theory of the Social Sciences. London, 2001.

84

Noiriel G. Op.cit., p. 64, 66.

85

He только антропологами или социологами, но также и историками. Вслед за отцами-основателями «методической школы» в историографии история представляется новаторам столь же эмпирической наукой, как физика. Эмпиризм они считают верным орудием, способным вывести историю из-под удара постмодернизма и лингвистического поворота (Noiriel G. Op.cit. P. 61).

86

Подробнее о поисках «подлинной реальности», о попытках «непосредственно взять социальную реальность» прошлого и об их провале, а также о конструктивизме и его генеалогии в социальных науках см.: Копосов Н. Как думают историки. М., 2001.

87

О развитии когнитивных наук см.: Introduction aux sciences cognitives. Sous la dir. de Daniel Andler. Paris, 1992 et 2004.

88

Среди антропологов-новаторов заметна тяга к крайнему материализму. Только наличие материальной субстанции способно заставить Латура поверить в реальность явления. Например, критикуя понятие «интеллектуальное влияние», он заявляет: «Я не требую материального аргумента, как Тард, но я хочу увидеть носитель, который переносит эту силу — научное влияние».

89

О кризисе аналитической философии см.: Патнем X. Философия сознания. М., 1999. Обзор основных проблем аналитической философии см.: Bechtel W. Philosophy of Mind. An Oveiyiew for Cognitive Science. Hillsdale, New Jersey, Hove, London, 1988. P. 18–39.

90

Latour B. Pandora’s Hope…, p. 11.

91

Выбор слова «предмет» («objet»), а не «вещь» («chose») сам по себе свидетельствует о стремлении уклониться от груза философской традиции, связанной с этим последним. Несмотря на обычное внимание к используемым ими терминам, Болтански и Тевено, насколько мне известно, нигде не пытаются предложить генеалогию или историю этого понятия.

92

Boltanski L., Thévenot L. De la Justification. Les économies de la grandeur. Paris. 1991. P. 30–31. Эта книга остается их главной теоретической работой и сегодня.

93

Ibid., р. 31.

94

Ibid., р. 31.

95

«Анализ разногласий и сомнений относительно категории величия в данной конкретной ситуации <…> позволяет выявить место предметов, которые должны быть вовлечены в ситуацию для того, чтобы доказательство приобрело характер реальности» (Ibid., р. 30).

96

См. в особенности: La science telle qu’elle se fait. Sous la dir. de M. Callons et B. Latour. Paris, 1991.

97

Dosse F. L’Empire du sens…, p.122–123.

98

Интересно, что идея сети социальных связей легла в основу безуспешных попыток микроисториков осуществить проект, с которым не удалось справиться макроистории, — создать единый глобальный способ исторического описания на основе анализа непосредственно взятой социальной реальности. Повторяемость этого демарша крайне симптоматична. Она указывает на неспособность выйти за рамки привычных метафор и образов, на замкнутость мысли в кругу традиционных для социальных наук сюжетов и идей. См.: Копосов Н. О невозможности микроистории // Казус. 2001.

99

Latour В. Pandora’s Норе…, р. 10.

100

Boltanski L., Thévenot L. De la Justification…, p. 436.

101

Ibid., p. 436–437.

102

Эта логика выражена еще более непосредственно в последних работах Тевено, см., например: Тевено Л. Наука вместе жить в мире // Неприкосновенный запас. 2004. № 35.

103

Новый реализм, адекватный современному этапу развития социальных наук, по словам Лорана Тевено, должен быть отличен от «классического реализма, от позитивистского, натуралистического реализма и от реализма естественных наук». С его точки зрения следует предусмотреть режим реальности не только для человека и человеческих отношений, как это делали социальные науки в прошлом, до кризиса, но и режим реальности предмета. Должны быть найдены разные режимы реализма — для человека, для социальных отношений и для материального предмета, по поводу которого эти отношения возникают.

104

Тевено Л. Наука вместе жить в мире…, с. 11.

105

Было бы преувеличением также пытаться отыскать в этом пафосе безусловную веру в познаваемость мира и в общественный прогресс как главный двигатель истории и науки, которые находятся в сердце построений Огюста Конта и его последователей.

106

Oexle O. G. L’histoire en débat: de Nietzsche à Kantorovitch. Paris, 2001. P.28.

107

Noiriel. G. Sur la «crise…», p. 62.

108

Ibid., p. 113.

109

Delacroix Chr., Dosse F., Garcia P.. Les courants historiques en France. XIXе — XXе siècles. Paris, 1999. P. 249, 277, 273.

110

Noiriel G. Op.cit. P.55 ff., Dosse F. L’Histoire: Cursus. Paris. 2000. P. 24 ff. Чтобы защитить своих предшественников от упрека в позитивизме, они противопоставили влиянию позитивизма на французскую историографию конца XIX в. попытки «историков-методистов» подражать немецким истористам (прежде всего Леопольду фон Ранке).

111

Если в конце 1980-х гг. призывы вернуться к «образцам социального знания», к основам профессионального мастерства таким, какими они были во второй половине XIX в., раздававшиеся как в Европе, таки за океаном, еще носили случайный, разрозненный характер (см., например: Stanford М. An Introduction to the Philosophy of History. Oxford, 1988), то сегодня они находят все более массовый отклик в сердцах историков, социологов, антропологов.

112

«1995 год — это точная дата начала позитивистской атаки, так как это дата великой забастовки. В 80–90-е гг. было ощущение, что борьба за просвещенную мысль, та борьба, которую вел Le Débat, завершилась триумфальной победой. Поэтому в номере, посвященном десятилетию журнала, и появилась статья под названием „Мы победили“. Но в 1995 г. произошел возврат популярности левых утопистов, для которых главной идеей стала идея сопротивления. Сопротивления чему? Нужно вспомнить и притягательность образа движения Сопротивления эпохи войны, коннотации которого пытались возродить. (Удивительно, когда все это происходит в абсолютно мирном обществе.) Это — стремление вернуть себе право заблуждаться: „Не смейте посягать на мою тупость! Это мое право — думать, как хочу!“ Этому тем труднее что-либо противопоставить, что речь идет не о философском вопросе, а об антропологическом отношении…» — говорит Пьер Нора.

113

См., например: Novick P. That Noble Dream…

114

Подробнее см. ниже «Предательство переводов».

115

Что касается других новаторских направлений, то Монжен, отдавая должное важности некоторых тем аналитической философии, с которой он тем не менее не связывает грядущее социальных наук, констатирует упадок популярности когнитивизма, вызванный тем, что «нагнали отставание в переводах».

116

Mongin О. Face au scepticisme…, р. 272.

117

Ibid., р. 389.

118

См. об этом в: Mongin О. Op. cit., р. 389. Этим наблюдениям точно соответствуют данные по переводам: см. выше «Эпоха переводов».

119

Novick P. Op. cit., р. 577.

120

Chattier R. Au bord de la falaise. L’histoire entre certitude et inquiétude. Paris, 1998. P. 9–10.

121

Раздел так и озаглавлен «История в конце 90-х гг.: интерпретативный плюрализм» (Chr. Delacroix, F. Dosse, P. Garcia. Les courants historiques…, p. 272).

122

R. Remond. «Du politique»: R. Remond (dir.), 1988. Pour une histoire politique. Paris, 1996.

123

Направление, предложенное Жаком Лакутюром.

124

P. Rosanvallon. «Pour une histoire conceptuelle du politique»: Revue desynthèse. 1986. № 1–2. Позднее это направление превратится в «рефлексивную историю»: P. Rosanvallon. «Le politique»: J. Revel et N. Wachtel (éd.), 1996.

125

G. Noiriel. «Les enjeux pratiques de la construction de l’objet. L’exemple de l’immigration». 1993.

126

Veyne P. Comment on écrit l′histoire. Essai d’épistemologie. Paris, 1971.

127

Копосов H. E. Как думают историки. М., 2001. С. 302 сл.

128

Novick P. Op. cit., р. 574, 576.

129

Roch D. «Les Historiens aujourd’hui. Remarques pour un débat»: Vingtième siècle. 1986. № 12. P. 4.

130

Подробнее об этом см.: Копосов Н. Е. Как думают историки…, с. 303.

131

О кризисе университета см. в особенности: В. Readings. University in Ruins. Cambridge (Mass.), London. 1996.

132

«Сегодня преобладает анонимная мысль. 50 лет назад в Le Monde писали известные всем журналисты, а сегодня — это неизвестные сменяющиеся авторы. Вчера на сцене были Камю, Сартр, Мерло-Понти, и они говорили обо всем. Сегодня мы переживаем период распада, умножения вопрошания и неуверенности… Это ощущение калейдоскопа: происходит практически постоянное изменение интеллектуальной сцены», — говорит в интервью М. Винок. См. также об этом: М. Winock. «A quoi servent (encore) les intellectuels?»: Le Débat. 2000. № 110.

133

Lindenberg D. Le rappel à l′ordre. Enquete sur les nouveaux réactionnaires. Paris, 2002. P. 10.

134

Долго эксплуатировавшееся историками и антропологами представление о «жажде реальности» средневековых людей или дикарей, отрицающее «подлинную» реальность во имя мифа, находит параллели в идеях этого современного философа. Подробнее см. в: Хапаева Д. Время космополитизма. СПб., 2002. Гл. «Монотонное время социальных наук».

135

Например: «Сегодня все основные понятия, используемые нами для описания существующего конфликта — „борьба с терроризмом“, „демократия и свобода“, „права человека“ и т. д. и т. п., — являются ложными понятиями, искажающими наше восприятие ситуации вместо того, чтобы позволить нам ее понять» (Жижек С. Добро пожаловать в пустыню реального! М., 2002. С. 8).

136

Koselleck R. Le future passé. Paris, 1990.

137

В частности, если начало переломного времени определяется очень точно, то датировка его конца выглядит гораздо более проблематичной. Все попытки его создателя представить, что сложившиеся в Sattelzeit понятия, которые прокладывали дорогу демократии западного типа, легли в основу современной немецкой демократии, несмотря на то что в предшествующую эпоху они же привели к фашизму, выглядят весьма сомнительными. Они становятся более понятны в контексте идеологической сверхзадачи построений Козеллека, а именно его попытки «объяснить» фашизм вторжением французских экспектаций в зону чуждого им немецкого опыта и тем самым переложить хотя бы часть вины за нацизм на Французскую революцию.

138

Гудков Л., Дубин Б. Молодые «культурологи» на подступах к современности // НЛО. № 50. С. 158.

139

Выступление Б. Дубина на круглом столе «Легко ли быть издателем?»: Современная книга. 16.12.2003. С. 2–3.

140

Гудков Л., Дубин Б. Раздвоение ножа в ножницы, или Диалектика желания // НЛО. № 47. С. 99, 100.

141

Согомонов А. Ю., Уваров П. Ю. Парадоксы вывихнутого времени // Конструирование социального. Европа. V–XVI вв. По мотивам летней школы «Как быть медиевистом: новые научные вызовы и университетские курсы Средних веков и раннего Нового времени». М., 2001. С. 136.

142

Бойцов М. А. Выступление на дискуссии по статье Бойцова // Казус. 1999. С. 74.

143

Об этом проекте Зорин говорил также на круглом столе «Философия филологии». См.: НЛО. № 17. С. 91.

144

О влиянии на современную интеллектуальную среду см. ниже с.

145

Эткинд А. Русская литература, XIX век: Роман внутренней колонизации // НЛО. 2003. № 59. С. 103.

146

Исключение составляет лишь Жак Ревель, цитирующий известное высказывание Броделя о том, что социальные науки находятся в постоянном кризисе. Но тут же он переходит к перечислению положительных сторон того ненормального положения, в котором находятся французские социальные науки, что, с его точки зрения, является отражением глубоких кризисных перемен во французском обществе.

147

Венедиктова Т. Между языком и дискурсом: кризис коммуникаций // НЛО. 2001. № 50. С. 91.

148

На полное отсутствие интереса друг к другу и на нежелание понять друг друга, даже когда дело доходит до работ близких коллег, жалуются практически все. «Какая-то жизнь есть, но она очень сегментирована — люди не очень друг друга знают и не очень хотят друг друга знать», — отзывается об этом А. Зорин.

149

«Фрагментация сообщества», идея распада и кризиса интеллектуальной среды и — шире — интеллектуальной жизни может быть выражена и в других терминах. Например, ее синонимом и отчасти объяснением выступает «кризис коммуникаций», под которым имеется в виду отсутствие нормальной циркуляции информации внутри сообщества, вызванное тем, что «никому ничего не интересно».

150

Отметим, что уже несколько лет назад С. Козлов точно так же оценивал ситуацию в гуманитарном поле, и краткая очарованность новым историзмом не смогла изменить этого впечатления. «Все, что имело место до этого (появления нового историзма. — Д.Х.), описывалось терминами „вышла еще одна статья-книга исследователя А, В или С“ (либо же, для ряда значимых случаев, „опять не вышла книга исследователя D, Е или F“, „наконец-то вышло комментированное издание писателя G“, „идет нормальная исследовательская, комментаторская, эдиционная работа“ — в общем, „все было нормально“, то есть не происходило ничего (по-другому это называется рутиной)» (Козлов С. Наши «новые истористы». Заметки по поводу одной тенденции // НЛО. 2001. № 50. С. 115).

151

Об институциональном и финансовом кризисе науки говорят все и пишут многие. «В основном в постперестроечной Москве началось угасание центров. В конце 1980-х — в 1990-х гг. это стало очевидно, в Питере это еще хуже… Я ушел из Института мировой литературы, ибо от академических учреждений веяло склепом, и это так и продолжается. В академии была плохо налажена преемственность поколений. Они не преподавали — не было притока новой крови. Советская действительность к этому располагала. А когда она рухнула, то даже в возрастном смысле все это оказалось очень дряблым. Во-вторых, в СССР был другой принцип финансирования науки, система эта была плохая, но ведь на ее место не пришло ничего. В СССР младший научный сотрудник с трудом мог прожить на оклад, а теперь это невозможно. Люди сохраняют работу в Академии наук как визитную карточку. Западные фонды не смогли ликвидировать этот дефицит — это кризис», — рассказывает С. Ю. Неклюдов.

152

Подробнее см.: Хапаева Д. Время космополитизма. Очерки интеллектуальной истории. СПб., 2002.

153

Обычно, зарождаясь как орган определенного направления (например, «НЛО» — издание, тесно связанное, особенно в начале, с московско-тартуской школой, «Одиссей» — журнал исторической антропологии, «Казус» — микроистории, «Новая русская книга» возникла как журнал рецензий в области социальных наук), эти журналы впоследствии значительно расширили свою проблематику, постепенно превращаясь в общегуманитарные журналы.

154

Зорин А. Л. Кормя двуглавого орла… М., 2002.

155

Копосов Н. Е. Как думают историки. М., 2001.

156

Выступление Ядова В. А.: Ленинградская социологическая школа (1960–1980-е гг.). Материалы международной научной конференции 23–25 сентября 1994 г. М.; СПб., 1998. С. 19.

157

Гуревич А. Я. Комментарий очевидца // Одиссей. 2003. С. 302.

158

Гуревич А. Я. Историк среди руин. Попытка критического прочтения мемуаров Е. В. Гутновой // Средние века. М., 2002. № 63. С. 378.

159

Проскурин О. История литературы и идеологические контексты // НЛО. 2001. № 50. C. 141.

160

Здравомыслова Е. А. Ленинградская социологическая школа…, с. 136.

161

Ядов В. А. Ленинградская социологическая школа…, с. 12.

162

Фирсов Б. М. История советской социологии 1950–1980-х гг. Курс лекций. СПб., 2001. С. 189, 114.

163

Воронков В. М. Ленинградская социологическая школа…, с. 132.

164

Воронков В. М. Там же, с. 131.

165

Ядов В. А. Ленинградская социологическая школа…, с. 169. См. также: Российская социология шестидесятых годов в воспоминаниях и документах / Под ред. Г. С. Батыгина. М., 1999.

166

Фирсов Б. М. История советской социологии…, с. 112.

167

Здравомыслов А. Г. Российская социология шестидесятых годов в воспоминаниях и документах…, с. 156 след.

168

Фирсов Б. М. Там же, с. 96.

169

Гутнова Е. В. Пережитое. М., 2001.

170

См.: Сванидзе А. А. Несколько слов об исторической памяти в связи с автобиографией историка // Средние века. М., 2002. № 63. С. 359.

171

Гуревич А. Я. Историк среди руин…, с. 391.

172

«По положению Нине (Н. А. Сидорова — центральное действующее лицо в погроме и отставке Косминского и Неусыхина, получившая в результате ряд руководящих позиций. — Д.Х.) приходилось проводить в жизнь все эти безумные кампании, ей, как человеку, отвратительные. Это вынуждало ее вести двойную жизнь, двоедушничать, что было для нее невероятно трудно…» (Гутнова Е. В. Пережитое…, с. 331–332).

173

Гуревич А. Я. Историк среди руин…, с. 368.

174

Миронов Б. Н. Социальная история России. СПб., 1999. С. 17.

175

См. например: Nolte Т. Between Myth and Revisionism? The Third Reich in the Perspective of the 1980s: The Aspects of the Third Reich / Ed. by H. W. Koch. London, 1985.

176

«Советская историография, на мой взгляд, отличалась негативизмом в отношении отечественной истории дооктябрьского периода, подобно тому, как современная историография — в отношении советского периода. <…> Пожалуй, нигде в мире историки не изображают столь негативно историю собственной страны. Можно удивляться, как подобный негативизм не породил у русских общенациональный комплекс неполноценности и не отнял гражданское мужество. <…> В процессе формирования нации без мифотворчества не обходится нив одной стране. Однако большинство мифов о России, как это ни парадоксально, не поднимает, а несправедливо унижает наше национальное достоинство» (Миронов Б. Н. Социальная история России…, с. 15).

177

Там же, с. 16.

178

Непосредственным примером работы клиотерапии в области социальных наук можно назвать появление целого направления в изучении советской повседневности, приверженцы которого рассматривают советскую историю как набор пикантных бытовых эпизодов. Семиотика коммунальных квартир, покаянные практики 1920-х гг. или блат — таков далеко не полный набор тем «советского исторического китча». Анекдоты о повседневности сталинской поры исходят из стремления удовлетворить тягу к экзотизму, легко включая советское прошлое в индустрию исторического туризма. Следуя в этом за зарубежными коллегами, российские исследователи повседневности превращают советское прошлое в этнографический дивертисмент, индустрию развлечений, по отношению к которой моральные суждения всегда слегка гротескны. Подробнее об этом см.: Koposov N. Post-Soviet Historiography: Rupture and Continuity. Paper presented at the workshop «Recent History». March 2004. Budapest.

179

И. Д. Прохорова продолжает: «Ведь если мы посмотрим на развитие западноевропейского общества, то мы увидим, что противоядия против обаяния фашистских идей так и не было найдено. Война и военная катастрофа оказались единственным аргументом, который имел большой отрезвляющий эффект. Но интеллектуального противодействия так и не было найдено. И сейчас мы видим возрождение и реминисценцию эстетики силы. <…> Свастики — это все, конечно, бутафория. Речь идет не о немецком фашизме, а о тоталитарном сознании. Это — эстетический вопрос. Недостаточно бранить коммунизм, фашизм — это пустой звук. <…> Это проблема эстетической войны. Не идеологической, не политической, а эстетической. И для России это огромная проблема».

180

Эткинд А. Русская литература, XIX век: роман внутренней колонизации // НЛО. № 59. С. 104.

181

О формировании современного отношении к прошлому подробнее см.: Хапаева Д. Время космополитизма…, Гл. «Запад настанет завтра».

182

Эткинд А. Материя и память: культурные механизмы политической скорби в России и Германии // Коллегиум. 2004. № 1–2. С. 86.

183

Булгаков М. А. Театральный роман. М., 1988. С. 328.

184

Гаспаров М. Л. Как писать историю литературы // НЛО., № 59. С. 145.

185

Эткинд А. Роман внутренней колонизации…, с. 103.

186

Бойцов М. А. Вперед, к Геродоту! // Казус. 1999. С. 30. Ср. здесь позицию Нуарьеля, генеалогию которой он справедливо возродит к «методической школе».

187

Бойцов М. А. Дискуссия по статье Бойцова…, с. 75.

188

«Отменить позитивизм нельзя, потому что в основе всякой науки лежит позитивный интерес к источнику…» (Юрганов А. Опыт исторической феноменологии // Вопросы истории. 2001. № 9. С. 43). Ср. аналогичные высказывания: Forum AI // Ab Imperio. 2002. № 1. С. 526.

189

«В чем бы историки ни усматривали первопричину исторического движения, они пытались понять его в целом. Не обязательно это были осознанные попытки, большинство историков, как известно, не теоретики. Но каким бы мелким фрагментом прошлого историк ни занимался, в его распоряжении были понятные правила обобщения, позволяющие внести свой кирпичик в коллективно возводимое здание исторической науки. А эта последняя была призвана, хотя бы в перспективе, объяснить движение общества в целом. Сегодня, после распада „функционалистских парадигм“ (прежде всего марксизма и структурализма), таких правил обобщения нет» (Копосов Н. Е. Хватит убивать кошек! С. 98–99).

190

История с переименованием благодаря стараниям современных исследователей позитивистской школы французской историографии в «методическую» служит исчерпывающей иллюстрацией сказанного.

191

Копосов Н. Е. Советская историография, марксизм и тоталитаризм // Одиссей. 1992. М., 1994.

192

Воронков В. Этот безумный, безумный, безумный количественный мир // Неприкосновенный запас. 2004. № 3.

193

«Говорить о национальной традиции не приходится. Она была прервана в 1917 г. От Сорокина до Ядова ничего не было. Мы создавали социологию вовсе не на базе каких-то традиций и не на базе русской дореволюционной социологии 20-х гг. или Сорокина, которые лежали в спецхране и не были известны, а на базе американской социологии 50-х гг., американских работ и учебников. <…> Ядовская школа опиралась на серьезную западную литературу, мы ее знали, а поэтому наши мальчики и девочки не открывали Америк — Парсонс, Мертон, а не Бергер — Лукман — функционализм, а не символический интеракционизм…» — вспоминает об этом в интервью И. С. Кон.

194

«Лотман был идеалом, потому что он сам целенаправленно и активно пестовал идеал филологического позитивизма… хотя в своей практике он далеко уходил от этого», — считает С. Козлов.

195

Гаспаров М. Л. Как писать историю литературы // НЛО. № 59. С. 145.

196

Копосов Н. Е. Хватит убивать кошек! С. 138.

197

Чтобы оценить по достоинству значение идеологии профессионализма, лучше предоставить слово одному из тех, кому она служила верой и правдой на протяжении долгих лет советской власти: «Коллективная иммунная защита от власти на основе „игр по правилам“. В этом случае нет открытого протеста или борьбы, но есть скрытое сопротивление попыткам идеологизации науки, профессиональной деятельности. Поведение внутри замкнутого круга профессионалов не совпадает с официальным внешним поведением. Это давалось нелегко, требовало определенной способности к „мимикрии“, к колебаниям вместе с линией партии. Но выигрыш был очевиден — сохранялась профессиональная среда. „Правила игры“ включали в себя определенную интеграцию с системой и вынужденно-примирительное отношение к некоторым нелегитимным действиям и запретам со стороны власти (например, часть интеллигенции еврейской национальности не стремилась к оформлению документов для выезда за границу в значительной мере из-за того, что боялись быть не выпущенными и стать „мечеными атомами“ — „отказниками“» (Фирсов Б. М. История…, с. 121). Такова позиция, с которой Фирсов, как мы узнаем на с. 134 этого издания, самоидентифицируется.

198

Этому в особенности способствовала позиция большинства приверженцев школы, приводившая к достижению независимости «не внешним освобождением, но внутренним замыканием» (Гаспаров Б. М. Тартуская школа 60-х гг. как семиотический феномен // Московско-тартуская семиотическая школа. История. Воспоминания, размышления / Под ред. С. Ю. Неклюдова. М., 1998. С. 60).

199

Погружение в чистую герметическую среду общения ощущалось как позитивный опыт, что «адекватно выражало направление умов его членов, их коллективную профессиональную и психологическую ценностную установку» (Там же. С. 62–63).

200

Серебряный С. Д. «Тартуские школы» 1966–1967 гг. // Московско-тартуская семиотическая школа…, с. 128.

201

Конечно, со временем идеология профессионализма в своем позитивизме пошла дальше Тарту. Здесь можно привести в пример школу истории античности А. И. Зайцева — пестуя тот же идеал личности, что и Тарту, он отвергал структурализм, как ненаучную теорию, считая его представителей «интеллектуалами, балаболками» и т. д.

202

О ее распространенности в постсоветской России см. также: N. Koposov, D. Khapaeva. «Experimenting with Liberal Education in Russia: The Break with Soviet-Era Conventions»: Russia’s Fate through Russian Eyes. Voices of the New Generation. Ed. by H. Isham N. M. Shklyar. 2001.

203

Копосов H. при участии О. Бессмертной. «Юрий Львович Бессмертный и „новая историческая наука“ в России»: Homo Historicus. К 80-летию со дня рождения Ю. Л. Бессмертного. М., 2003. Кн. 2.

204

Прагматизм может быть рассмотрен как отказ от вопроса об истине, осознание невозможности финального и тотального объяснения, следовательно, как возвращение к здравому смыслу, как «практичность», «приспособленность к жизни». «Прагматический горизонт» понимается как альтернатива «романтизму», противостоящая иллюзиям подлинность жизни. Прагматизм также может означать — и часто означает — цинизм: «…прагматики (куда входили многие консервативные идеологи) отдавали науку (социологию) в полную власть марксизма и настаивали на ее исключительно эмпирическом характере. В итоге, несмотря на многолетний спор, „развод“ социологической науки с истматом в доперестроечные времена так и не состоялся» (Фирсов Б. М. История российской социологии…, с. 38).

205

Бойцов М. Вперед, к Геродоту!.. с. 72.

206

Там же, с. 40. «Теперь же самой характерной тенденцией… стал относительный рост „знаточеского“, а не „концептуального“ знания. Едва ли не впервые в нашем веке появляется целое поколение, не пугающееся работы в архиве и умеющее там работать. Конкретное знание конкретного вопроса ценится куда больше умения вписать его в „широкий исторический контекст“. <…> Сообщество будет чем дальше, тем больше дробиться на мелкие группы узких, но свое дело хорошо знающих и вовлеченных в международные связи профессионалов, правда, скучающих в обществе коллег, занимающихся иными темами, и вызывающих смертельную скуку у тех. Собирать их под один методологический флаг — дело совершенно безнадежное… Ни выявлять закономерности, ни предлагать обществу пути спасения эти люди больше не будут» (Там же, с. 34).

207

«Иными словами, „текст“ может в какой-то момент пониматься как биологический индивиду то есть образование, не имеющее за собой никакой идеологии и культурной традиции» (Ямпольский М. История культуры как история духа и естественная история // НЛО. № 59. С. 26, 76). В интервью Латур поясняет, что поскольку он занимается точными науками, то он знает, что у них есть огромные преимущества. Например, переносчиком влияния может быть инструмент. Если его переносят из одной лаборатории в другую, то он переносит интеллектуальное влияние, и это можно проследить, и это совершенно объективно. Может также происходить обмен биологическими продуктами, например: мышей-мутантов из одной лаборатории посылают в другую. Но и в социальных науках можно найти эквивалент (переносчику влияния) в точных науках, хотя это гораздо труднее. Например, «книга» или «идея» не являются таковыми. На вопрос, «Может ли книга являться переносчиком интеллектуальных влияний и быть рассмотрена как мышь?», Латур пояснил, что книга, конечно, может быть рассмотрена как мышь, если она сопровождается всей необходимой экипировкой.

208

Ямпольский М. История культуры как история духа и естественная история…, с. 45.

209

Там же. С. 77, 71, 76. Интересно добавить, что поворот к субъекту или к «индивидуальности» и «сингулярности» тоже не оставляет Ям-польского равнодушным, хотя и мыслится им по аналогии с «живыми организмами» (Там же. С. 95).

210

Заметим, что распространение постмодернизма в России происходило прежде всего благодаря художникам и искусствоведам, а также литераторам и литературоведам, но никак не благодаря представителям социальных наук. Его триумф среди философов, безусловно, имел бы более серьезные последствия для гуманитарных наук, если бы философия обладала большим влиянием и лучшей репутацией в академии. Но привычка не принимать философов всерьез, укоренившаяся за годы советской власти, «оберегла» их коллег из других дисциплин от постмодернизма.

211

Уваров П. Ю. Апокатастасис, или Основной инстинкт историка // Историк в поиске. М., 1999. С. 204.

212

Некрофилия не является национальной особенностью российских историков, хотя и отличает их от французских коллег, возможно, потому, что ницшеанские мотивы встретили отпор в творчестве Люсьена Февра. Сходное признание мы обнаруживаем у лидера нового историзма американского историка Стивена Гринблатта, начинающего одну из своих книг фразой: «Мной руководило желание поговорить с мертвыми» (Greenblatt St. Shakesperean Negotiations. The Circulation of Social Energy in Renaissance England. Berkely and Los Angelos. 1988. P. 1).

213

Так, в личных связях с Америкой видит причину интереса к новому историзму Козлов: «На популярности нового историзма сказался субъективный фактор. Это связано с тем, что и Зорин, и Эткинд связаны с США. Это было прагматическое решение. Эткинд сам провозглашает свою связь с новым историзмом, а для Проскурина и Зорина это не является программной ориентацией. Ровно потому же новый историзм важен для Эткинда и Зорина, почему для Зенкина важны французские авторы — это личная судьба».

214

Greenblatt St. «Towards a Poetics of Culture…», p. 6. О марксистских корнях нового историзма см.: Gallagher С. «Marxism and the New Historicism»: The New Historicism. Ed. By H. A. Veeser. London. 1989.

215

Козлов С. Наши «новые истористы». Заметки об одной тенденции // НЛО. 2001. № 50. С. 124.

216

Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. М., 1998. С.151.

217

Все работы этого исследователя роднит этот поиск: Эткинд А. Эрос невозможного. СПб., 1993; Эткинд А. Содом и Психея. Очерки интеллектуальной истории Серебряного века. М., 1996; Эткинд А. Хлыст. Секты, литература и революция. М., 1998; Эткинд А. Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и интертекстах. М., 2001.

218

Проскурин О. Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест. М., 1999. С. 300.

219

По словам Марка Ферро, ни один номер «Анналов» не обходится без статьи, рассказывающей о создании новой науки или, как минимум, нового направления.

220

См. в качестве примера: Heinich N. «Pour une neutralité engagée…».

221

Это наблюдение было подсказано Н. Копосовым.

222

Подробнее об этом см.: Морев Г. После глянца. Медия 1990-х: историко-юбилейные записки // НЛО. 2001. № 50.

223

Там же, с. 393. По прошествии нескольких лет Г. Морев в интервью соглашался, что «весь этот проект был страшно герметичным даже для аудитории интеллектуалов».

224

Барт Р. Избранные работы. Семиотика, поэтика / Пер. Г. Косикова. М., 1989.

225

Эткинд А. Новый историзм, русская версия // НЛО. 2001. № 47.

226

Гудков Л., Дубин Б. Раздвоение ножа в ножницы, или Диалектика желания…, с. 91, 99, 81.

227

Важнейшими понятиями для наведения порядка являются «институционный контроль», «высокоупорядоченное взаимодействие» ученых, «системы контроля», (о которых трижды упомянуто на одной странице) (Там же. С. 88, 89, 99).

228

Эткинд А. Два года спустя // НЛО. 2001. № 47. С. 105.

229

Там же, с. 111.

230

Проскурин О. Литературные скандалы пушкинской поры. М., 2000.

231

Проскурин — филолог по образованию, а Эткинд — психолог, что кажется его оппонентам достаточным основанием отказывать ему в праве писать о русской литературе.

232

Панов С. Рецензия на книгу О. Проскурина «Литературные скандалы пушкинской поры» // НЛО. 2001. № 47. С. 365–377.

233

На это также указывает в своей статье, посвященной новому историзму Козлов: «Проскурин и Зорин не дают никаких определений своему методу, они воздерживаются от обязывающий самоназваний»: Козлов С. Наши «новые истористы»…, с. 122.

234

Эткинд А. Новый историзм, русская версия…, с. 7, 8, 11, 29.

235

Проскурин О. Поэзия Пушкина…, с. 12.

236

Критики говорят о нелюбви новых истористов к теории: Thomas В. «The New historicism and other old fashioned topics»: The New Historicism…, p. 187–188.

237

Fox-Genovese T. «Literary Criticism and the Politics of the New Historicism»: The New Historicism. Ed. By H. A. Veeser. Routledge. 1989.

238

Монроз Л. А. Изучение Ренессанса: Политика и поэтика культуры // НЛО. 2000. № 42. С. 16.

239

Козлов С. На rendez-vous с новым историзмом // НЛО. 2000. № 42. С. 7.

240

Veeser H. A. «Introduction: The New Historicism»: The New Historicism…, p. XIV. О непротиворечивости нового историзма позволяет судить определение Абрамса, которое цитирует Козлов: Козлов С. На rendez-vous с новым историзмом…, с. 7.

241

«Его методология сочетает три компонента: интертекстуальный анализ, который размыкает границы текста, связывая его с многообразием других текстов, его предшественников и последователей, дискурсивный анализ, который размыкает границы жанра, реконструируя прошлое как единый, многоструйный поток текстов, и, наконец, биографический анализ, который размыкает границы жизни, связывая ее с дискурсами и текстами, среди которых она проходит и которые она продуцирует» (Эткинд А. Новый историзм, русская версия…, с. 7–8).

242

Fox-Genovese. Op. cit., p. 213; Thomas. Op. cit., p. 187, 201.

243

Одно из наиболее удачных определений историзма см.: Schnadclbach Н. Philosophy in Germany 1831–1933. Cambridge, London., New York. 1984.

244

Эткинд А. Новый историзм, русская версия…, с. 31, 13, 8.

245

Там же. С. 33.

246

Там же. С. 9, 14. Эткинд ссылается на работы предшественников, в частности, И. Паперно, которая показывает, как творчество Чернышевского заставляло буквально понимать и воплощать в биографии поэтические тропы (Эткинд А. Новый историзм, русская версия…, с. 13, 17).

247

Отрицанием этой теории озабочены многие филологи. Так, например, А. Зорин специально отмечает в интервью, что теория имманентных рядов и есть та самая вещь, в которую он «твердо не верит».

248

Эткинд А. Новый историзм, русская версия…. с. 31, 33, 37.

249

Эткинд А. Два года спустя…., с. 109.

250

Там же. С. 9, 19, 12, 16.

251

Эткинд А. Новый историзм, русская версия…, с. 18, 22, 28.

252

Там же. С. 21, 23. Другая идея, которая крайне важна для творчества Эткинда, — представление о памяти текста.

253

Там же. С. 7.

254

Свои главные понятия, а именно «структуры значений» и «насыщенное описание», Гирц заимствует у Гилберта Райла, тогда как идея «местного знания» унаследована им от Б. Малиновского за вычетом функционалистских взглядов великого антрополога (Подробнее см.: V. P. Pecora. «The Limits of local Knowledge»: The New historicism…, p. 243–246).

255

Trencher S. R. Mirrored Images. American Anthropology and American Culture. 1960–1980. Westport. London, 2000. P. 36, 364.

256

Ibid., p. 179.

257

Об этом упоминает и сам Зорин в своем предисловии: Зорин А. Кормя двуглавого орла…, с. 15.

258

Pecora V. P. «The Limits of Local Knowledge…», p. 248 ff.

259

К такому взгляду на мэтра очевидно присоединяется и Зорин: «Недоступную традиционным теоретическим моделям лакуну Гирц попытался заполнить тем, что он сам назвал „семиотическим подходом к культуре“» (Зорин А. Кормя двуглавого орла…, с, 13).

260

Там же. С. 19, 12.

261

Свой краткий негативный обзор творчества Мангейма он завершает следующими словами: «Однако, сколь бы богат ни был набор средств антиидеологической гигиены, находящийся в распоряжении исследователя, роковой вопрос об обусловленности самого социолога и его анализа не может быть снят с повестки дня» (Зорин А. Кормя двуглавого орла…, с. 12). Добавим к этому, что предложенная Мангеймом идея о социальной необусловленности (и, следовательно, идеологической свободе) интеллектуала, которая была гарантом разграничения ложного и научного сознания, а также гарантом самой возможности последнего, давно перестала волновать умы — в свете вовлеченности интеллектуалов во все идеологические грехи истекшего столетия.

262

Там же. С. 19.

263

«Forum Аl»: Ав Imperio, 2002. № 1. С. 470–555.

264

«Среди молодых людей началась настоящая мода на X. Уайта, через тридцать лет спустя после выхода в свет „Метаистории“, в результате появления русского перевода. И очень интересно следить, что они пытаются делать классические позитивистские работы на этой базе. Уайт страшно бы удивился тому, как работает его техника в далекой России», — рассказывает А. Зорин.

265

Проскурин О. Поэзия Пушкина…, с. 11.

266

Там же, «Предисловие».

267

Козлов С. Наши «новые истористы»…, с. 122.

268

«Однако при всей эффективности исторического и социологического подходов критика социальных наук не может ими ограничиться. Более того, ее главный смысл видится в изучении не столько социальных, сколько интеллектуальных оснований наук о человеке. Именно так, безусловно, понимала дело критическая философия истории. Сегодня же интеллектуальные или, если угодно, когнитивные основания социальных наук в наименьшей степени изучены и даже почти не осознаны в качестве предмета возможного изучения» (Копосов Н. Е. Хватит убивать кошек, с. 15).

269

Там же. С. 115.

270

Там же. С. 87.

271

Там же. С. 196.

272

Там же. С. 182.

273

Там же. С. 92.

274

Остин Дж. Значение слова // Избранное. М., 1999. С. 320.

275

О различных аспектах современного цивилизационного кризиса см: Liotard J.-F. La condition postmoderne. Paris, 1979; Бек У. Что такое глобализация? Ошибки глобализма — ответы на глобализацию. М., 2001; Anderson P. The Origins of Postmodernity. L.; NY., 1998; Zizek SI.. The Ticklish Subject. The Absent Center of Political Ontology. L.; NY., 1999; Жижек Сл. Добро пожаловать в пустыню реального! М., 2002; Нора П. Между памятью и историей // Франция-память. СПб., 1999; Agamben G. Homo Sacer. Le pouvoir souverain et la vie nue. Paris, 1997; Грей Дж. Поминки по Просвещению. М., 2002.

276

Об изменении характера прошлого см.: Нора П. Эра коммемораций // Франция-память…, с. 36, 119, 142–143.

277

О кризисе восприятия времени и об утрате настоящим телеологического смысла см.: Zawadzski P. «Malaise dans la temporalité»: Malaise dans la temporalité. Sous la dir. de P. Zawadzski. Paris, 2002.

278

Уэльбек М. Элементарные частицы. М., 2003. С. 22–23.

279

Oexle O. G.. L’histoire en débat: de Nietzsche à Kantorovitch. Paris, 2001. P. 11.

280

Sfez M. «La crise du temps et l’utopie de la santé paifaite»: Malaise dans la temporalité…, p. 192.

281

Ibid., p. 194.

282

Уэльбек М. Элементарные частицы…, с. 64.

283

Уэльбек М. Мир как супермаркет. М., 2003. С. 54.

284

Bachelet В. Sur quelques figures du temps. Paris, 1996. P. 172.

285

Попутно нельзя не отметить, что эти теоретические достижения влияют на «состоянии души» самих представителей естественных наук, о чем свидетельствует, например, вывод, которым завершается популярный обзор современного состояния физики, вывод, появление которого было трудно ожидать еще десятилетие назад: «Остается лишь время души, освобожденной от времени вещей, в которой нет ничего, кроме некоторых ценностей» (Ibid., р. 167).

286

Уэльбек М. Элементарные частицы…, с. 206.

287

Уэльбек М. Мир как супермаркет…, с. 47.

288

Lévy-Bruhl L. La mentalité primitive. Paris, 1976. P. 29.

289

Malaise dans la temporalité…

290

Например: «Читатель, который захочет постичь Пруста в свете Хайдеггера, обнаружит…» (Kristeva J. Le temps sensible. Proust et l’expérience littéraire. Paris, 1994. P. 529).

291

Эткинд А. Новый историзм, русская версия…, с. 20.

292

Франсуа Артог рассматривает презентизм как диагноз современного кризиса восприятия времени, улавливать, описывать и объяснять который становится важнейшей задачей историка (Hartog F. Régimes d’historicité. Présentisme et expériences du temps. Paris, 2003. P. 27).

293

Hartog F. Régimes d’historicité…, p. 27.

294

Ibid., p. 28, 217.

295

Ibid., p. 13.

296

«Современный опыт вечного настоящего, обремененного долгом как по отношению к прошлому, так и будущему, означает, вероятно, переход от одного режима историчности к другому»: Ibid., р. 218.

297

Вспомним для примера хотя бы идею «распада связи времен», крайне популярную риторическую фигуру в дискурсе российских средств массовой информации, которая позволяла осмыслять происходящее в начале 1990-х гг., а именно сравнивать российскую современность и Запад, с одной стороны, и советское и дореволюционное прошлое с другой: Хапаева Д. Время космополитизма…, Гл. «Запад настанет завтра».

298

Письмо Эйнштейна, адресованное после смерти М. Бессо к семье покойного (21.03.1955) (Е. Klein. «Temps»: Dictionnaire d’histoire et philosophie des sciences. Sous la dir. de D. Lecount. Paris, 1999).

299

Например: «Одно из следствий теории относительности Эйнштейна состоит в том, что не существует абсолютного времени, равного для всех наблюдателей вне зависимости от их положения в пространстве и их движения», — писала газета «Ле Монд» (Le Monde. 1977. 23 novembre).

300

Например: «Из теории Эверетта следует масса ошеломляющих следствий. <…> Она объясняет многие странные явления — от НЛО, призраков до всяческих полтергейстов. И самое загадочное, здесь надо сосредоточиться: не только Будущее обладает вероятностью, но даже Прошлое! Для этого надо ввести понятие „психологическое время“ для каждого наблюдателя. Не исключено, что теория Эверетта сможет объяснить некоторые болезни как, например, синдром Вернера, когда человек катастрофически быстро стареет из-за редкого генетического сбоя. И еще следствие: квантовая механика объясняет, почему история так запутана и неоднозначна», — писала газета «Известия» (Лесков С. Призраки из двойной Вселенной // Известия. 2002. 20 декабря. С. 2).

301

Как известно, Ницше был внимательным читателем трудов Больцмана, Леви-Стросс — Эйнштейна, Бергсон пытался полемизировать с теорией относительности Эйнштейна, и т. д. Не случайно в заключении к «Эссе о непосредственных данных сознания» Бергсон прямо ссылается на разрушение традиционного представления о реальности современными ему достижениями физики: См.: Bergson Н. Essai sur les données immédiates de la conscience. Paris, 1991. P. 167.

302

Bachelet B. Sur quelques figures du temps…, p. 153. Современная критика говорит о детерминизме теории Эйнштейна, поскольку пространство-время является абсолютно детерминированной величиной, где нет места случайности, есть только незнание. См., например: R. Penrose. L'esprit, Гordinateur et les lois de la physique. Paris, 1992.

303

Ibid., p. 153.

304

Ibid., p. 166.

305

Время и современная физика / Под ред. Д. А. Франк-Каменецкого; Пер с фр. Г. Зайцева. М., 1970. С. 94, 96; Коста де Браво О. Второй принцип науки о времени // Время и современная физика…, с. 135.

306

См.: Андраде э Силва Ж. Л., Лошак Ж. Поля, частицы, кванты / Предисл. Луи де Бройля. М., 1972. Наиболее известная попытка вернуть необратимое время миру была предпринята в теории хаоса И. Пригожиным. Интересно, что свой демарш он обосновывает в морально-этических категориях: «Научная объективность утрачивает смысл, если она в конечном счете объявляет нашу взаимосвязь с миром чем-то призрачным, низведя ее до уровня „чисто субъективной“, „чисто технической“ или „чисто инструментальной“. Все наши измерительные устройства, все наши инструменты научной объективности, без которых не было бы физики, позволяют нам сделать вывод о том, что стрела времени существует. <…> Вневременные законы физики мы не можем считать подлинным „отражением“ фундаментальной истины физического мира, ибо такая истина делает нас чужими в этом мире и сводит к простой видимости множество личных явлений, которые мы наблюдаем» (Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. М., 1999. С. 48, 252). Несмотря на то что эта идея оказалась одной из причин популярности теории хаоса (в том числе и в социальных науках в начале 1990-х гг.), в ее основе лежало глубокое внутреннее противоречие: Пригожин попытался сделать вывод об объективном существовании «стрелы времени» в необратимых хаотических замкнутых системах. Но его теория разрешает существование только автономных систем, время которых по определению должно быть тоже автономно и, следовательно, конечно — даже если принять допущение, что стрела времени в этих системах имеет всегда только одно направление: из прошлого в будущее. Как известно, Пригожин сформулировал свою исследовательскую программу исходя из критики детерминизма квантовой теории. Напротив, критики Пригожина утверждали, что для существования его системы Творец необходим и как исходный постулат, и как конечный вывод, ибо для того, чтобы эта модель могла работать, в хаотической пустоте вселенной с необходимостью должны были возникнуть случайные совпадения, в результате которых начавшиеся процессы должны были локально удаляться от состояния равновесия. Следовательно, «случайность» приобретает характер нового детерминистического закона (См. критику идеи необратимости у Пригожина: Price Н. «Chaos theory and the difference between past and future»: Time, Order, Chaos. The study of time IX. Ed. By J. T. Fraser, V. H. Soulsby, F. J. Argyros. Vadison, Connecticut, 1998; Bachelet B. Op. cit, p. 196 ff).

307

Bergson H. Essai sur les données immédiates de la conscience…, p. 170. Напомним, что для Бергсона чистая протяженность субъективного сознания непрерывна в отличие от объективного, внешнего времени.

308

Гуссерль Э. Собрание сочинений. М., 1994. Т. 1: Феноменология внутреннего сознания времени. С. 147.

309

См. в особенности параграф 36. «Темпорально-конститутивный поток как абсолютная субъективность»: Гуссерль Э. Там же. С. 79. См. также о восприятии времени у Гуссерля: Granel G. Le Sens du Temps et de la Perception chez E. Husserl. Paris. 1996; D. Carr. Time, Narrative and History. Bloomington; Indianapolis, 1986.

310

Ср. анализ французского критика и комментатора Хайдеггера Жана Грейша: Greisch J. Ontologie et temporalité. Esquisse d’une interprétation intégrate de Sein und Zeit. Paris, 1994. P. 321–325.

311

«В этом смысле описание архива диагностирует нас. Отнюдь не потому, что оно позволяет нам создать картину наших отличительных черт и набросать заранее контуры того, чем мы станем в будущем. Но оно лишает нас нашей непрерывности. Оно растворяет ту временную идентичность, в которой мы так любим разглядывать себя, чтобы скрыть разрывы истории. Оно разрывает нить трансцендентальных теологий, и там, где антропологизаторская мысль исследовала бытие человека или его субъективность, оно разрушает самую идею другого и внеположенного. Диагностика, понятая так, не определяет постоянство нашей идентичности с помощью игры различий. Она устанавливает, что мы есть отличие, что наш разум — это отличие дискурсов, наша история — отличие времен, наше я — отличие масок. Что отличие — это рассеивание, дисперсия того, чем мы являемся и что мы творим» (Foucault М. L’archéologie du savoir. Paris, 1969. P. 172).

312

Образ времени как уникальной и единой гомогенной линии, направленной из прошлого в будущее, сменяется множеством расходящихся темпоральных режимов прерывного времени «мутаций» и «трансформаций», «серий событий» и «процессов». Главной временной категорией анализа архива, чтобы не сказать единственным «содержанием» времени «мутаций» и «трансформаций», ни имеющих ни начала прошлом, ни конца в будущем становится настоящее (Ibid., р. 99, 220).

313

Idem, р. 172. Конечно, время мутации и трансформаций было важным шагом на пути уничтожения трансцендентального субъекта и разрушения субъектно-объектной дихотомии. Тем не менее прерывное время архива, бросившее вызов объективному, линейному, непрерывному времени истории и время трансцендентального субъекта, может быть рассмотрено как симптом и этап на пути формирования собственного времени.

314

О движении к историческому разуму в трудах немецких истористов см.: Schnadelbach Н. Philosophy in Germany 1831–1933. Cambridge; L.; NY., 1984.

315

Подробнее об этом см. в: Хапаева Д. Время космополитизма…, Гл. «Монотонное время социальных наук».

316

См., например: Fabian J. Time and the Other. How Anthropology Makes Its Objects. New York, 1983; Bensa A. «Images et usages du temps»: Terrain. 1997. № 29. P. 24. О темпоральностях социального мира: Pomian К. L’Ordre du temps. Paris, 1984; Chesneaux J. Habiter le temps. Passé, présent, futur: esquisse d’un dialogue possible. Paris, 1996. Последовательное применение к изучению восприятия времени «исторического подхода» можно обнаружить в работе Артога, где он предполагает наличие особого «порядка времен» для каждого отдельного общества и говорит об экономическом и социальном времени (Hartog F. Op.cit., p. 27, 207 ff).

317

Хапаева Д. Время космополитизма…, Гл. «Прошлое как вызов истории».

318

В известном смысле, конечно, можно назвать настоящее, поглотившее и будущее и прошлое, сведшее их к неразличимости единственного времени (где больше нет ни «до», ни «после»), времени, динамизм которого обеспечивается лишь благодаря наполненности этого прерывного настоящего протеканием в нем отдельных, не связанных между собой мутаций и трансформаций, тогда как изменения этого настоящего проявляются исключительно как их внутреннее состояние, особым темпоральным режимом, особым «типом» времени. Именно такого рода аргумент позволял Фуко, называя это безграничное пространство «настоящим», отводить от себя обвинения в стремлении «остановить время» (Foucault М. L’archéologie…, р. 217–218).

319

О значении осмысления Аушвица как основы отрицания «старого времени» истории и исходного пункта для переосмысления ценностей европейской культуры см. в особенности обзор: Mongin О. Op. cit., Р- 39–59, 157–167; а также: Е. Traverso. L’Histoire dechirée. Essais sur Auschwitz et les intellectuels. Paris, 1997. P. 231 ff.

320

Нора П. Эра коммемораций…, с. 15.

321

Нора П. Между памятью и историей…, с. 11.

322

Современное восприятие времени представляется глубоко уникальным. Конечно, можно найти немало высказываний великих мыслителей, поэтов и писателей, живших в разные исторические эпохи, от античности до XIX в., в которых будет говориться о «неясности прошлого и непредсказуемости будущего». В таких высказываниях современные историки хотят увидеть аналоги того особого способа восприятия времени, который мы переживаем сегодня. Античные авторы и Шатобриан, Токвиль и Поль Валери — вот только несколько имен, с которыми пытаются связать начало современного восприятия времени. Тем не менее очевидно, что эти высказывания носят вполне случайный характер в их творчестве и никаким образом не отражают представлений, свойственных эпохе. Так, например, «презентистские настроения» Шатобриана «снимаются» футуристическим видением времени современниками Великой французской революции, чтобы через два столетия прийти к современному презентизму. «Плюрализм презентизмов», попытка историзировать уникальный опыт нашего времени есть еще одно проявление антропологической редукции.

323

Интуиции об этом иногда появляются в современных работах. Ср., например: Malaise dans la temporalité…, p. 32.

324

Эмансипация субъективного времени точно отвечает кризису понятия идентичности. Действительно, представление о едином всемирном времени, времени человечества, победившее в Новое время, являлось мощным орудием социализации, отождествления личности с коллективом, способствовало соотнесению индивида с человечеством. В наши дни дискурс «единения» находится в упадке. Понятие «идентичности», а именно уподобленности, тождества с некоторым сообществом, перестает выглядеть привлекательно. «Индивидуализм современной европейской культуры», разрушение социальных связей, порча «социального клея», возможно, отражает этот процесс возвращения индивидуальности.

325

R. Williams. Culture and Society 1780–1950. New York, 1983.

326

Эту связь между собственным именем и историчностью улавливали уже немецкие истористы, противопоставлявшие абстрактные явления, выражаемые именами нарицательными, уникальности исторических явлений, определяемых преимущественно именами собственными.

327

Уэльбек М. Элементарные частицы. С. 297–298.